А я ведь на работе – бояться мне не положено. Поэтому на ступеньке автобуса всегда стояла я! А вот из-за моего плеча все остальные-то как раз и фотографировали… Но тигр ни разу при мне не бросился на автобус. Тигр молодой, сильный, ему три года, это его территория, и, конечно, он не бросается на автобус, потому что он на него уже много раз бросался. Наоборот, однажды, когда мы закрыли двери и собрались отъезжать, он подошел, поднял лапу и описал колесо. Потому что хозяин – он, это мы у него в гостях.
В том же штате Карнатака с гор Западные Гаты падает самый большой в Азии водопад. Называется Водопад Йогов. Он похож на Ниагарский. После слонов и тигров мы заезжали на смотровую площадку водопада. Там неудобная огороженная тропа, а за ней – пропасть. Мы обычно просто перелезали через заборчик и чуть ли не на четвереньках подползали к краю пропасти, чтобы посмотреть на водопад. Я делала так, как хотели люди. Если им кажется, что опасно, – они остаются на тропинке. Но вдруг в группе оказывается молодой геолог, ему интересно, и мы вдвоем ползем к пропасти. Или полная женщина в шляпе и свободном сарафане говорит, что отсюда ей плохо видно, задирает ногу через колючую проволоку и лезет к пропасти. Да замечательно – я ее только поддержу! Ни разу никто не свалился.
Если говорить о том, что мне запомнилось за многие годы работы гидом (около семи лет), то это – разочарование в русских людях, да и вообще в человечестве. У людей на отдыхе отключаются мозги и способность рассуждать. Они почему-то думают, что за их деньги я обязана исполнять любые капризы и отвечать на самые бредовые вопросы. К сожалению, гидов воспринимают как прислугу. Иногда складывались теплые неформальные отношения с туристами, но это случалось редко. Развития, перспективы в этой профессии нет. Это временная работа для одиноких людей, пока не появятся другие цели.
А последней каплей стала зима 2014 в Гоа, когда полиция начала арестовывать русских гидов. Я не хочу работать там, где меня могут арестовать. Во время трехдневной забастовки таксистов если забастовщики видели, что какой-то индиец везет иностранцев, то вытаскивали шофера из машины и избивали, а гида арестовывали, вызвав полицию.
Условия работы ухудшились, а зарплата не увеличилась. Я не подписывалась работать в военной обстановке! На работу приходилось выезжать в три-четыре утра. Профсоюз таксистов Гоа решил убрать все русские турфирмы из штата. Они хотят, чтобы люди по достопримечательностям ездили на такси, а не на туристических «тойотах», куда помещаются 6 человек, и не автобусами, куда помещаются 40 человек. Они хотят сами возить туристов в аэропорт, по двое в каждом такси, чтобы им больше платили. Поэтому автобусы, ехавшие в аэропорт, тоже останавливали. И люди не знали, попадут они на самолет или нет. Автобус остановлен, шофер избит. В четыре-пять утра раздаются звонки в турфирму: сделайте что-нибудь! Надо тайком подогнать другой автобус, пересадить людей и болотами, кружными путями добираться в аэропорт.
Гидов арестовывали и держали до выяснения ситуации с документами: есть ли лицензия у фирмы, где он работает, есть ли у него бизнес-виза и разрешение на работу? И даже если был полный порядок, то все равно долго, чуть не сутки держали в полицейском участке, в «обезьяннике». Люди не могли умыться, сходить в туалет, поесть, поспать. А мне не 20 лет. Я себя люблю и уважаю. Я не хочу оказываться в таких ситуациях.
Так что эпоха фрилансерства в Гоа, похоже, кончилась.
Я хочу жить. А жизнь и работу в Гоа уже ни жизнью, ни работой не назовешь: бесконечные трудности. Убегать от проблем с родиной и сидеть в Гоа год, еще год, потом еще год – это тупик. А большая часть здешних персонажей экспериментирует с наркотиками или тихо спивается дешевым портвейном, и тупик превращается в скрытую форму суицида, самоуничтожения.
Кто-то думает, что он живет для славы, кто-то – для денег, кто-то – для кайфа. Ерунда. Человеческие существа живут только для любви. Мне довелось пережить максимальное погружение в любовь, полное растворение. Всепоглощающее чувство – как ценность… Это сильнее любого наркотика, и жить без этого совершенно невозможно, как невозможно не дышать. Я чувствовала себя как рыба, которую вынули из воды и положили на сковородку.
Но мы встретились еще раз. При встрече тот, кто когда-то меня любил, не захотел объясниться, но вроде сказал, что подумает три месяца. Я надеялась, что он мне где-нибудь назначит встречу. Но этого не случилось никогда. И на все последующие годы стресс, горе, депрессия из острой фазы перешли в тупую и медленную. Тяготение к этому человеку несколько стихло только через семь лет, хотя я встречалась со многими людьми и впадала в некоторые взаимоотношения с мужчинами… Но это все – суррогат…
А мой возлюбленный давно не выходит на связь. Его нет ни в «Одноклассниках», ни «ВКонтакте», ни на Фейсбуке, ни вообще нигде. Никто не знает, где он. А еще он запретил мне сообщать в книге о нем то, что я знаю, даже пригрозил судом.
