Кларк ждала меня в смотровой. Под безжалостным светом ламп казалось, что ее и без того лишенное красок лицо выбелили. С ней был Фреарс. Он уже вымыл и продезинфицировал руки, а полицейская начальница ограничилась тем, что накинула лабораторный халат. Как только я вошел, они прервали разговор. Дверь закрылась, и меня, словно одеяло, окутала атмосфера охлажденного кондиционером воздуха.
— Ах, это вы, доктор Хантер, — весело приветствовал он меня. Его ангельски розовощекое лицо выглядело нелепо в хирургической шапочке, — преодолели водные опасности?
— Я на этот раз не был за рулем.
Он отрывисто рассмеялся.
— Если это вас хоть сколько-нибудь утешит, я однажды попал в точно такую передрягу. Угробил насмерть свой старый "Ягуар".
Осматриваясь, я делано улыбнулся. Смотровая была хорошо, по-современному оборудована. Два стола из нержавеющей стали расположены на расстоянии друг от друга. Лежащее на одном из них тело частично загораживали спины патологоанатома и старшего следователя.
На другом, в кювете из нержавеющей стали лежала отделенная от ноги ступня.
Настроение Кларк не улучшилось с тех пор, как я видел ее на набережной у устричной фабрики, но, возможно, такова была ее естественная манера.
— Спасибо, что прибыли, доктор Хантер.
— Все нормально. Хотя я до сих пор не понимаю, зачем я здесь.
Хотя кое-что в голове у меня зарождалось. Кларк повернулась к Фриарсу, предоставляя возможность объяснять ему. Тот подошел к столу со ступней.
— Узнаете?
— В прошлый раз, когда я ее видел, она была в обуви, но полагаю, что это ступня из устья.
— Не хотите сказать, что об этом думаете?
Озадаченный, я взял из раздатчика пару нетриловых перчаток, натянул на пластыри на руках и подошел к столу. Несмотря на прохладный воздух, в смотровой ощущался кисловатый привкус, подчеркнутый более острым запахом антисептика. Стопа была большой, раздутой и сморщенной — с так называемой "кожей прачки", характерной после пребывания под водой. Грязно-белый трупный жировоск приобрел легкий, почти фиалковый оттенок от краски яркого красного носка. Пальцы — словно бесцветные редиски с погруженными в них желтыми ногтями. Болезненно кривые — состояние, известное как молоткообразное искривление. Видимая поверхность голеностопного сустава — сплошная шишковатая мешанина костной и хрящевой ткани. Это было единственное место, подверженное воздействию окружающей среды и доступное падальщикам. Таранная кость — верхняя часть лодыжки, соединяющаяся с большой и малой берцовыми, обычно гладкая, оказалась изъедена и в ссадинах.
— Ну, как? — поторопил меня Фриарс.
— Не могу сказать ничего такого, что вы уже не знаете. Правая ступня десятого или одиннадцатого на глаз размера. Вероятно, взрослого мужчины, хотя не исключаю крупной женщины. Такого молоткообразного искривления пальцев у юношей, как правило, не встречается, поэтому остается допустить, что это был человек в годах. — Я помолчал, размышляя, что бы еще сказать, и пожал плечами. — Можно добавить, что количество накопленного жировоска и тот факт, что ступня отделилась от ноги, предполагают, что тело достаточно долго находилось в воде.
— Как долго? — спросила Кларк.
— Невозможно определить, просто взглянув. — Кроссовка защищала ступню, что, вероятно, ускоряло формирование жировоска. — Я бы сказал, не меньше четырех недель, но не исключено, что гораздо дольше.
— Продолжайте.
— Признаков травмы нет, только последствия влияния окружающей среды и активности падальщиков. Ничто не говорит о том, что ступню отрезали или отрубили. Остается сделать вывод, что она отделилась естественным образом. Можно взглянуть на рентгеновские снимки?
Фриарс кивнул.
— Только перед этим не сочтите за труд измерить голеностопный сустав.
Я удивленно посмотрел на него. Это же элементарные вещи.
— Разве вы еще не измеряли?
— Сделайте одолжение.
Патологоанатом больше не улыбался. И Кларк тоже. Они наблюдали, как я взял из второй кюветы раздвижной штангенциркуль.
— Надо бы сначала очистить кость от тканей…
— Меряйте, пожалуйста, так. Кость достаточно видна.
Ситуация начинала казаться странной. Я развел штангенциркуль, чтобы расстояние примерно соответствовало ширине таранной кости, свел рожки и прочитал на шкале показание.
— Получилось 4,96 сантиметра.
Я развел рожки шире, чтобы измерить длину кости.
— Не трудитесь, — остановил меня Фриарс и перешел к смотровому столу с телом. — Теперь, если не против, измерьте сустав большой и малой берцовых костей. Разумеется, правой ноги.
