– Это мой подарок вам, – произнесла Анархия. – Вы любите классический балет?
– Ну… – неопределённо загудел Гарин, поднимая брови и плаксиво топорща губы.
– Любим! – пришла на помощь Маша. – Он чудесен всегда.
– А я равнодушна к нему! – рассмеялась Анархия. – Поэтому эти танцоры у нас всё время в анабиозе. Этот шар остался у меня от Арика. Как он попал к нему – понятия не имею. А теперь он будет у вас.
– Благодарим вас, богиня, – поклонился Гарин.
– Что это за спектакль? – спросила Маша.
– Венский оперный театр, 1964 год, “Лебединое озеро”, постановка Рудольфа Нуреева. Все танцоры до единого клонированы. Как говорил Арик, продукт был выпущен к столетию постановки. Смотрите!
Анархия дважды коснулась декорации, и музыка прекратилась, танцоры замерли на своих местах. Богиня взяла и подняла на своих ладонях главных героев балета:
– Это Нуреев, а это Марго Фонтень.
– Чудесно! – улыбнулся Гарин.
– Теперь они будут радовать вас. – Богиня трижды коснулась декорации, и всё снова сложилось в полупрозрачную сферу.
– Благодарим вас! – Маша приняла полусферу.
Гарин приподнялся.
– К сожалению, нам пора двигаться дальше.
– Я понимаю. Да помогут вам в пути ветры свободы!
В скором времени караван маяковских, гружённых людьми, бути и поклажей, под прощальные крики и одобрительный свист анархистов вышел из ворот “Цзыю” и взял курс на север. Джастин и Ольга решили остаться в лагере. Их никто не удерживал. Воспользовавшись освободившимися местами, Ананий втянул в корзину свою луноликую казахскую подругу Салтанат. Бути после бурной ночи были в полудрёме, Дональд просто спал в своей корзине. От лагеря анархистов за чудесное исцеление богини Анархии путешественникам перепало воды, хлеба и жареной козлятины.
Погода по-прежнему радовала, солнце сияло. Гарин и Маша ехали на головном маяковском. Подкрепившись продуктами жизнедеятельности анархистов, маяковские бодро и размашисто шагали, улыбаясь раскинувшемуся перед ними алтайскому пейзажу. Через пару часов лесистые холмы совсем сгладились и впереди раскинулась великолепная равнина, поросшая молодой травой и буйными первоцветами. Небольшие островки смешанного леса зеленели то тут, то там.
– Сети нет до сих пор. – Маша убрала в карман свой смартик. – Неужели электромагнитный импульс способен так надолго повредить систему?
– Возможно, сеть отключена в военных целях. – Гарин курил анархистскую самокрутку.
– Вы правы, Гарин, – презрительно согласилась Маша и рассмеялась.
– Что?
– Я думала, что Эммануэль останется в лагере. Но ошиблась.
– Жизнь вносит коррективы.
– Да! Легко нашим бути – родственников нет, никто не ждёт. Могут остаться где хотят.
– Ну, комфорт им необходим.
– Джастин поступился комфортом ради сладкой анархии.
– Это тоже комфорт. Души.
– И снова вы правы, доктор.
– Через минут сорок пора где-нибудь и привалиться.
– Здесь везде так красиво!
– Там что-то блестит впереди. Может, речка. Дойдём и устроим привал.
– Прекрасно!
То, что блестело, действительно оказалось речушкой – мелкой, с песчано-каменистыми отмелями и уже не мутно-молочной, а прозрачной водой. Возле речки был маленький перелесок. В нём и решили устроить привал. Но едва подошли к леску, как далеко сзади вспыхнуло, просияло и погасло. И тут же люди ощутили слабый толчок в сердце.
– Опять! – покачала головой Маша.
– Вторая, – бодро кивнула Пак.
– Война идёт… – угрюмо пробасил Гарин.
Долетел грозный, рокочущий гром. Маяковских слегка качнуло.
– Привал! – мрачно скомандовал Гарин. – На колени!
Маяковские стали одновременно опускаться на колени. Но не успели они выполнить эту команду, как из-за деревьев показались трое мужчин с автоматами. Один из них, чернобородый, выкрикнул что-то на непонятном языке. Путники замерли в своих корзинах. Бородатый снова выкрикнул, поднимая автомат. Гарин стал поднимать руки, но бородатый со злобой снова закричал.
– Не стреляйте! – крикнула Пак по-алтайски.
Бородатый закричал злобно и протяжно, целясь из автомата в Пак. Маша выхватила свой большой чёрный глок из кобуры и открыла огонь. Бородатый упал. Двое других бросились на землю и открыли огонь из автоматов. Прячась за плечами своего маяковского, Пак достала свой “питон” и стала стрелять. Бути пригнулись, Саламат испуганно вскрикнула. Гарин присел, шаря по карманам в поисках “бульдога”. Штерн тоже замешкался.
– Мужчины, мать вашу, ну что же вы?! – закричала Маша, разрядив всю обойму.
Гарин всё не мог найти револьвер, Штерн высунулся из корзины и успел дважды выстрелить, но ответная очередь снесла его. Прячась за головой маяковского, Пак стреляла наугад. Чувствуя растерянность противника, нападавшие поднялись и двинулись, стреляя очередями. Но Ананий, вытащив из сумки свой короткоствольный автомат, ответил им длинной очередью, заставив снова залечь. Гарин наконец нашёл свой “бульдог”, героически выпрямился и открыл огонь. Вдруг мимо обороняющихся что-то грозно просвистело, и двух разбойников накрыл взрыв. Осколки камней разлетелись вокруг, заставив путников присесть.
Все оглянулись. Неподалёку стояли пятеро конных. Один из них, с ракетомётом на плече, навёл его на путников.
– Не стреляйте! – крикнула Пак по-алтайски.
– Не стреляйте! – выкрикнула Маша по-китайски.
– Не стреляйте! – завопила Салтанат по-казахски.
– Не стреляйте! – закричал Сильвио по-итальянски.
– Не стреля-я-яйте! – заревел по-русски Гарин на манер протодьякона.
– Русские? – громким высоким голосом выкрикнул один из всадников.
– Русские! – пророкотал Гарин.
– Слава Богу! Отставить!
Всадник опустил ракетницу. Конные подъехали ближе. Они были хорошо одеты и вооружены, на сытых, холёных лошадях с добротной сбруей. Их вожак восседал на вороном коне с роскошной гривой. В руках он держал автомат с оптическим прицелом.
– Откуда? – спросил он строго высоким голосом.
– Мы врачи. Бежим от войны в Барнаул, – ответил Гарин.
Всадник остановил на лице Гарина взгляд своих быстрых и неприветливых глаз:
– Врачи?
Его худощавое загорелое лицо с пышными усами, перетекающими в густые бакенбарды, и орлиным носом выражало суровое недовольство.
– Да, врачи, – с достоинством повторил Гарин, выпрямляясь в корзине и нервно оглаживая бороду.
Всадник подъехал ещё ближе. Его конь покосился смоляным глазом на лицо стоящего на коленях маяковского и всхрапнул. Подъехавший сузил свои злые глаза, вглядываясь в Гарина.
Маша и Пак замерли, опустив оружие.
Гарин стоял под взглядом незнакомца, как гранитный столб.
– Так это же прекрасно! – вдруг воскликнул фальцетом всадник и расхохотался.
С его орлиного лица мгновенно, как слетевшая маска, сошло злое выражение, оно стало приветливым, глаза тоже засмеялись и залучились радостью.
– Граф Сугробов! – кивнул он головой под маленькой кожаной шапкой с меховой оторочкой.
– Доктор Гарин, – поклонился Платон Ильич.
Медики тоже представились.
– Прекрасно, прекрасно! – Слегка картавя, граф обвёл их изменившимися, радостными глазами. – А мы вас приняли за витаминдеров. А те кто?
Он резко обернулся, глянул на убитых.
– Они напали на нас, – заговорила Маша.
– У нас раненый! – Пак склонилась над Штерном.
Он был в сознании и держался за сочащееся кровью плечо.
– Раненый? Поможем, поможем. – Граф развернулся на своём мощном коне. – Братцы, гляньте раненого! Хотя…
Он рассмеялся.
– Вы же сами врачи! Пров!
– Ваше сиятельство? – подъехал на кауром жеребце здоровенный усатый детина.
– Обыщи тех, забери оружие!
– Слушаюсь! – рявкнул Пров и, пришпорив каурого, метнулся к леску.
– Врачи, врачи… – повторял граф. – Русские врачи! Расчудесно! А это кто?
Он заметил осмелевших, повысовывавшихся из корзин бути.
– Бути, – ответил Гарин. – Pb.
– А? – непонимающе усмехнулся он и тут же завертелся с конём вокруг Гарина. – Я-то грешным делом принял тех за вашу охрану! Мы вас издалеча засекли. Думали, караван витаминдеров с Казахстана идёт. А эти бриганды, видать, на вас решили поохотиться, устроили засаду. Так?
– Так, так, – кивал Гарин.
– У вас есть бинт, антисептик? – отчаянно спросила Пак. – Мы ничегошеньки не взяли…
– Бинт? – Граф обернулся к своим.
– Я имею! – ответил Ананий.
– Давайте, давайте! – торопила Маша.
Вытащили из корзины, положили на землю и смотрели Штерна. Одна пуля пробила ему бок навылет, другая застряла в плече.
– Не радикально, не радикально… – бормотал он, силясь улыбнуться.
Кот жалобно мяукал и жался к его ногам. Маяковский Штерна, изрешечённый очередью, стоя на коленях и улыбаясь, совершал руками одно и то же движение, поднимая что-то невидимое и отправляя назад в корзину.
Маша и Пак перевязывали Гарина. Подъехал усатый детина с тремя автоматами:
– Ваше сиятельство, не казахи. Монголы или чечены. Вот!
Граф осмотрел оружие, два автомата швырнул в речку, один вернул всаднику.
– Это был не монгольский язык, – заметила Пак.
– Чеченов много тут бродит, – заговорил детина. – Китайцы навешали им люлей в Дагестане, вот они и попёрли на Алтай.
– Знакомьтесь, господа, мой есаул! – представил его граф.
– Пров Петров, – кивнул головой усач.
– Надо вынуть пулю, – бормотала Пак. – Обязательно!
– Дома у меня есть и врач, и инструменты, – сказал граф. – Поедемте!
– Подъём! – скомандовал Гарин маяковским.
Маяковский Штерна вспрыгнул на ноги и снова бухнулся на колени. И стал непрерывно повторять это вместе с погрузочным движением. От него посторонились.
Стали залезать в корзины. Перевязанного Штерна погрузили.
– Вперёд! – скомандовал Гарин.
Маяковские зашагали. Повреждённый маяковский продолжал падать на колени и вскакивать. Его так и оставили на берегу речушки.
Граф и всадники поехали рядом с шагающими маяковскими. Гарин и Маша переговаривались с графом, оказавшимся словоохотливым. Выслушав от Гарина историю бегства из санатория, он сочувственно цокнул языком: