– Этот по крайней мере жалобы излагает внятно и вообще доступен контакту, – ответил Данилов. – А у турка только одна надежда – на монитор.
– Если вас интересует мое мнение, то турок этот здесь вообще не по делу, – нахмурилась Маргарита. – Попсиховал небось и вообразил себе... А может, он вообще шизоид-ипохондрик? Взгляд у него такой странный, разве вы не обратили внимания?
– Испугался человек – в больницу угодил неожиданно, да еще в реанимацию, как тут не испугаться? Потому и взгляд такой. А вы что, умеете ставить по взгляду психиатрический диагноз? Научите, как?
– А вы, Владимир Александрович, оказывается, ехидна, – сверкнула глазами Маргарита. – С первого взгляда и не скажешь... О, нам еще один «подарок» везут.
«Подарок» оказался семидесятилетней женщиной с некупированным на дому приступом мерцательной аритмии. Женщину сопровождали две дочери – симпатичные дамы лет сорока, которые сразу же взяли Данилова «в клещи».
– Нам небезразлично здоровье нашей матери! – начала одна, глядя в глаза Данилову.
– Совершенно небезразлично! – поддержала вторая.
– Мы хотим, чтобы вы сделали для нее все возможное!
– И даже сверх того!
– У вас в реанимации нет отдельных палат?
– Нет.
– Ну да, это же не кремлевская больница. Но вы сможете обеспечить маме условия?
– И в какую палату вы намерены ее перевести? Найдете для мамы одноместную?
– Что вы сейчас намерены делать?
– «Скорая» сказала, что у мамы все очень серьезно!..
Данилова, опешившего от подобного натиска, спасла Маргарита.
– Граждане! – строго сказала она. – Дайте же доктору возможность заняться вашей мамой и другими больными! Что вы в него вцепились?
Дамы ушли, сказав, что они не прощаются и заглянут через пару часов.
– От таких никогда не знаешь, чего ждать, – поморщилась Маргарита, – могут денег предложить, а могут и жалобу написать. А бывает так, что сначала одно, а потом – другое. Вы с ними поосторожнее, Владимир Александрович, мутные они какие-то.
– Учту, – пообещал Данилов.
– Сергей Сергеевич так говорит: «пять процентов проблем доставляют пациенты, а оставшиеся девяносто пять – их родственники».
– Возможно, что он прав, – не стал спорить Данилов, никогда не задумывавшийся на эту тему.
Оценив объем всего, что «влила» в бабушку с мерцательной аритмией бригада «скорой», Данилов решил не торопиться с интенсивной терапией. Назначил пациентке капельницу с калием, дал под язык таблетку финоптина и попросил лежать спокойно, ни о чем плохом не думать.
– В мои года хороших мыслей и не бывает, – поджала губы пациентка.
– Поищите, вдруг найдете, – посоветовал Данилов. – О дочерях подумайте – они у вас такие заботливые.
– Это вы верно подметили, доктор, заботливые. Одна у них забота – кому моя квартира достанется. Других забот нет!
– Я к вам подойду через полчасика, – пообещал Данилов и поспешил на пост. Больная явно относилась к тому типу людей, которым все видится в черном цвете. С такими чем меньше разговариваешь, тем лучше. И тебе, и им.
Подойдя к пессимистке, как и обещал, через полчаса, Данилов увидел на экране монитора нормальный синусовый ритм.
– Вот и аритмия ваша прошла, – сказал он.
Пациентка тотчас же засобиралась домой. Данилов порекомендовал ей полежать хотя бы до утра.
– Я здесь не высплюсь! – последовал ответ.
Явившиеся с контрольным визитом дочери тоже стали настаивать на выписке.
– Мы дадим расписку!
– Вы же не можете задерживать маму против ее воли!
На шум вышел Городецкий.
– Под расписку так под расписку, – сказал он, выслушав Данилова. – Только не забудьте написать в расписке, что вы предупредждены о необходимости продолжения лечения в стационаре и о возможности возникновения повторных приступов, каждый из которых может привести к летальному исходу.
Дочери посовещались, потом (разговор происходил в больничном коридоре у входа в реанимационный зал) одна из них спросила:
– А можно пригласить сюда маму?
– Я вам лучше дам халат и бахилы и пущу на минут к ней, – сказал Городецкий. – Маме вашей пока лучше не вставать. Проследите, Владимир Александрович...
Дочери удалось уговорить мать остаться в блоке. Вместе с халатом она попыталась передать Данилову две пятисотрублевые бумажки, но Данилов отвел ее руку в сторону и сказал:
– До свидания.
– Дело хозяйское. – «Благодетельница» пожала плечами и ушла.
К полуночи Данилов полностью, как ему казалось, освоился в блоке. Городецкий наведывался в туалет реже, но уже мог ходить, только опираясь рукой о стену, так он ослаб. По его просьбе Маргарита приготовила целебное питье для восполнения потерянной жидкости. Рецепт питья был крайне прост: на литр воды (разумеется кипяченой) столовую ложку сахара, десертную ложку пищевой соды и чайную ложку соды. Перемешать и пить каждые четверть часа по одному-два глоточка.
