Он поцеловал руку жене.
– А как же сердечное беспокойство? – улыбнулась та. – Без него наша жизнь убога.
– Убогая, убо-о-гая я! – завыла Агафья.
– Покой покою рознь, – пророкотал Гарин. – Бывает такой покой, что волосы встанут дыбом.
– Да, в хорошем покое всегда найдётся своя доля здорового беспокойства, – заметила Пак.
– А в беспокойстве есть свой покой, – скривила губы Маша.
– C'est interessant! – Графиня улыбнулась Маше.
– Покой, к счастью, нам только снится! – Граф Данила откинулся на спинку своего массивного стула. – Вы правы, уважаемая Ангела. В нынешнем мире мы все обречены на беспокойную жизнь.
Он помолчал, но вдруг выпучил глаза и ударил кулаком по столу:
– И слава Богу!
Все засмеялись. Эммануэль приподнялся с бокалом в руке:
– Я бы хотел уточнить тезис, озвученный моим старым другом и коллегой Ангелой. Речь шла, безусловно, не о банальном покое обывателя или пенсионера. Каждый здравомыслящий политик желает покоя своей стране. Но это не кладбищенский покой, не покой пандемический и не радиоактивный покой. Это покой равномерного, предсказуемого развития, вселяющего в граждан уверенность в сегодняшнем и в завтрашнем дне. В нынешнем мире нарушен именно этот покой. Потеряна уверенность в настоящем и будущем. Мне не хотелось бы омрачать наше застолье, но мы действительно уже давно не знаем, что будет с нами завтра.
– Да, вы точно не знаете, что будет с вами завтра, – задумчиво произнёс астролог Моно. – И мир не знает. Это нынешняя реальность. У русских есть два “проклятых” вопроса – “Кто виноват?” и “Что делать?”. Не философствуя долго, я, черногорец, могу с ходу ответить на оба русских вопроса. Виноваты в этом вы, господа экс-правители мира. Уважаемая Ангела только что чуть не со слезами рассказала нам о безмозглых военных, пришедших ей и коллегам на смену и ввергших мир в перманентную войну. Этих военных, мадам, породила ваша идиотская политика. Не обижайтесь, господа pb, но вы недооценили мир, которым управляли. Вы недооценили человека XXI века. Вы правили по-старому, в стиле прошлых веков. И своим политическим высокомерием разбудили средневекового человека, homo medii aevi. И он пришёл. И дал вам пинка.
За столом наступила тишина. Даже Дональд перестал чавкать и непонимающе смотрел на астролога.
Граф Данила вздохнул и произнёс, упираясь кулаком в стол:
– Жестоко. Но правда.
– Что ж, в таком случае мне нечего делать за этим столом, – произнесла Ангела, слезла со стула и на ягодицах поползла из зала.
– Пожалуй, мне тоже. – Эммануэль вытер рот салфеткой. – Merci.
Он спрыгнул со стула и последовал за Ангелой.
– Эй, куда вы? – спросил Дональд.
– Господа, господа, постойте! – стал приподниматься граф Савва. – Право, это не повод нас всех…
Но брат схватил его за запястье:
– Это повод. Садись.
Савва повиновался.
Ангела и Эммануэль покинули зал.
– Это серьёзный повод, брат, – повторил граф. – Моно сказал правду. Она для них до сих пор горька.
– Синьор, что вы несёте, чёрт возьми! – отшвырнул приборы Сильвио. – Кто дал мне пинка? Покажите этого человека!
– Вам дало пинка время, – жёстко отчеканил Моно, глядя поверх Сильвио.
– Мне? Время? Это я дал ему пинка! Я дал пинка моей сонной стране, и она полетела в будущее, как ракета! Вы идиот и ничего не смыслите в политике. Мир до сих пор плачет, вспоминая нас, правда, Владимир?
– Это не я… – жевал тот.
– Простите, господа, нашего семейного астролога, он всегда резок, а часто – жесток в суждениях, – заговорила графиня. – И с нами тоже.
– Мы, видите ли, разбудили homo medii aevi! Да он и без нас жил всегда, во все времена! Жил и здравствовал!
– Но не всегда вылезал наружу, – парировал Моно.
– Чушь! Он царствовал весь двадцатый век! Сталин, Гитлер, Мао, Пол Пот! Наш дуче с ним вполне договорился, но обстоятельства оказались сильнее!
– Я знаю, что со мной будет завтра! – вдруг выкрикнул Дональд. – То же самое, что и сегодня!
– И я знаю, что будет со мной! – продолжил Сильвио. – А вот вы, милостивый государь, не знаете, что будет с вами через десять минут!
Сильвио приподнялся, глядя на Моно, который невозмутимо жевал, всё так же посматривая мимо всех.
– Вы подлец! Вы оскорбили моих друзей, я вызываю вас!
Все замерли.
– Дуэль? – усмехнулся Моно.
– Да, дуэль! Мы будем драться сейчас. Здесь, в этом зале!
– На пистолетах?
– Нет! Как оскорблённый, я выбираю оружие. На шпагах! Граф, надеюсь, они у вас найдутся?
– Обижаете! – заулыбался граф, оживившись. – Пров!
– Ваше сиятельство? – вскочил тот.
– Подать шпаги!
Есаул выбежал из зала.
Моно встал и вышел из-за стола.
– Это не я… – Владимир успокаивающе взял было Сильвио за руку, но тот вырвался, спрыгнул со стула и встал напротив Моно.
Моно скрестил длинные, худые руки на груди. Он был абсолютный антипод круглого, маленького Сильвио – высокий, худой, с большой лысоватой головой. Лицо его, бледное, тонкогубое, со впалыми щеками и глубокими тёмными глазами, по-прежнему ничего не выражало. Покачивающийся же на ягодицах Сильвио весь пылал гневом – огромные губы разошлись, большие глаза хлопали ресницами.
– Ваш астролог умеет фехтовать? – спросила Маша графиню.
– Он всё умеет, – нервно усмехнулась та и произнесла громко: – Господа! Думаю, что не стоит спор о прошлом заканчивать дуэлью! Это глупо! Господин Моно принесёт свои извинения, и всё порешим миром.
– И выпьем шампанского за примирение! – подхватил граф Савва.
– Прошлого и настоящего! – просяще протянула руки графиня.
– Дуэль – это грех, – покачал головой батюшка.
– Грех, грех! – басил дьякон.
– Грехи, грехи мои гнойны-ы-ыя! – вскрикнула Агафья, швырнув яблоком в собак.
– Я готов извиниться, – произнёс Моно с полуусмешкой.
– Никаких извинений! – выкрикнул Сильвио.
– К чёрту извинения! – закричал Дональд. – Я никогда не извинялся! Чёртова мода демократов! Они, видите ли, требуют преклонить колено! Fuck off!
– Это не я, это не я… – с досадой бормотал Владимир.
– Что-то… многовато для одного дня, – проворчала Маша, взглядом ища у Гарина поддержки.
Гарин молчал, с сумрачным изумлением глядя на дуэлянтов.
– Коктейль № 7 мы не взяли с собой… – ответила за него Пак.
Вошёл есаул с двумя старинными шпагами. Граф Данила забрал их у него и, держа шпаги клинками вниз, обратился к дуэлянтам:
– Господа, как хозяин дома предлагаю вам помириться. Честь – великая вещь, но жизнь человеческая не всегда подходящая цена за неё, поверьте мне. Особенно в нынешнее время.
– Я готова примирить вас, – заговорила графиня. – Синьор, мсье Моно у нас на службе, так что я, графиня Сугробова, официально приношу вам самые искренние извинения за него.
– Никаких примирений! – дернулся всем своим клубнеобразным телом Сильвио.
Возникла неловкая пауза. Графиня побледнела.
– Синьор, – продолжила она. – Если вы так оскорблены, я могу лично высечь мсье Моно здесь, в этом зале, на глазах у всех. Это принесёт вам сатисфакцию?
