“Гигантизм, однако… Надо же такое придумать…”
Доктор поднял голову. Солнце недавно взошло и посеребрило высокие перистые облака, словно не солнечным, а лунным светом. Впрочем, бледный месяц висел меж этих нежных облаков.
Было по-утреннему свежо и по-болотному сыро. Под высоким серебристо-голубым небом сухой, местами полностью залитый водой лес стоял сказочной декорацией. Неподалёку перекликались кулики и верещали лягушки.
“Красиво…”
Но, как по команде, разрушая идиллию, раздались многочисленные звуки выпускаемых газов, испражнения и мочеиспускания в болотную воду. Одновременно зазвенели тысячи комаров, поднявшихся со своих мест на кочках и набросившихся на людей.
И Гарин опустил глаза с неба на болото. Вокруг сидели голозадые пленники в одинаковых синих рубахах, штанах и чёрных ботах и делали свое вынужденное утреннее дело. Гарин заметил на заду у одного парня живую татуировку – мускулистый мужчина насилует немощного старика.
– Какая гадость… – пробормотал он, отмахиваясь от комаров.
– Это парень с китайского стола, – раздалось рядом.
Гарин глянул налево. На соседнем месте сидел Герка, заметивший интерес доктора.
– Он немой!
– Ну и что?
– А то, что по-китайски самое противное оскорбление во цао ни дайе – “я твоего дедушку ебал”. Так вот, этот пацан, если надо кому-то жёстко ответить, просто портки сымает и показывает!
– А столяр он классный, – добавил Витька, сидящий рядом с Геркой.
– Бред… – поморщился, отмахиваясь, Гарин и вознамерился было другой рукой зажать нос от нарастающего запаха человеческих отправлений, но задел пенсне, и оно сорвалось вниз и упало бы в тёмно-зелёную воду с проглядывающими мрачными отложениями старых и свежих каловых масс, если бы маленькая уверенная рука не поймала цепочку и не удержала бы самую дорогую вещь заключённого Гарина над болотом. Золотое пенсне закачалось над смрадной тёмной водой.
– Осторожней, доктор, – произнёс сидящий справа Антон.
– Благодарю вас, – пробормотал Гарин обескураженно, беря пенсне и водружая на прежнее место. – Ну и реакция у вас!
– Не пропьёшь, – невозмутимо улыбнулся филолог и громко, протяжно выпустил газы. – Мой вам совет: нос не зажимайте. И не отмахивайтесь от вампиров. Как писал великий Арто – где пахнет говном, пахнет жизнью. А отдать немного застоявшейся крови комарам полезно в любом случае. Это уже говорю я.
– Мудро и первое, и второе, – согласился доктор.
– И потом, вы же врач.
– Да, конечно. Но утром… сами знаете…
– Человек расслаблен? И забывает о профессии?
– Да, не только о ней. Мягкотелость и размягчение душевное…
– На краткое время погружают нас в блаженное состояние.
– И это чревато потерями!
На завтрак в столовой дали по куску козьей брынзы, варёной козлятины и чашку травяного чая, сдобренного мёдом, заставив Гарина вспомнить когда-то прочитанное о чернышевской популяции: они не возделывают землю, не сеют хлеб, но занимаются исключительно собирательством, бортничеством, охотой, разорением птичьих гнёзд, а из домашних животных держат только коз и голубей.
Съев свои порции и запив чаем, Гарин вместе со всеми вышел в прогулочно-курительную зону под навесом и, отмахиваясь от комаров, выкурил сигарету “Гора Белуха”.
В цеху им дали японский, давно устаревший смартфон и десять липовых деревяшек. Подошёл черныш, заведующим инструментом для резчиков. Каждому выдали по коротенькому ножу с толстой рукояткой. Гарин повертел в руках деревяшку.
– Я размечу, все начнут резать, – заговорил Миша. – Сегодня вырежем, завтра будем шлифовать. Послезавтра – делать профиль. Потом сдаём.
Миша приложил смартфон к дощечкам и обвёл его карандашом, очертя контур. Все разобрали дощечки и приступили к работе. Дощечки оказались нетвёрдыми, нож легко входил в них. Но для Гарина такая работа была трудной, он неумело орудовал ножом.
“Так и порезаться легко…”
Он заметил, что пальцы соседей все в шрамах и ссадинах, залепленных старыми грязными пластырями.
“И пластыри современные припасли…”
Стараясь не порезаться, Гарин осторожно орудовал ножом. С угрюмыми лицами все работали молча, чувствовалось тяжёлое утреннее настроение пленников. Один Антон работал, что-то негромко насвистывая. Гарин не успел обрезать и треть контура, как по спине его слегка стукнули.
Он поднял голову. Рядом стояла альбиноска.
– Есть работа, – сказала она. – Вставай, идти.
Отложив дощечку и нож, Гарин встал и пошёл за Альбиной. Кривоного, но уверенно шагая, она провела его в небольшое помещение, оборудованное для медицинской помощи. Здесь стоял деревянный дощатый стол и несколько небольших подстольев. На них стояло и лежало похищенное чернышами у людей: бутыль спирта, чашки и тазы, несколько скальпелей, упаковка ватных тампонов, пачки бинтов и бактерицидных пластырей, спреи различных антисептиков, щипцы для зашивания ран, щипцы стоматолога, зонд для промывания желудка, несколько старомодных клизм, упаковка одноразовых шприцов, ампулы с антибиотиками и… роскошный современный японский аппарат для узи и ЭКГ. В углу был устроен умывальник с кувшином, тазом, куском нового мыла и полотенцем.
