Я склонялся к последнему варианту.
Я собирался взглянуть на детский скелет, лежавший пока в свежей воде, однако возня с комком металла и пластика отняла у меня больше времени, чем я ожидал, а на семь часов я договорился о встрече с Одуйей. Еще одна ночь вымачивания ничем не могла повредить крошечным косточкам, да и спешки с ними не было. Испытывая смешанное чувство вины и облегчения за то, что могу отложить не самую приятную работу на потом, я решил оставить их до утра.
Я потянулся, поморщившись от боли в затекшем теле, убрал все образцы в контейнеры, погасил свет в смотровой, переоделся и направился к выходу. Кто-то шел передо мной по коридору к вестибюлю, и я ощутил досаду, сообразив, что это Мирз. Он тоже уходил с работы, одетый по погоде: в куртке-дождевике, со своим новеньким кейсом в руке. Мирз брел, ссутулив плечи и нахмурившись.
Увидев меня, он отвел взгляд. Однако сразу вздернул подбородок, расправил плечи и кивнул мне. Я подумал, не стоит ли предпринять еще одну попытку заговорить с ним, но при виде этого вздернутого подбородка решил, что нет. Кивнул в ответ и подождал, пока Мирз распишется у дежурного на стойке. У двери он задержался, чтобы поднять капюшон. Я тоже расписался в журнале, оттягивая время, чтобы не выходить вместе с ним.
Вот такие секунды могут изменить жизнь.
Порыв влажного ветра ворвался в вестибюль, когда Мирз открыл дверь. На улице стемнело, дождь не стихал. Пригнувшись навстречу ветру, Мирз уже начал пересекать улицу, когда я только выходил из дверей. Под козырьком я задержался, застегивая плащ, и тут меня окликнули:
— Доктор Хантер!
Я поднял голову и увидел Одуйю, стоявшего на противоположном тротуаре. Когда он шагнул на мостовую, чтобы перейти на мою сторону, Мирз обернулся.
Таким это мгновение и отпечаталось у меня в памяти: две фигуры, пересекающие мокрую от дождя улицу навстречу друг другу; уличный фонарь освещал их наподобие вспышки фотоаппарата.
Я услышал машину прежде, чем увидел ее. Где-то поблизости взвизгнули по мокрому асфальту покрышки. Автомобиль несся прямо на Одуйю, поймав его в свет фар. Поворачивая голову в ту сторону, он отталкивался ногой от мостовой в попытке отпрыгнуть.
Но не успел.
С отвратительным глухим стуком машина врезалась в него, швырнув на капот и ветровое стекло и отбросив через крышу. Колеса еще подминали под себя его зонт, а Одуйя, перевернувшись в воздухе, рухнул на мокрый асфальт. Машина вильнула, однако скорости не сбавила. Застывший посреди улицы Мирз наконец сорвался с места. Уронив свой кейс, он бросился вперед, но автомобиль зацепил его крылом. Он полетел на землю, и я увидел, как заднее колесо проехало по его ногам. На мгновение водитель, казалось, потерял управление; машину занесло, она врезалась бортом в стоявший у тротуара фургон, заскрежетал, сминаясь, металл, зазвенело стекло, а потом она с ревом унеслась.
Все это заняло несколько секунд.
Опомнившись от потрясения, я выбежал на проезжую часть. Пронзительно взвизгивала сигнализация фургона. Одуйя лежал ближе ко мне — без движения, с руками и ногами, раскинутыми под неестественными углами, как бывает у сломанной куклы. Вокруг его головы растекалась темная лужица крови. Широко открытый глаз уставился в мокрый асфальт. Опускаясь возле него на колени, я уже видел, что голова его болезненно деформирована. Одуйя лежал абсолютно неподвижно, и этот контраст с переполнявшей его обычно энергией нагляднее повреждений свидетельствовал о том, что я ничем не могу помочь ему.
На дорогу начали выбегать люди — случайные прохожие, видевшие несчастный случай.
Оставив Одуйю, я поспешил к Мирзу.
Залитый кровью, он распластался рядом с искореженным алюминиевым кейсом. Он был жив, однако без сознания; дыхание вырывалось из его груди с влажным хрипом. Одна рука была наверняка сломана, но больше всего пострадали ноги — во всяком случае, правая, по которой проехалась машина. Порванная штанина насквозь пропиталась кровью, и из-под нее торчали осколки белой кости.
Я попытался сосредоточиться. Травмы Мирза были серьезнее, чем у профессора Конрада, и я испытывал беспомощность, глядя на его изуродованную ногу. Кровь шла у него сразу из нескольких мест, что исключало простую перевязку.
— Дайте посмотреть, я медсестра!
Срывая с плеча спортивную сумку, рядом с Мирзом опустилась на колени молодая женщина. При виде его травм она чуть побледнела и нахмурилась.
— Держись, парень, "Скорая" уже выехала, — произнесла она. Если Мирз ее и слышал, то не реагировал. Женщина оглянулась на меня и сорвала с шеи яркий шарф. — У вас не найдется карандаша или авторучки?
Моя голова наконец включилась.
Я достал из кармана авторучку. Тем временем она свернула шарф и перетянула им бедро Мирза. Он застонал, когда она затягивала жгут, но в сознание так и не приходил. Сунув ручку под жгут, женщина начала закручивать его, пережимая артерию и останавливая кровь. Этот способ настолько прост, насколько эффективен; я видел уже его в действии, хотя при иных обстоятельствах.
