Фальк проведал своих родственников и просто друзей. Заглянул к знакомым пасторам. Навестил рестораны и кафе, в которых традиционно собиралась немецкая публика. В какой-то момент им с Лидией даже улыбнулась удача – несколько человек вспомнили Мюллеров, проживавших на углу Невского и Надеждинской, и даже что главу семьи звали Карл. Но все сходились на том, что дела их шли плохо, а после переезда они вообще как в воду канули. С 1892 года торговец Карл Мюллер исчез из всех документов и неофициальных немецких кругов.
Василий Оттович быстро уверился в тщетности их поисков, и лишь кипучий энтузиазм Лидии не дал ему сдаться окончательно. Казалось, она была абсолютно неутомима и не собиралась отдыхать, пока не докопается до истины. Фальку с трудом удалось уговорить ее сделать перерыв на обед, когда они оказались на углу Гороховой и Большой Морской, где располагался любимый им ресторан «Вена».
Не то чтобы Василий Оттович часто позволял себе визиты сюда – такое расточительство грозило бы его разорить. Что уж говорить, если только завтрак в «Вене» стоил один рубль и семьдесят копеек. Стоимость, однако, объяснялась очень просто. Семьдесят пять копеек уходило на сам завтрак. Сорок копеек стоил утренний графинчик водки. Двадцать копеек – две кружки пива (без которых водка, как известно, – деньги на ветер). Еще двадцать копеек шли на обязательные чаевые официанту, а пятнадцать забирал себе швейцар.
На кухне ресторана «Вена» трудились мастера своего дела: супники, птичники, жаровщики, яичники, а также холодники, занимавшиеся закусками. В отдельном помещении работали «рыбаки» – специалисты по разделке и приготовлению рыбы. За десерты и выпечку отвечали пирожники и кондитеры, располагавшиеся в «холодной» кухне. Особым признанием пользовались русские блюда, которые, по общему мнению, повара «Вены» готовили особенно искусно.
Фальк и Лидия уселись за большим общим столом в центре зала. Меню здесь не предлагалось – гости платили восемьдесят копеек за общий обед из четырех блюд. Учитывая качество кухни, данный вариант виделся Василию Оттовичу исключительно выгодным.
– Признаюсь, я вовсе не надеялся, что вы согласитесь отдохнуть, – заметил Фальк. – Поверьте врачу – такой пыл вреден даже для молодого организма.
– Ну еще бы! – улыбнулась Лидия. – Кто-то ведь должен в нашей паре искать улики. А то вы только и делаете, что хмуритесь и молчите.
– Я анализирую, – сдержанно возразил Фальк.
– И что подсказывает ваш анализ?
– Что вам, увы, следует быть готовой к разочарованию…
Он оказался прав. Даже девичья активность к вечеру сошла на нет. Оставалась надежда на официальные учреждения, но их неповоротливость стала притчей во языцех, поэтому рассчитывать на результат сегодня (а если размышлять трезво, то и на этой неделе) не стоило.
Возвращались в Зеленый луг они последним поездом, мрачные, молчаливые и усталые. Новая ниточка, столь многообещающая поначалу, оборвалась на самом интересном месте.
– И все же обидно, – наконец сказала Лидия, глядя в сумерки за окном мчащегося поезда.
– Обидно, – подтвердил Фальк. – Но, боюсь, мне это чувство знакомо. Иногда, знаете, попадается сложный случай. Ты думаешь, изучаешь, штудируешь справочники. И вот, когда диагноз вроде бы понятен, происходит что-то, полностью опровергающее твои догадки.
– Что вы делаете в таких случаях? – повернулась к нему девушка.
– Начинаю сначала, – пожал плечами Фальк. – Но мы, к счастью, от этого избавлены. Версия с Мельниковым и Вансовским никуда от нас не делась.
– Ну да, – согласилась Лидия. – Но все равно безумно обидно. Мне казалось, что мы действительно наткнулись на что-то стоящее, что может все объяснить… Василий Оттович, а как вы думаете, почему люди так охотно верят в призраков, но с таким трудом – в простые объяснения?
– Потому что призрак оставляет простор для надежды. А объяснение – только для разочарования, – отозвался он негромко.
Она грустно вздохнула, прислонилась к доктору и положила голову ему на плечо. Василий Оттович остался недвижим, но предпринял все от него зависящее, чтобы Лидии было удобно.
На станции Зеленого луга они сошли, когда уже почти стемнело. Перрон, скудно освещенный четырьмя фонарями, был совершенно пуст, только станционный дежурный выглянул из своей сторожки, чтобы позвонить в колокол, давая сигнал поезду. Столь же безлюдной оказалась площадь перед вокзалом и торговая улица. В этот поздний час все магазины, лавки и кафе уже завершили свою работу, закрыв плотными ставнями витрины. Оживление наблюдалось только в конце улицы, где располагались «Бристоль» и ресторация, но в ту сторону Фальк и Лидия решили не ходить, двинувшись напрямик к курзалу.
Майский вечер окутал Зеленый луг прохладой. В небе таяли последние розоватые отблески заката. Тишина, нарушаемая лишь редкими щебетаниями птиц да удаляющимся, почти неслышным стуком колес ушедшего поезда, царила над опустевшими улочками. Окна дач, мимо которых рука об руку шли Василий Оттович и Лидия, или были темны, или излучали теплый оранжевый свет. На нескольких верандах еще оставались засидевшиеся компании, дамы кутались в пледы перед лицом прохладной ночи. Словом, очередной чудесный вечер из тех, что возможны только в тихих дачных уголках. И то ли от томных весенних ароматов, то ли благодаря компании, но Фальку очень хотелось, чтобы этот вечер не кончался.