Иногда я встречаю похожих на него мужчин. Но чтобы чудо случилось, должно быть счастливое пересечение во времени и пространстве. Например, хороший парень Андрей живет в Гамбурге, ему 25 лет, и у него есть любимая девушка. Может быть, он оказался бы моим человеком, если бы мне было 20 или 25. А так мы ни во времени, ни в пространстве не можем пересечься. По факту он оказался такого же уровня, как мой пропавший возлюбленный: нереальный, фантастический человек. Андрей окончил в Германии Институт востоковедения, говорит на хинди и санскрите, изучает аюрведу, имеет высочайший уровень йоги. И при этом он относится к своим знаниям как к норме, никогда ими не кичится, не хвастается. Живет – как дышит. Он сначала изучал Индию теоретически, а потом ему дали грант на год пребывания там, и он уже мог делать все, что хочет.
Однажды в Москве я встретила престарелого кинорежиссера, от которого шла такая же волна. Человек фантастической глубины, ответственности… Ну и что? Ему уже 70 лет. А другому знакомому мужчине 60 лет, и он знаменитый философ, и у него есть жена. При чем здесь я?
Или вот один раз я встретила поляка, военного журналиста, три дня с ним общалась. Так ему сам Путин запретил приезжать в Россию – в какой точке пространства я с ним могу встретиться?
Конечно, за тем, как жил мой возлюбленный, стояла огромная работа. И сама Судьба, Вселенная помогает таким людям. Они рождаются в хороших, интеллигентных семьях, получают великолепное образование, но не успокаиваются на этом, а ищут что-то еще. В их биографиях обязательно присутствует жертвенность, одаривание людей: или информацией, или плодами искусства. А еще они имеют способность изменять все вокруг себя, влиять на мир. Под них может прогнуться целая страна: законы страны меняются, когда нужно. Помню, у моего любимого в Индии кончился паспорт, он зашел в консульство, и ему на паспорте написали ручкой – продлили документ еще на полгода. Я такого никогда не видела!
В биографиях подобных людей всегда есть что-то фантастическое, нереальное. Старика-кинорежиссера (это известный советский режиссер) в голодные 90-е годы один восточный миллионер нанял кинооператором – снимать торжества, свадьбы и юбилеи в своей семье. Несколько лет он работал на миллионера и содержал свою семью, детей, поддерживал бывших любовниц.
Можно, конечно, порадоваться тому, что такие люди вообще есть. Многие психологи, эзотерики говорят, что любить нужно Бога, себя, не растворяться в другом человеке… Чушь! Существуют ДРУГИЕ люди, в них есть смысл растворяться. Ты нашла своего человека, и вся твоя последующая жизнь – в служении ему. Жена Толстого или жена Достоевского – да, наверное, это отношения такого уровня, и они замешены на безусловной любви.
Индия – это моя жизнь. Но не вся. Это кусок жизни, который, естественно, меня изменил. До Индии я не писала книг, а после стала автором романа «Любовь и другие животные Индии» (и обращена эта книга к моему любимому). И Индия для меня – не снаружи, эта страна пропитала меня насквозь. Для меня нет разницы – находиться в Москве или в Индии. Я свою Индию ношу с собой. Для меня поехать в Индию – как выйти за дверь, как сесть в метро и поехать на Тверскую смотреть новогоднюю иллюминацию и ледовые скульптуры – вообще ничего не стоит. Я там как рыба в воде. Это мой дом. Но раз так, то уже нет необходимости и ездить туда. Можно поехать, а можно остаться.
В первые годы в Индии передо мной действительно открывались все двери. Я даже не знала, что в стране трудности с железнодорожными билетами, что в определенные места их надо заказывать за 2–3 месяца. Я ездила, тыкая пальцем в карту, и билет для меня всегда находился. А потом мне стали говорить: билетов нет, билеты будут через месяц, через два. То есть двери и возможности начали постепенно закрываться (это уже после встречи с моим любимым).
Сейчас я в Москве. И, к сожалению, сейчас в этом городе, в моем возрасте, в моей квартире, со всеми накопленными знаниями я чувствую себя нереализованным человеком. Ни в работе, ни в творчестве, ни в карьере, ни в любви, ни в семье не довелось полностью реализоваться. Я знаю об Индии так много, но кому это нужно?
Сдаю квартиру, оставшуюся мне от покойных родителей, и на это живу. Я не чувствую, что прожила жизнь женщины: любящей, любимой, семейной, беременной, рожавшей. У меня есть взрослый сын, но я никогда не жила с его отцом. Сын – умный, ответственный и любящий человек. Мне повезло с ним.
Но пазл не сложился. Столько шагов, столько знаний, столько усилий: внутренних, внешних, каких угодно, – и неужели все зря?.. Я написала книгу, нашла издательство, заключила с ним договор, дело дошло уже до верстки, но тут случился экономический кризис…
А больше всего мне хотелось бы любить и быть любимой.
Отрывок из книги Ирины под названием «Лечу смотрю живу» или «Любовь и другие животные Индии» (печатается в сокращении)[26]