Если бы я и без того не догадался, огнестрельная рана в нижней части лица убедила бы меня, что передо мной тело из устья. Одежду с него сняли, и теперь оно лежало обнаженным. Как и ступню, которую я только что исследовал, его основательно вспучило, оно находилось в стадии разложения вспучивания, конечности лишились кистей и ступней. Подверженный воздействию атмосферы и хищников, череп превратился в белесую массу, но огнестрельная рана после того, как отмыли грязь из русла, стала еще заметнее. На груди и торсе имелся разрез патологоанатома, хотя я считал, что внутренние органы настолько разложились, что не могли сообщить дополнительной информации. На глубине в холодной воде их мог защитить трупный жировоск, но я сомневался, что это имело место в данном случае. Защищенные от насекомых и плотоядных одеждой гениталии более или менее сохранились, что облегчало определение биологического пола. Однако общее состояние трупа не позволяло надеяться, что вскрытие окажется информативным.
— Действуйте по готовности. — Фриарс слегка улыбнулся.
Оставив штангенциркуль на первом столе, я поменял перчатки, чтобы не перенести генетический материал со ступни на тело. Это было маловероятно, поскольку я касался только инструментов, но предпочитал не рисковать перекрестным заражением.
Особенно если все складывалось, как я думал.
Головки большой и малой берцовых костей были лишены какой-либо плоти, обнажая концы костей. Более крупная, так называемая большеберцовая кость опирается на верхнюю часть таранной, а более мелкая продолжается дальше. Взяв новый инструмент, позволяющий измерять внутренние поверхности, я проделал с суставами этих костей то же, что до этого с таранной костью. И чтобы не ошибиться, повторил измерения. Затем повернулся к Фриарсу.
— 4,97 сантиметра.
Тот в свою очередь повернулся к Кларк.
— Что я вам говорил? И цифра останется прежней, сколько раз ни меряй.
— Они не точно одинакового размера, — упрямо заметила старший следователь. — Лодыжка немного меньше.
Патологоанатом зажал ладонью рот и посмотрел на меня с таким видом, словно просил: "Попробуйте убедить ее вы!" Судя по всему, они уже успели поспорить на эту тему.
— Незначительные расхождения всегда возможны, — начал я. — Как в случае с левой и правой сторонами: они не идентичны. Если бы разница составляла несколько миллиметров, тогда — да — можно было бы считать, что ступня от другого тела. Но один миллиметр допустимо.
— То есть, по вашему мнению, ступня однозначно от этого тела?
— Я бы не говорил "однозначно" без дальнейших исследований. Но по тому, что я увидел, — весьма вероятно. — Даже если не исключать вероятность существования двух людей с одинаковой шириной суставов, возможность найти обоих мертвыми в одном и том же ручье, мягко говоря, проблематична. — Я посмотрел на ступню. — Полагаю, у вас есть причина считать, что эта ступня не Лео Уиллерса.
— Мы не располагаем точными величинами его тела, но он покупал обувь восьмого размера. В данном случае длина составляет около двадцати восьми сантиметров, что соответствует десятому размеру.
— Размеры обуви разнятся. — Я решил поиграть в "адвоката дьявола", хотя понимал, что проблем куда больше, чем несоответствие обувных размеров.
Кларк как будто не собиралась отвечать, и за нее заговорил Фриарс.
— Все так, но в девятнадцать лет Лео Уиллерс сломал во время игры в регби правую ступню. Нам разрешили посмотреть его тогдашние рентгеновские снимки: вторая и третья плюсневые кости были жестоко повреждены. На наших рентгеновских снимках все цело. Никаких старых переломов, никаких костных мозолей. Ничего.
— Вот что, Джулиан, — Тон Кларк был явно раздраженным, — я уверена, доктор Хантер не нуждается в том, чтобы ему все это втолковывали.
Я не нуждался и теперь понял причину ее плохого настроения. Расхождения в размере обуви не определяющий фактор, но кости лгать не умеют. Перелом оставляет костную мозоль в том месте, где срастаются две поверхности. Она остается на долгие годы, а если кость срастается неправильно, это заметно на рентгене. Таким образом, если стопа принадлежит выловленному у форта телу, это может означать только одно.
Обнаруженный труп — не Лео Уиллерс.
— Вскрытие что-нибудь выявило? — спросил я, позабыв на мгновение о своем смущении из-за того, что не попал на него.
— Никакого "дымящегося пистолета", если вы это имеете в виду. Разумеется, кроме того, который снес ему затылок. — Фриарс, судя по всему, вновь обрел чувство юмора. — В трахее и легких пены не обнаружено, что позволило бы предположить, что человек утонул. Можно смело утверждать, что он угодил в воду уже неживым. Входное отверстие контактное или почти контактное. На том, что осталось от челюсти, видны ожоги от сгоревшего пороха, и по характеру раны можно судить, что дробины летели очень близко друг к другу. Ни одна из них не задержалась в черепе, поэтому я не могу судить об их истинном размере.
— Но дуло все же находилось не в самом рту? — спросил я.
Патологоанатом холодно улыбнулся.
— Нет. Иначе снесло бы еще больше черепа, что, я уверен, вам известно.
Я это знал: если бы ствол во время выстрела находился во рту, давление газов разнесло бы вдребезги черепную коробку.
— Это существенно? — поинтересовалась Кларк.
— Зависит от обстоятельств, — ответил Фриарс. — Доктор Хантер мучается сомнениями, не было ли это самоубийством. Вопрос техники. Я угадал?