Но у поворота на аллею, ведущую к даче Шевалдиных, им пришлось остановиться.
– Уверены, что вас не нужно проводить? – с затаенной надеждой спросил Фальк.
– С удовольствием, но… – расстроенно ответила Лидия. – Вы не представляете, что втемяшится в голову маменьке.
– А что, простите, ей может втемяшиться в голову?
– Что вы за мной ухаживаете.
– А… – В горле у Фалька мгновенно пересохло. – А что, если и так?
– А если и так – то вы разбудите чудовище, – засмеялась Лидия. – Маменька, как я уже говорила, конечно, очень хочет выдать меня замуж, но критерии, которым жениху должно соответствовать… Словом, вы явно не захотите ее видеть в подобном настроении. Но спасибо за предложение. И доброй ночи, Василий Оттович.
– Доброй ночи, Лидия Николаевна.
Фальк стоял и смотрел, пока фигурка девушки не исчезла в вечерних сумерках. Отчего-то захотелось глубоко вздохнуть, что доктор и сделал, а затем побрел кружным путем в сторону дома. Если бы кто-то наблюдал за Василием Оттовичем в этот момент (а кто-то как раз наблюдал, но к этому мы еще вернемся), то удивился бы, насколько обыкновенно сдержанный и солидный Фальк напоминает влюбленного подростка. Что уж там говорить – он даже игриво пнул попавшуюся по дороге еловую шишку!
Вот только вскоре на смену радужному настроению начало тихонько подкрадываться беспокойство. Никогда в жизни ему не приходило в голову, что Зеленый луг может быть опасен. Даже после арестованных Сидоровым эсеров. Даже столкнувшись лицом к лицу с бандой экспроприаторов. Но вот история с монахом каким-то неподвластным рациональному уму Фалька образом наделила знакомые аллеи ореолом зловещей тайны.
С каждым шагом доктор ощущал, как чувство тревоги, в его воображении принявшее вид омерзительной скользкой амебы, ползет вниз по спине. Ему казалось, что за ним кто-то следит. Периодически Фальк бросал быстрые взгляды через плечо, но там, между деревьями, лишь тихо покачивались ветви. Он ускорил шаг, сердито шепча себе, что не может позволить подобным глупостям вызывать у него страх.
В какой-то момент злость и упрямство возобладали. Василий Оттович встал как вкопанный, глубоко вдохнул, задержал воздух в легких на пять секунд и снова выдохнул. Затем повторил процедуру еще несколько раз, чувствуя, как пульс перестает стучать с нездоровой скоростью, а нервная дрожь, отчего-то охватившая все тело, отступает.
Уже взяв себя в руки, он огляделся вокруг, чтобы окончательно убедить себя, что все его страхи – лишь порождения внезапно разгорячившейся фантазии.
Вместо этого он увидел, как из-за куста выглядывает фигура в серой рясе с капюшоном. Монах! Дыхательная гимнастика пошла насмарку. Сердце забилось быстрее, а в горле пересохло. Внутренний голос твердил: это всего лишь игра воображения, но доктор не мог отогнать нарастающее чувство ужаса.
Рассудительная часть его мозга напомнила, что привидений не бывает. Значит, ему либо кажется, либо перед ним человек из плоти и крови. Правда, завершив сию логическую цепочку, все та же рассудительная часть мигом напомнила, что этот человек из плоти и крови совсем недавно укокошил двух человек. И хотя Василий Оттович находился в отличной физической форме и вполне мог дать отпор нападающему, мало ли, что взбредет в голову убийце. А значит, держаться от фигуры в серой рясе надо подальше.
Фальк прочистил горло, намереваясь окликнуть монаха и потребовать немедля перестать пугающе маячить в кустах. Вместо этого ноги как-то сами развернули его в противоположную сторону и со всей возможной скоростью припустили прочь. Фальку хотелось бы упрекнуть себя за позорное бегство от иллюзорной угрозы, но он решил сделать это, только когда между ним и монахом окажется надежно закрытая дверь собственного дома.
Уже почти пробежав мимо пустующей пока соседней с ним дачи, Василий Оттович остановился, повернувшись. Темная аллея была пуста. Никто не маячил в кустах. Никто не спешил за ним по тропинке и не плыл, аки призрак, меж деревьев. Почему-то именно в этот момент Фальку стало горько и обидно: как мог он, доктор, заниматься такими глупостями? Убегать неведомо от кого? Выставлять себя на форменное посмешище? Фальк развернулся и понуро побрел к себе.
Вскоре он вновь стоял перед домом. Клотильда Генриховна наверняка уже легла спать, но окна прихожей лучились уютным светом – экономка оставила лампы гореть, чтобы Фальк не бродил в полной темноте. Открыв дверь, доктор быстро вошел внутрь и захлопнул ее за собой, словно искал защиту – то ли от воображаемых призраков, то ли от вполне натурального позора.
Фальк потер лоб и попытался успокоиться. Память невовремя подкинула ему слова случайного попутчика, Владимира Николаевича: «