Маленький зал освещался мягким светом газовых ламп, теплые отблески плясали на деревянных стенах, покрытых (на вкус Василия Оттовича) слегка уже пожелтевшими от времени обоями с цветочным орнаментом. Простые столики из темного дуба аккуратно были расставлены вдоль стен. Каждый украшен белоснежной кружевной салфеткой и стеклянной вазой с букетиком полевых цветов. Столики предназначались для двух посетителей. Кто-то сидел на мягких диванчиках у стен, кто-то – на приставленных с другой стороны венских стульях. У прилавка радовало глаз высокое стеклянное витринное окно, за которым аккуратно разложены пирожные, эклеры, пышные круассаны и небольшие карамельные пирожки. Каждый разложен с заботой и выглядит словно маленькое произведение искусства. На полках позади витрины выстроились ряды баночек с вареньем и медом, изящные жестяные коробки с печеньем и конфетами.
Продавщица – дама в белоснежном переднике с кружевом – ловко взвешивала конфеты на медных весах. В воздухе витали ароматы ванили, шоколада и свежеиспеченного теста. Словом, Василий Оттович разделял любовь всех обитателей к этому чудесному местечку.
Доктор заказал себе кофе с эклерами и уже намеревался занять свободный столик, как ему в глаза бросилась знакомая пара. У стены сидела Анжелика Ивановна Любимцева, пребывающая, по всегдашнему обыкновению, в расстроенных чувствах. А вот напротив нее расположился Эдуард Сигизмундович Шиманский. Поляк нежно держал женщину за руку, слегка поглаживая, отчего-то напомнив Фальку расфранченную пиявку.
– Не извольте беспокоиться, мадам! – говорил Шиманский. – Одно ваше слово – и я не оставлю вас ни днем, ни ночью! Вам абсолютно ничего не угрожает!
– А что же, по-вашему, может угрожать Анжелике Ивановне? – хмуро поинтересовался Фальк, встав за его спиной. Вышло у него это, конечно, не так эффектно, как у Клотильды Генриховны, но уроки старой экономки не прошли даром. Шиманский взвился, будто ужаленный.
– Ах, доктор! – с плохо скрываемым недовольством произнес поляк. – Вы разве не видите, я разговариваю с дамой.
– Вижу, – подтвердил Фальк. – Как и вся кондитерская. Мне неудобно вам об этом напоминать, но упомянутая дама, так уж сложилось, замужем. А у вас, я уверен, есть крайне неотложные дела, которыми вам срочно необходимо заняться, не так ли?
– Не так! – возмутился Шиманский.
– Эдуард Сигизмундович, вы ставите нас обоих в крайне неловкое положение, заставляя меня напоминать о весьма неотложных делах, которые требуют вашего немедленного присутствия… Где-нибудь еще!
Как нам уже известно, при необходимости Василий Оттович бывал крайне убедителен. Вот и в этот раз его мимика была столь выразительной, что Шиманский сник, бросил последний томный взгляд на Любимцеву и скрылся.
Фальку меж тем принесли его заказ, и он уселся за соседний столик, выложив альманах на столик рядом с собой.
– Что же это вы, Анжелика Ивановна, – счел своим долгом заметить доктор. – Вам же наверняка известно, чем промышляет Шиманский и какая у него репутация. И все равно даете людям повод для кривотолков, находясь в подобной компании.
– Ох, Василий Оттович, – исторгла скорбный вздох Любимцева. – Мне страшно! Муж далеко! А тут… Призраки!
Фальк поперхнулся кофе (это, похоже, начало входить у него в привычку, чему доктор был крайне не рад) и страдальчески уставился на Анжелику Ивановну.
– Это вам покойная Вера Павловна о призраках успела рассказать? – уточнил он.
– Нет, я с этой ужасной женщиной не имела ничего общего! – воскликнула Любимцева, амурные эскапады которой генеральша явно не обошла вниманием. – Газеты! О них пишут в газетах!
Она взяла со стола газету и протянула ее доктору. Это оказался специальный номер «Великолужского вестника», вышедший, вопреки обыкновению, в пятницу вместо вторника. Василий Оттович принял его с превеликой осторожностью, будто опасаясь, что газета превратится в ядовитую змею и укусит его. Статья на передовице, однако, превзошла самые худшие его ожидания.
«Наш специальный корреспондент сообщает:
Близкий сердцу каждого из нас Зеленый луг в последние недели оказался охвачен необъяснимыми и пугающими явлениями. Жители, славящиеся своими здравомыслием и спокойствием, начали сообщать о том, что по ночам, в сумрачные часы перед рассветом, в окрестностях кирхи появляется загадочная фигура, которая своей неясной формой и движениями напоминает призрака.
Первые слухи о появлении таинственной фигуры распространились вскоре после кончины всем известной Веры Павловны Шевалдиной, чей дом был одним из самых заметных в деревне. Знакомые и соседи не раз слышали от покойной, что в здешних краях некогда находился древний монастырь, разрушенный много веков назад, и что призрак монаха, как она утверждала, может являться людям. Вера Павловна до конца своих дней была убеждена в существовании сверхъестественного и настаивала, что с ее уходом в мир иной тайны прошлого обретут новую силу.
