— Проект хорошо финансируется, — негромко напомнил Бьюкенен. — И проблемы со всеми вашими долгами могут решиться сами собой.
— Почему бы вам не найти специалиста именно по древнему христианству? — с надеждой предложил Джонс. — Я ведь специализируюсь в другой области. Пригласите, к примеру, моего отца, Генри Джонса. Во-первых, если верить многочисленным отзывам, он знаток христианских реликвий, а во-вторых, обожает безумные идеи и разнообразные сказочные истории.
— Индиана Джонс не верит, — сообщил сбоку француз. Акцент его опять заметно усилился.
— Ничего, поверит, — буркнул Бьюкенен краешком губ. Некоторое время он размышлял, затем решительно заявил: — Пожалуй, будет лучше сказать вам правду. Дело в том, что ваш отец и был руководителем проекта. Именно он пропал в Венеции.
Джонс-младший долго молчал, растерянно глядя на собеседника.
— Вы что, сотрудничали с моим отцом? — наивно спросил он.
— Да.
— Но ведь он не занимается практической археологией, он же давно все бросил!
— Возможно, вы недостаточно его знаете, Инди? Откровенно говоря, я всегда догадывался, что у вас сложные отношения. Простите.
— Вы утверждаете, что он пропал?
— Совершенно верно. Двадцатого августа.
— Это нелепость, — объявил археолог. — Я знаю своего отца достаточно, чтобы посоветовать вам просто подождать. Скорее всего он сидит в какой-нибудь заброшенной библиотеке, у него остановились часы, он не знает, сколько прошло времени. Или, скажем, вполне мог заснуть в постели какой-нибудь юной ассистентки, а проснувшись, забыл вернуться на работу — такое с ним уже бывало. Заблудился, потерял очки, передумал искать чашу Грааля — да что угодно! Я к тому, что вы напрасно опасаетесь чего-то серьезного, Джей.
Менеджер терпеливо выслушал.
— Я вас не тороплю с решением, Инди. Думайте. Доктор Ренар через два дня улетает обратно в Европу, и, надеюсь, мы успеем до этого времени вернуться к нашей теме.
— Вы, американцы, поразительно не похожи на англичан, — откликнулся Ренар с неожиданной горечью. — Вас совершенно невозможно понять.
— Знали бы вы мою маму, — сказал доктор Джонс, вставая. — Она была русской. Вот уж кого действительно нельзя было понять.
4. РАЗВЕДКА ЖЕЛАЕТ ПРИЯТНОГО АППЕТИТА
Бывают дни, когда события мчатся, как хорошо отлаженный «Форд-Т» по магистрали Чикаго — Спрингфилд. И нестерпимо хочется пригнуться, спрятаться от бьющего в лицо ветра, и тоскливая пустота распирает грудь, потому что вдруг понимаешь: благоустроенное шоссе неизбежно кончится. Чем? Кто знает? Обрывом, водопадом, рекой Стикс?..
Трудно представить, но иных дней в жизни сорокалетнего Индианы Джонса не было.
Сначала он позвонил Маркусу Броуди, другу отца, — человеку, который по праву именовался «давним другом профессора Джонса» еще до того, как Индиана стал сыном профессора Джонса.
Он позвонил, разумеется, только утром, по прибытии на работу — из преподавательской, чтобы не тратить собственные деньги. В самом деле, якобы пропавший Джонс-старший — профессор нескольких университетов Европы и Америки, известный ученый, оставивший серьезную науку лет десять назад из-за необъяснимой старческой блажи, — в свое время входил и в попечительский совет Чикагского университета. Почему бы университету не оплатить никчемный звонок? Это будет справедливо. И сыновья совесть таким образом очистится.
Звонок был междугородним, в Старфорд.
— Здравствуйте, Маркус, — сказал Индиана с нежностью. — Узнали? Нет, у меня как раз все в порядке, но вот мой старик, похоже, в очередной раз загулял. Исчез, как ни странно это звучит. Не затруднило бы вас проведать его, вдруг он попросту сидит дома и вспоминает ушедшее детство?
— Здравствуй, Инди, — издалека сказал ему Маркус Броуди. — Генри сейчас в Европе. Я недавно получил от него письмо. Из Венеции. Но если ты просишь, я обязательно съезжу к нему домой.
— Спасибо, Маркус, — попрощался Джонс, и на том разговор исчерпался.
Следующим пунктом в распорядке дня стояли занятия. Студенты были по обыкновению прилежно любопытны и утомительно невежественны. Лекция закончилась замечательно: профессор сказал «Все свободны», и студентов не стало. Профессор вышел на воздух, прогулялся по территории городка, размышляя над вопросом о смысле жизни и о своем месте в ряду желающих найти ответ. А может, ему грезился грозного вида Дворец человеческих судеб — небоскреб с многоэтажными подвалами и роскошным пентхаусом, — и его одолевали мучительные сомнения: ту ли комнату он снял в этом отеле? Впрочем, вероятнее всего, доктор Джонс просто-напросто обдумывал информацию, которую получил от менеджера Художественного института. Чаша Грааля — это призрак, который так просто не оставит душу археолога. Если же в груди археолога бьется сердце романтика-первопоселенца (как-никак его предки по отцу осваивали Дикий Запад, а предки по маме еще более Дикий Восток), — то подобный призрак непременно материализуется в виде сумасшедших поступков. Если упомянутый археолог к тому же холост, то есть свободен абсолютно, стопроцентно, тогда сумасшедшие поступки совершаются быстро и просто, как бы сами собой. Однако что-то мешало профессору Джонсу спокойно принять неизбежное решение. Какая-то заноза, прочно вошедшая в мозг… Он покинул границы университета, прогулялся до домика Роби,[11] полюбовался на диковинное сооружение — плоское, будто гигантским сапогом придавленное, больше похожее на декорацию к фантастическому фильму. Затем вернулся к корпусам.