У пациентки Караваевой дела были не в пример лучше – капсулы, которые плохо действовали на Городецкого, помогли ей сразу же. Возможно, причина столь быстрого исцеления крылась в том, что она съела всего один биточек, а не четыре.
«Скорая» больше не приезжала. До половины второго Данилов пил чай и шепотом, чтобы не разбудить спящих пациентов, беседовал с Маргаритой о жизни. Потом Маргарита легла на одну из двух свободных коек и сказала Данилову:
– Вы тоже можете прилечь. Что случится – сразу вскочим.
– Я лучше за столом почитаю. – ответил Данилов.
Он обвел глазами зал и подумал, что все не так уж и страшно. Не боги, в конце концов, горшки обжигают. Пусть он не кардиолог-реаниматолог, а всего лишь интерн, но ведь справляется, и неплохо. Сергей Сергеевич может спать спокойно – судьба блока в надежных руках доктора Данилова.
«Только вернувшись домой, выпив первую рюмку и ощутив, как растекается она там, внутри, приятным теплом, я позволяю себе констатировать, что дежурство прошло успешно», – сказал однажды Тарабарин.
Вроде бы как пошутил, но ведь шутки – это та же правда, только с примесью иронии.
Спустя минуту пронзительно запищал монитор, висевший над головой турка. Данилов подскочил к нему и увидел на мониторе картину мерцания предсердий. Пациент был бледным, дышал тяжело, чего-то быстро бормотал на родном языке, не иначе как молился.
– Ставим подключичку! – распорядился Данилов.
Подключичные катетеры он научился ставить не глядя, на автомате, но в этот раз, наверное от волнения, то проводник – толстая леска – шел не туда, то катетер не желал «идти» по проводнику.
Но ничего – справился. Как только Маргарита присоединила к катетеру капельницу, вскрикнул мужчина с первым в жизни приступом стенокардии. Теперь у него начинался второй приступ.
– Жжет и давит! – стонал он, потирая грудь правой рукой. – Что ж это?..
Частота сердечных сокращений возросла до ста двадцати, давление было невысоким – сто десять на семьдесят. Похоже на инфаркт.
Маргарита уже подкатила тележку с кардиографом и сноровисто накладывала электроды.
– Не дергайтесь! Лежите спокойно!
– Дышать можно? – серьезно спросил пациент.
– Можно! Это же не рентген!
Кардиограмма оказалась нормальной, но что с того – изменения при инфаркте возникают не прямо так сразу. В самом-самом начале кардиограмма может оказаться нормальной.
– Возьмем кровь на ферменты? – тактично напомнила Маргарита.
Существуют ферменты (например – креатинкиназа), определение содержания которых в крови помогает в ранней диагностике инфаркта миокарда.
– Да, конечно.
Данилов установил подключичный катетер и здесь. «Нет, все же правы те реаниматологи, которые ставят «подключички» на входе в реанимацию», – подумал он и пообещал себе, что впредь будет поступать только так.
Захрипел турок, лежавший под капельницей. Глаза закрыты, побледнел еще больше, руки безжизненно свесились вниз. Данилов бросился к нему. По экрану монитора тянулась характерная «пила». Трепетание предсердий. Давление упало, в контакт практически не входит...
– Я здесь все сделаю! – сказала Маргарита. – Вы там занимайтесь!
Она присоединила к катетеру капельницу и поспешила в ординаторскую – будить Городецкого, чтобы он выдал из сейфа ампулу промедола для купирования загрудинных болей.
Данилов принял решение прибегнуть к электроимпульсной терапии – дать электрический разряд, который остановит сердце пациента. После остановки чаще всего сердце возобновляет работу в обычном синусовом ритме.
Он подкатил к кровати тележку с дефибриллятором – прибором, генерирующим импульсы, установил переключатель на отметку в триста джоулей, смазал электроды гелем (выдавил второпях почти весь тюбик, сжав его в кулаке), отдернул одеяло, наложил электроды, очень вовремя вспомнил, что койки ногами касаться нельзя...
Разряд!
Запахло паленой шерстью – слегка пострадала растительность на груди у пациента. Сам пациент дернулся и тут же открыл глаза. Данилов посмотрел на монитор – синусовый ритм во всей его красе.
– Все нормально, – улыбнулся пациенту Данилов.
– О\'кей.
– О\'кей? – недоверчиво переспросил турок, явно понявший это интернациональное выражение.
– Восстановил? – Городецкий, выглядевший куда хуже «восстановленного» турка, подошел неслышно. – Хорошо. Дефибриллятор пока оставь здесь. Да и сам оставайся, за инфарктом я пригляжу...
– А сможешь? – усомнился Данилов, уж больно плохо выглядел Сергей Сергеевич.
– Знаешь девиз Суворова: «Обязан – значит могу»?
Явилась дежурная лаборантка – брать кровь на ферменты.
– В первой терапии засрали не только туалеты, но и коридор, – сказала она. – Бегут, да не успевают.
– В других отделениях лучше? – спросила Маргарита.
– В других отделениях хоть по коридору безбоязненно ходить можно...
От шума проснулась бабушка-пессимистка. Проснулась, вспомнила, где она, страдалица безгрешная, находится, и выдала новый приступ мерцания. Почти одновременно запищал монитор у мужчины с инфарктом...