Однако не все разделяют столь мистические взгляды. Другие жители деревушки выдвигают иную гипотезу. В их рассказах нередко упоминается имя зловещего барона фон Гарта, некогда проживавшего в своем имении неподалеку. Барон, по слухам, вел не только разгульную, но и темную жизнь, связанную с невыясненными обстоятельствами. Смерть его, столь же загадочная, как и его существование, породила множество легенд. По мнению некоторых, именно его дух возвращается к родным стенам, не находя покоя в ином мире, побеспокоенный работами по обустройству нового пансиона.
Как бы то ни было, каждый вечер в деревне пропитан тревогой и ожиданием. Свидетели утверждают, что видели неясную фигуру, едва различимую среди деревьев и сумрака, скрывающуюся за кустами или на заброшенных дорогах, где некогда проходил старинный тракт. Некоторые даже говорят, что при виде этой сущности слышится еле заметный звон колокола, напоминающий о древней церкви.
Так ли это – тайна, которую пока не удается разрешить. Местные старожилы вспоминают, что подобные рассказы ходили и в давние времена, но никогда призрак не появлялся столь часто, как в последнее время. Будет ли найдено разумное объяснение, или же мы имеем дело с подлинным явлением из мира духов – покажет время. А пока Зеленый луг живет в страхе и ожидании, словно дыхание прошлого снова дало о себе знать».
– Вот же… – Василий Оттович чуть было не позволил себе произнести непечатное слово в присутствии дамы, однако быстро взял себя в руки и прибегнул к языку предков: – Abscheulichkeit[19]!
– Будьте здоровы! – рассеяно отозвалась Анжелика Ивановна.
– Я-то здоров, а вот люди вокруг, кажется, все с ума посходили, – проворчал Фальк. – Анжелика Ивановна, вы же взрослая, современная, здравомыслящая женщина. Неужели вы верите в подобную пакость?
– Но люди же говорят, что видели… – начала было Любимцева.
– Во-первых, не люди, а газеты, это очень разные вещи, – поправил ее Фальк. – А во-вторых, людям вообще свойственно видеть всякое. Во время эпидемии холеры в Неаполе в 1885 году, например, местные жители утверждали, что им всем являлась Богоматерь. Но наука объясняет это массовым помешательством. Так и здесь. Вера Павловна, говорят, рассказывала о своем монахе каждому встречному. Даже если газетчики правы и люди действительно видели какую-то серую тень, то это лишь потому, что их потрясло убийство в Зеленом луге. О фон Гарте тоже всякие слухи ходили, но это был просто печальный больной человек. Его репутация, рассказы Веры Павловны и трагическое происшествие сложились воедино. Вот людям и мерещится черт-те что!
– Правда? – с надеждой взглянула на него Любимцева.
– Абсолютная, – утвердительно кивнул Фальк. – Призраков не существует. Убийцу поймают. А вы спите спокойно. И, пожалуйста, не поддавайтесь на уловки Шиманского. Сей субъект вашего внимания недостоин.
Сказав это, Василий Оттович печально оглядел пирожные и недопитый кофе. Заметка в «Зеленолужском вестнике» напрочь испортила ему аппетит, но разожгла в груди праведный гнев. А посему доктор решил завершить вечер визитом к редактору Шевцову и высказать ему свое недовольство.
Владелец и вдохновитель «Зеленолужского вестника», как и полагается светилу журналистики, приобрел себе в меру роскошную дачу – близ самого залива, с видом на зеленолужский яхт-клуб, который, между прочим, открывал один из великих князей. Дом имел два балкона: один со стороны моря, другой выходил на дорогу. Шевцов имел привычку ежевечерне смаковать дорогое вино поочередно на каждом. В этот раз редактор выбрал балкон, выходящий на дорогу. И, судя по доносящимся оттуда громким голосам, в сей вечерний час Фальк оказался не единственным человеком, явившимся выразить свою точку зрения на прискорбное состояние современной журналистики.
– Вы хоть представляете, какие слухи пойдут? – голосил знакомый фальцет председателя дачного общества Кунина.
– Какие слухи? Помилуйте! – возражал Шевцов. – Вы видели название газеты? «Зеленолужский вестник»! Окститесь, Евлампий Аристархович! Эта газета продается и, что важнее, читается исключительно здесь!
– Простите, но мне от этого не спокойнее! – добавился к спорщикам третий голос. Фальк смутно припомнил, что где-то его уже слышал.
Шевцов тем временем, видимо устав от скандала, отвернулся от собеседников и оперся на перила балкона. Именно поэтому он и увидел приближающегося Фалька.
– Василий Оттович, спасите меня! – громко воскликнул он. – Загляните, будьте любезны! Мне срочно нужен глас разума!
Фальк не стал уточнять, что он, собственно, и направлялся к редактору, а потому молча кивнул и вошел в дом через незапертую дверь. У Шевцова он бывал неоднократно, а потому быстро поднялся по лестнице на второй этаж и присоединился к спорщикам на балконе.
Евгений Маркович Шевцов, кажется, готов был доктора обнять и расцеловать. Это был солидный, слегка полноватый господин уже сравнительно преклонных лет, облаченный в пурпурный персидский халат. Густую для своего возраста шевелюру он каждое утро неукоснительно подкрашивал, дабы не оставить ни единого седого волоска. Пенсне, обычно украшающее его крупный нос, сейчас свисало на цепочке. Шевцов напоминал боксера, исчерпавшего все силы. А на канаты после долгого словесного спарринга его отправил пугающе багровый Евлампий Аристархович Кунин при поддержке опрятного господина, в котором доктор узнал коммерсанта Федора Романовича Вансовского. Так вот чей голос он слышал подходя!