– Ждать! – приказала Альбина и вышла, притворив корявую дверь.
Гарин осмотрел свое хозяйство. Нажал кнопку “старт” на аппарате, но ничего не произошло. Он понял, что тот без аккумулятора.
“Лучше б они его вырезали из дерева!”
Он рассмеялся, снял пенсне, протёр. Дверь открылась, Альбина ввела в “кабинет” парня с азиатским лицом и приказала ему по-казахски раздеться. Парень с трудом повиновался. Видно было, что двигаться ему трудно. Раздевшись, повернулся к Гарину спиной. На спине у него лиловели семь больших фурункулов с жёлтыми гнойными головками. Их россыпь напоминала смятый ковш Большой Медведицы.
– Лечить! – приказала Альбина. – Если он болеть, мы его убивать.
– Не надо никого убивать, – назидательно ответил Гарин и приказал парню лечь на стол.
Постанывая, тот влез на стол и лёг на живот. Гарин пощупал его плечо и понял, что у парня жар.
– Вылечим, – сказал он Альбине.
Засучив рукава своей синей робы, Гарин с удовольствием вымыл руки мылом, вытер их совершенно чистым полотенцем, протёр спиртом скальпель, прыснул из спрея на спину и на скальпель и занялся фурункулами. Казах завыл от боли. Альбина стояла рядом и с интересом следила своими сапфировыми глазами за работой доктора. Закончив, доктор промыл раны спреем, промокнул тампонами, наложил повязку. Набрал в шприц антибиотик и сделал парню укол в худые прыщавые ягодицы.
– Три дня не должен работать. Я буду делать уколы. – Он показал шприц Альбине. – Он будет здоров.
Её бело-шерстяное лицо не выразило ничего. Она приказала парню одеться и увела. Второй больной был китаец. Он держался за живот. Альбина заговорила с ним по-китайски.
“Да она у них полиглот…”
Обследовав китайца и расспросив его на своём ломаном китайском, Гарин понял, что у того старая опухоль в кишечнике.
“Нашли кого похищать…”
Обезболивающих и анестезирующих препаратов на подстолье не оказалось.
“Черныши легко переносят боль… конечно… ради этого и создавались… у них и мыслей нет про обезболивание…”
– Ему нужна серьёзная операция, я не смогу это сделать, – сказал он Альбине. – Его нужно отпустить, он тяжело болен.
Альбина увела китайца. Потом были ещё два пленника – монгол и алтаец. У одного – гноящаяся рана на руке, у другого – незаживающие язвы на ногах. Гарину пришлось провозиться с ними до обеда. Всё это время Альбина молча наблюдала за работой врача.
“Стоит соляным столбом… – косился на неё Гарин. – Нет. Шерстяным!”
Пообедав все тем же хлёбовом из корневищ с разварным козлиным потрохом, Гарин помочился на “решётке великанов” и вышел со всеми покурить под навес. Статус врача сразу отделил его от массы пленников. На него стали поглядывать с уважением и завистью. Но были и неприязненные косые взгляды.
“Два месяца можно пристроиться здесь доктором… почему бы нет?”
К нему подошёл Антон:
– Как вам в роли лагерного фельдшера?
– Вполне, – кивнул бородой Гарин.
– А у нас за столом распря: что делать с вашей недорезанной дощечкой? Никто не хочет дорезывать её за вас. Я тоже.
– Ну… пусть начальство решает, – пробурчал Гарин.
Комары наседали. Неподалёку, в нагромождениях чернышевского строения открылась корявая дверь, и по узкому настилу два черныша потащили того самого китайца с опухолью. Руки его были связаны.
– Что? Куда? – непонимающе прищурился Гарин.
– Туда, – вздохнул со знанием дела Антон.
И не успел доктор понять, как чернолицые подвели китайца к кромке настила, один взмахнул большим деревянным молотом и ударил его по голове. Китаец жалобно вскрикнул. Черныши спихнули его в болото. Тело его быстро погрузилось в трясину.
– Нет! Не-е-е-ет! – закричал Гарин, подбегая к краю настила. – Что вы делаете, сволочи?! Он же больной!
Но черныши, равнодушно глянув на Гарина, пошли назад своей раскачивающейся походкой.
Все курящие и дышащие комариным воздухом молча наблюдали сцену убийства. Она была такой быстрой и беспощадной, что все просто угрюмо молчали. Было ясно, что это не первый случай избавления от больных. Лишь Гарин продолжать кричать и размахивать руками, стоя на древесной кромке:
– Сволочи! Убийцы!
Но крики доктора растаяли в пахнущем болотом воздухе. Убийцы ушли, убогая дверца закрылась за ними. И лишь на поверхности тёмной воды появлялись пузыри.
К доктору подошёл Павел, положил руку на плечо:
– Они так со всеми безнадёжными поступают, доктор. Насмотрелся я за три недели…
– Если кто работать не может – в болото! – почти выкрикнул Митька. – Твари!
– Один парень запоносил, видать, дизентерия, жар у него подскочил. Они пару дней подождали – и в болото.
– Сволочи… какие сволочи… – не унимался Гарин.
Китайцы негромко стали обсуждать смерть своего товарища. К Гарину подошёл Сидор. Пучеглазое, пухлое, бородатое лицо его было недовольно-угрюмым: