Раздался щелчок.
Графиня расхохоталась и швырнула револьвер на стол. Выдох и стон облегчения повисли над столом. Граф Савва выплюнул непрожёванный кусок мяса, закашлялся и замахал рукой на жену. Она же повернулась спиной, быстро подняла платье и показала свой голый красивый зад:
– Вот тебе, Данила!
Граф Данила выдохнул, наклонился вперёд, вперившись глазами в белые, полные ягодицы. И расхохотался, откинулся на спинку стула.
Графиня опустила платье, подошла и села на своё место между братьями.
– Хулиганка! – Граф Данила ударил кулаками по столу.
– Ты всё-таки нашёл способ лишить меня астролога! – зло и облегчённо рассмеялась графиня. – Налейте мне вина!
– Милая… чёрт… Господи… ну как тебе не стыдно? – надрывно кашлял её муж.
Она стала хлопать его по спине:
– Всё ходил кругами, всё ставил ловчие сети да капканы, а тут – раз! И получилось!
– Хулиганка, ну и хулиганка жена твоя, брат! – смеялся, раскачиваясь, граф Данила. – С ней не соскучишься!
– И на охоту его таскал, думал, под пулю бриганда попадёт, да не срасталось, а сегодня получилось! Voilà! Bravo, граф!
Она громко и зло зааплодировала.
– Анна Леонидовна, голубушка, что же вы с нами делаете?! – запричитала полная родственница.
– Это просто… не знаю что… – качал головой, схватившись за виски пожилой родственник.
– Ревнивый брат у тебя оказался, Савва! – Графиня сильно хлопнула мужа по спине. – Вбил себе в голову, что мы с Моно любовники! Уверовал!
– Прекрати… помилуй… – приходил в себя тот.
– Где вино, чёрт возьми?! – прикрикнула она на оцепеневших слуг.
К ней подбежали, наполнили бокал.
– Белого, дурень!
Ей налили белого.
– Вот. – Она подняла бокал, обвела им стол и с силой плеснула в лицо графу Даниле.
Все ахнули.
– Аня! – укоризненно воскликнул муж.
– Беленькое не так пачкается. – Она поставила пустой бокал.
Граф Данила снова рассмеялся, стал вытирать лицо салфеткой:
– Можно и красным…
– Довольно с тебя.
– Теперь ты спокойна?
– Absolument.
Утеревшись, граф Данила протянул ей ладонь. Она положила на неё свою руку, он поцеловал её.
– Я ни во что не уверовал и ничего не подстроил, – заговорил он, возвращаясь к трапезе. – Не фантазируй. Всё произошло само. И ревности у меня никакой не было, что за бред? Моно был мне не по душе. И не только мне. Бывает. И не я вызвал его на дуэль, Аня.
– А где тот герой сицилийский? – Она поискала глазами среди сидящих за столом.
– Пошёл помолиться об убиенном.
– Ладно… – Она махнула рукой, оглядела стол. – Что тут у вас? Я проголодалась.
Ей поднесли жаркого.
– Ой, Анюта, так можно и на тот свет, – перевёл дух граф Савва и поднял бокал. – Давайте же выпьем за мою жену!
Он приподнялся. Мужчины встали.
– Я потрясён, я шокирован, я растерян! – заговорил граф Савва. – Но скажу вам со всей откровенностью, со всей страстью: я очарован своей женой! Навсегда и бесповоротно! За тебя, моя несравненная Анюта!
Они поцеловались. Все стали чокаться с графиней. Маша и Гарин, не дотянувшись, приветственно подняли бокалы. Перед Гариным на тарелке лежала кабанья рулька. Он потыкал её ножом:
– Аппетит пропал что-то…
– Понимаю. – Маша принялась за жаркое.
– Здесь ещё веселее, чем у анархистов, – вполголоса пробормотала Пак.
Некоторое время за столом было тихо – все ели молча. Это не понравилось графине:
– Что у нас за монастырская трапеза? Савва! Позови песельников.
Граф Савва хлопнул в ладоши:
– Позвать сюда песельников! И Марфу!
– Марфу непременно, – одобрительно кивнул жующий граф Данила.
Вскоре в зал вошли двенадцать казаков и Марфа – статная крестьянка лет тридцати, в красном сарафане и кокошнике. Они выстроились полукругом, поклонились трапезничающим и запели казацкую песню. Марфа пела, прохаживаясь возле казачьего полукруга и слегка пританцовывая. Она была босой.
Графиня пила вино, не притрагиваясь к еде, поглядывая на казаков и гостей. Чувствовалось, что она всё ещё не успокоилась.
– Орла! – громко приказала она, когда песня кончилась.
Казаки запели про степного орла. Пров Петров стал подпевать им. Графиня встала, вошла в казачий полукруг и поплыла лебёдушкой, быстро семеня ногами. Марфа уступила ей место, покинув полукруг.
– Нет! – вдруг выкрикнула графиня и остановилась.
Казаки смолкли.
– Нет! Нет! Нет! Нет! Нет!
Выкрикивая одно слово, графиня расстегнула своё тёмно-зелёное платье, сбросила его, сбросила исподницу и осталась голой. Подойдя к столу, она схватила край скатерти и с силой потянула. Скатерть поехала со стола вместе со всем, что на ней стояло. Маша, Пак и Салтанат вскочили, но оба графа, родственники, оцепеневший Ананий и угрюмый Пров остались сидеть.
– Нет! Нет! Нет! Нет!
Посуда, бутылки, приборы и еда повалились на пол. Дональд расхохотался и, жуя, с ногой косули в руке спрыгнул со стула, подполз поближе. Собаки кинулись к еде. Сидящие за столом домочадцы сторонились ползущей скатерти, и было ясно, что это им не впервой. Скатерть со всем содержимым, с грохотом и звоном обрушилась на мраморный пол, потекли лужи вина.
– Аня, это уже скучно, – недовольно поморщился граф Данила.
– Анюта… Анюта… – укоризненно качал головой граф Савва.
Родственники насупленно молчали. Гарин, проводивший взглядом со стола свою так и не начатую кабанью рульку, сидел с ножом в руке. Ему вдруг захотелось есть.
– Простите, господа, – обратился к гостям граф Данила. – Это у нас бывает…
– Нет! Нет! Нет!
Графиня покричала и замолчала, задумавшись. Потом влезла на опустевший стол и легла навзничь.
– Ну и что теперь? – спокойно спросил граф Данила, недовольно глядя на тело графини. – Прикажешь съесть тебя?
Вставшие было сели на свои места.
– Я понесла потерю. И хочу восполнения.
Братья переглянулись. Их недовольные одинаковые лица с орлиными носами и пышными усами, перетекающими в бакенбарды, вызвали вдруг у Маши смех. Она рассмеялась.
– Я буду лежать здесь до тех пор, пока мне не будет восполнения! – угрожающе произнесла графиня. – И никто, никто из вас не покинет этого стола!
Неприятная тишина повисла над столом.
– Анюта, милая, – привстал было её муж.
– Сидеть!! – истерично закричала она.
Он сел. Граф Данила демонстративно скрестил руки на груди и засвистел. Родственники переглядывались. Ананий сидел с открытым ртом. Дональд стоял, пялясь на происходящее и обгладывая ногу косули. Пак пожала плечами. Маша всё ещё посмеивалась, зло кривя губы.
– Графиня! Я предоставлю вам восполнение! – громко объявил Гарин.
Он полез в карман своего пиджака и вынул полупрозрачную полусферу, подаренную богиней Анархией. Встал, дотянулся, положил сферу на живот графине и дважды коснулся сферы пальцем.
Зазвучала музыка из “Лебединого озера”, сфера раскрылась. На животе графини возникли декорации, озеро, облака, сверкнула молния, выбежали балерины, и начался балет.
Графиня подняла голову, глядя на это.
Сидящие за столом молча смотрели. Прошли минут десять балета, эпизод завершился, балерины поклонились, декорации сложились полусферой.
Графиня взяла полусферу и, разглядывая, села на столе.
– Чудесно! – произнесла она и перевела взгляд на Гарина. – Доктор, это мне?
– Это вам, графиня, – ответил Гарин.
– Благодарю вас, – улыбнулась она.