— Давайте я помогу. Я врач, — добавил я, когда она оглянулась на меня. — Посмотрите, нет ли у него других серьезных повреждений.
Я взялся за ручку, продолжая перетягивать артерию, а женщина достала из сумки полотенце.
— Оно чистое, — сообщила она, перевязывая им рану на другой ноге Мирза. — Я как раз сменилась с дежурства и собиралась в спортзал. Не видела, как все произошло, только слышала. Это что, покушение?
Я кивнул, посмотрев в ту сторону, где лежал Одуйя. Вокруг него тоже собрались люди с лицами, подсвеченными голубоватым светом телефонных дисплеев. Кто-то накрыл его голову плащом; вдалеке уже слышалось завывание сирен.
— Вы его знали? — спросила женщина, проследив направление моего взгляда.
— Да, — кивнул я.
Глава 25
— Я не знаю.
Я старался говорить спокойно.
Уорд и Уэлан сидели напротив меня за раскладным столиком. Лица обоих оставались профессионально-бесстрастными. Мы находились в полицейском участке в миле от морга — старого здания из красного кирпича, спроектированного словно специально в расчете на подавление остатков духа у любого входящего. Я сидел в комнате для допросов уже третий час: сначала отвечал на вопросы местного сержанта-детектива, а потом ждал приезда Уорд с Уэланом.
Я надеялся, что с их появлением все изменится к лучшему. Зря.
— Попробуйте вспомнить, — в очередной раз повторил Уэлан. Вид у инспектора был помятый, усталый, а лампа дневного света над головой придавала его лицу болезненный голубоватый оттенок. — Ни один из других свидетелей не находился так близко к месту наезда, как вы. Вы стояли практически напротив.
Он мог и не напоминать. Однако весь инцидент чем дальше, тем больше казался мне нереальным, слишком свежим, чтобы анализировать это.
Нам с молодой медсестрой не пришлось долго сидеть рядом с Мирзом. Дежурный наряд полиции прибыл через несколько минут — сразу несколько машин, из которых вывалилась толпа полисменов в темной форме, в бронежилетах. Царила неразбериха, синие мигалки превращали всю сцену в подобие кошмарного сна. Потом прибывшие поняли, что угроза миновала, и все немного успокоилось, даже приобрело упорядоченный вид. Бригада "Скорой" занялась наконец Мирзом, и когда нас с медсестрой уводили в сторону, я оглянулся и увидел, как место, где лежал Одуйя, огораживают ширмами.
Больше я его не видел.
Меня наскоро допросили, а затем принесли из кареты "Скорой" бумажные полотенца и гель-антисептик, чтобы мы немного почистились перед тем, как садиться в полицейский автомобиль. Залитые водой стекла превращали уличные огни в бесформенный набор цветных пятен. В участке меня проводили в комнату для допросов и сунули в руки чашку чая.
Она так и стояла передо мной, нетронутая, с подернувшейся радужной пленкой поверхностью.
— Что за машина, помните? — продолжил Уэлан.
Я напряг память.
— Не "Гольф", но размера примерно такого же.
— Номер не запомнили? Хотя бы часть?
Я покачал головой:
— Все закончилось слишком быстро.
— А цвет?
— Темный. Хотя в свете фонарей даже этого не могу сказать наверняка.
— Синий, черный, красный?
— Не знаю.
— И на водителя вы не посмотрели? И на то, сколько в ней сидело людей?
— Нет. Было темно, шел дождь, фары светили в глаза. Наверняка ведь там на улице есть камеры наблюдения, неужели вы не можете просмотреть записи с них?
— Вот спасибо, а то мы не догадались бы, — усмехнулся Уэлан. — Это мог быть просто несчастный случай?
— Нет. Водитель не мог не видеть его. Одуйя окликнул меня, и как только он начал переходить улицу, машина тронулась с места и рванула прямо на него.
— То есть она ждала?
Я снова услышал визг покрышек, когда водитель нажал на газ, увидел лицо Одуйи, повернувшего голову на свет фар. Я попытался выкинуть эту картину из головы.
— Похоже на то.
— Свидетели утверждают, что автомобиль пытался избежать наезда на Мирза после того, как сбил Одуйю. Вы это видели?
— Машина определенно вильнула, когда Мирз пытался убраться с дороги, — произнес я, пытаясь припомнить подробности. — Наверное, в попытках объехать его. Но шанса сделать это не было никакого — при такой скорости.
Уорд поменяла позу. До сих пор она в основном молчала.
— Что там делал Одуйя?
Я знал, что данный вопрос рано или поздно прозвучит.
— Я договорился о встрече с ним.
Уэлан чуть не поперхнулся от возмущения.
— Господи!
Выражение лица Уорд не изменилось.
— Зачем?
— Он позвонил мне сегодня днем и сказал, что у него есть работа на общественных началах, которую он хотел бы предложить мне. К Сент-Джуд она отношения не имела, поэтому я согласился встретиться с ним вечером, чтобы обсудить это.
— В морге?
— Нет, в соседнем пабе. В "Пухе и перьях". Я думаю, он приехал на метро и направлялся туда, поскольку двигался со стороны станц