Он знал, что именно ему мешало.
Чашей Грааля занимался его отец Генри Джонс-старший. Вот в чем дело. Шагать по протоптанной отцом дорожке было как-то… в общем, как-то унизительно.
Лучшее средство освободить голову от мыслей — дать работу желудку, тем более, когда питание оплачено на год вперед. Индиана прошел в столовую, взял бобовый суп и бифштекс, занял любимый столик — лицом к окну, спиной к залу. Суп был не постный, как у большинства, а на мясном бульоне, именно так, как любил профессор археологии; бифштекс был с китайским соусом, рецепт которого Индиана привез год назад; иначе говоря, местный повар прекрасно знал вкусы постоянных клиентов. Желудочный сок ударил в мозг, мгновенно растворив посторонние образы, и настроение стало простым, конкретным, будничным, и вот тут-то…
Вот тут, собственно, события и начались.
— Я предупреждал, что мы с вами еще встретимся, — раздался сзади голос, — но не предполагал, что так скоро.
Джонс обернулся — вместе со стулом.
Уильям Питерс, малорослый представитель племени разведчиков, стоял с подносом, на котором дымился обед, и приветливо улыбался.
— Разрешите составить компанию? — спросил он. Не дожидаясь ответа, разрешил себе сам: сел напротив Джонса, загородив таким образом ему вид на парк. — Приветствую вас, док. Мы, кажется, опять не поздоровались?
— А где ваш приятель? — вяло откликнулся Джонс.
— Приятель? У меня нет приятелей, по должности не положено.
— Ну, ассистент. Который похож на Кинг Конга, сбрившего шерсть.
Майор Питерс повернул голову и посмотрел вбок. Джонс также посмотрел вбок. Сержант размещался неподалеку — сосредоточенно ел в компании младшего клерка из ведомства секретаря университета. Клерк был молоденькой женщиной, поглядывавшей на сержанта с пугливым восхищением.
— У меня к вам дело, — сообщил майор Питерс, предварительно наполнив рот холодной закуской.
— Я обедаю, — напомнил Джонс без какой-либо надежды быть понятым правильно.
— Приятного аппетита, — кивнул собеседник. — У нас появились новые сведения, которые опять косвенно связаны с вами, мистер Джонс… А что, хорошо тут у вас кормят, почти как в Вашингтоне.
— Что за сведения?
— Особенно паштет, — сказал майор, энергично глотая. — Я питаюсь в столовой при Пентагоне, но там паштет обычный: печень, масло, лук, сельдерей, морковь, яйцо, перец. А у вас еще мускатный орех добавляют. Не пробовали? И гренки прекрасные.
— Верю вам на слово.
— Я прошу прощения, что в прошлый раз не мог быть с вами в достаточной степени откровенным. Сейчас обстоятельства изменились, и мы решили дать вам полную информацию. Вынужден предупредить о строгой конфиденциальности нашей беседы.
— О строгой конфиденциальности? — переспросил Джонс, оглядываясь по сторонам. За столиками сидели преподаватели, секретари, деканы, клерки. Кто-то в компании, кто-то в одиночестве. Посетители переговаривались, звенели посудой, шумно сдвигали стулья. Конечно, было не так людно, как в студенческой столовой, но все же…
— Чем больше народу вокруг, тем меньше шансов, что вас кто-нибудь услышит, — рассеял разведчик его недоумение. — Можно было бы уединиться в офисе, у вашего декана или снова у ректора, но это может привлечь внимание. Что касается содержания нашей беседы, то все сказанное должно остаться между нами, чем бы встреча не закончилась.
— А чем, собственно, она кончится?
— Очень просто: мы либо договоримся, либо нет. Итак, могу я рассчитывать на вашу порядочность?
— Ваши тайны умрут вместе со мной, — удачно пошутил профессор Джонс.
— Надеюсь, это случится не скоро, — майор Питерс был серьезен. — Новые сведения, о которых я упомянул, таковы. Во-первых, были проанализированы работы, опубликованные под именем Орлофф, и все, что с ними связано. Выяснилось, что такого человека как бы не существует, по крайней мере, в редакциях его не видели, работы приходили по почте. Но главное совсем в другом. Одна из статей подписана двумя фамилиями: Орлофф и Кэмден. Вам знакома вторая фамилия?
— Лили? — поразился Индиана. — Вы это хотите сказать?
— Да, Лилиан Кэмден. Нам стало известно, что указанная особа была вашей близкой знакомой, возможно, невестой, поэтому мы снова и пришли к вам.
— Невестой… — медленно произнес Индиана, словно бы пробуя слово на вкус. — Но Лилиан, насколько мне известно, нет в Штатах, переехала на жительство в Европу.