– Ты восполнена? – спросил граф Данила.
Она вздохнула, колыхнув грудью, погладила полупрозрачную сферу:
– Да.
– Мы можем продолжить трапезу?
– Вполне.
Графиня спрыгнула со стола и со сферой в руке вышла из зала.
Слуги убрались на полу, постелили на стол новую скатерть и снова обнесли гостей вином и жарким.
– Доктор Гарин, вы… вы настоящий доктор! – произнёс граф Савва, и все облегчённо рассмеялись.
Граф Данила сделал знак песельникам, и те снова встали полукругом и запели. Марфа выбежала вперёд и запела, пританцовывая. Ужин завершился спокойно; после выходки графини все налегли на вино, еду и разговоры, Дональд объелся жареным мясом, и его вырвало. Маша сильно опьянела, и Гарин отнёс её в их комнату на руках.
Как и почти всегда после вчерашнего возлияния, Гарин проснулся рано с несильной, но ощутимой головной болью и медной сухостью во рту. Просторную гостевую спальню освещали первые лучи только что вставшего солнца. Маша спала рядом. Доктор поднялся, проклацал на титановых ногах в ванную, обильно и громко помочился, омыл лицо, пополоскал рот и напился воды. Привычно включил смартик и уже привычно чертыхнулся: сети по-прежнему не было. Он пустил воду в ванну и со смартиком в руке сел в неё, открыл текст Воскова:
Шесть очаровательных, образовательных, блестящих, но не смердящих на солнце-оконце, новых, но не кленовых, а великолепно и победоносно стальных-вольных бульдозеров ДТ-75-М завершили свою тяжёлую, зажолую, героическую, но не элегическую, невероятную, но всем понятную работу-храпоту к полудню-валудню – кучи наисвежайшего, наинижайшего творога-ворога, привезённые в 9:35 и сгруженные, ссуженные двадцатью красными, ярко прекрасными грузовиками-жуками, были сдвинуты, стринуты, сгреблены, стреблены, сдавлены, ставлены, сплющены, спущены бульдозерами-навозерами в центр поляны-светляны и преобразовались, превратовались в белую-смелую восхитительную, удивительную гору-фору. Дивный, непротивный в своей невинной бело-бересто-серебро-зелёной белизне-перлизне берёзовый, тверёзовый лес-чудес окружал, охлаждал поляну-светляну кольцом-концом русской, не этрусской широты-долготы и неги-веги, понимающей и обнимающей весь радостный, хоралостный в своём советском, не немецком счастье-властье мир-кумир. Творожная, непреложная Гора-фора воздвиглась, настигалась на Поляне-светляне Радости-младости! Это ли не доказательство, не законодательство счастья-властья человеческого, молодеческого?! Бульдозеры-навозеры с рёвомпрёвом и ползаньем-ворзаньем воздвигали, надвигали чарующую, слепующую завораживающую, омолаживающую гору-фору из творога-ворога, Творожную, тревожную Горуфору Счастья-властья, предназначенную, обозначенную для совершенных, неоглашенных, очаровательных, любознательных людей-ведей. Сильнейшее, светлейшее, ярчайшее, глубочайшее солнце-оконце освещало, но не опрощало эту гору-фору с голубого, прологого неба-феба, заставляя, засмотряя белоснежный, небезбрежный, свежайший, наинижайший творог-ворог сиять, приять и переливаться, оставаться. Он обязан-повязан переливаться, оставаться, и сиять-приять, и переливаться-оставаться, а не прокисать-нависать, а не пересыхать-усыхать, ибо ссохшийся, обездохшийся, перекисший, перевисший творог-ворог – это чёрный, верчёный угольный, стругальный враг-дурак всего честного, местного и по-настоящему счастливого, несонливого. Враг-дурак всего Человечества-молодечества! А следовательно, стреговательно – враг-дурак и Светлого-метлого Будущего-вудущего!! Но мы не будем, не забудем упоминать-неуминать всё чёрное-верчёное, усохшее-подвздохшее и прокисшее-нависшее, так как оно – прошлое-вошное человечества-молодечества. Будущее-вудущее человечества-молодечества – белый-смелый, свежий-вежий и