Сильвио задумался, почмокал губами.
– Нет! – выпалил он. – Только дуэль.
Граф выждал ещё мгновенье со шпагами на весу, затем отдал их дуэлянтам, отошёл и скомандовал:
– En guarde!
Дуэлянты изготовились. Сразу стало видно, что они не впервые взяли в руки шпаги. Сильвио, встав на правую ягодицу, вытянул вперёд правую руку со шпагой, левую откинул назад, растопырив все четыре пальца. Астролог, стоявший всё это время словно виселица, взяв шпагу в левую руку, присел, как бы разломившись на жёсткие составные части, и стал сразу похож на паука.
– Allez!
Концы шпаг звякнули, сойдясь. И Сильвио сразу бросился на противника. Прыгая с ягодицы на ягодицу, словно гуттаперчевый клубень невиданного растения, он стал наносить удары шпагой быстро, сильно, грубо, заставляя высокого противника отражать их и пятиться. Чувствовалось, что Моно не ожидал такого начала. Вскоре он пришёл в себя и стал сдерживать коротышку-противника, нанося быстрые выпады сверху. Трудно было представить более разных дуэлянтов. В их размерах, образах и в манере фехтования проступило что-то комическое и зловещее, отчего все замерли, заворожённые необычным зрелищем. Шпаги гулко звенели в зале. Маленький, смугло-телесного цвета Сильвио прыгал по мраморному полу с ягодицы на ягодицу, яростно размахивая шпагой, восклицая и ругаясь; из огромных губ его летела слюна. Худой, ломкий Моно с бледно-отрешённым лицом по-паучьи ловко передвигался на тонких чёрных ногах, держа равновесие правой рукой. Постепенно он обрёл уверенность, перестав отступать, и стал наносить противнику стремительные коварные уколы сверху. Сильвио с трудом отбивал их, яростно ругаясь. Казалось, ход поединка переломился, большая голова астролога зловеще нависла, рука колола всё увереннее и опасней, Сильвио попятился и упёрся в колонну. Моно выбросил вперёд ногу и нанёс разящий удар, способный положить конец поединку. Но Сильвио чудом отстранился, и шпага астролога звякнула о камень колонны, а сам он вскрикнул и отшатнулся, схватившись правой рукой за запястье левой.
– Uh, jebo te! – выругался Моно по-черногорски.
И первая кровь закапала на мрамор: Сильвио умудрился полоснуть его по руке. Моно глянул на Сильвио, и впервые в глубоко запавших глазах его сверкнула злоба.
– Остановите же их! – крикнула графиня, вставая.
Но Моно перекинул шпагу в правую руку и, заложив раненую за спину, кинулся на pb. Он стал бить шпагой сверху, размашисто и сильно, бить, бить, бить с силой и равномерностью машины, по-паучьи надвигаясь на противника. Сильвио отражал, пятясь. Удары были столь мощны, что, казалось, шпага Сильвио не выдержит и переломится. Одновременно тонкие губы Моно разошлись и из них, в такт ударам, стало вылетать злобное рычание. Сильвио пятился. Было видно, что силы оставляют его. Сидящие за столом медики знали, что сердце pb не рассчитано на длительную нагрузку. Мокрые губы Сильвио раскрылись уже беспомощно, ругательства больше не вылетали из них. Отступая, он поскользнулся на ягодице, и – о чудо! – яростная шпага ударила по широкому золотому браслету, рассекла его, и две половинки упали на пол, звучно покатились. Сильвио стал из последних сил прыгать влево, отступая, уворачиваясь от разящих ударов. Моно бил и рычал, бил и рычал, брызги крови из раненой руки разлетались вокруг. Пятясь, Сильвио задел и опрокинул китайскую вазу и она, большая, бело-голубая, не разбившись, гулко покатилась по полу. Удар, ещё удар. Сильвио опрокинулся навзничь, и шпага звездочёта, сверкнув, опустилась на него. Он успел подставить левую руку, и – новое чудо! – шпага снова ударила в такой же широкий золотой спасительный браслет.