Белый творожок вставляет с первой ложки!
Вот. Идут чудеса. Я каждое утро наведу порядок, Божеству преподнесу цветы, благовония, у меня там цветочки в вазочке, все тра-ля-ля, я прямо танцую в этом «Творожке». Приходят клиенты, мои знакомые, которые с удовольствием едят это все. А идея была – типа а-ля «Макдоналдс», только «Макдоналдс» – это все дико вредно, а творожок – настолько полезно, что прямо надо этим заниматься. Это было так: ты приходишь, берешь себе творог, сколько хочешь: индивидуальный подход. И к нему были разные-разные топинги: сгущенка там вареная, сырая, шоколад, не шоколад, орехи такие, не такие, изюм замоченный, черный, белый, ваниль… А вот одна подружка – Катариночка ее зовут – она, например, не ест сладкое, и у меня появляется соленая линия специально для таких людей, с травками. Потом мальчишки начали с чесноком что-то мне заказывать. И все это я еще подавала так красиво: шелковые салфеточки, чуть ли не во льду…
Короче, у меня перло дико! И вот, допустим, то количество благодарностей, которое я услышала за три месяца работы этого «Творожка», просто зашкаливало (я его открыла, когда сезон уже шел на спад, и договор у меня был на три месяца). И вот я думаю: господи, в России шесть лет колбасилась, старалась, ночами не спала, ревела… Ведь сплошные нервы, благодарности никакой, одни пистоны получала от начальства. Там люди – ничто, незаменимых нет, механизмы, – на этом все и построено. А здесь все само получается, и люди: «Спасибо, спасибо!»…
С тех пор прошло семь лет, но до сих пор встречаются люди, которые помнят мой «Творожок», помнят, как это было здорово. И до сих пор я считаю эту идею абсолютно рабочей, просто не хватает времени, я другим делом занимаюсь.
Почему еще я приостановила этот момент: я стала поправляться, потому что я сама этого творожка съедала столько – капец! И потом все эти прыщи – может, это от сладкого, от сгущенки? И вот эта история прыщевая – она три года меня мучила. Я ее копала там по-всякому, разбирала. В итоге сделала вывод: это, скорей всего, из-за мыслей, в которые загоняешь себя, как в тупик. Например: «Вот, мне уже тридцать лет, я была топ-менеджером, а теперь я работаю в клубе, скачу на дискотеке»…
Параллельно у меня шла танцевальная история. Мы в ночном клубе с девочкой на пару почти каждый вечер танцевали. Сначала просто – девочки русские танцуют, индусам интересно. А потом я увидела на флаерах: хозяин клуба уже пишет, что это «русский балет», оказывается, у него выступает. Балетом там, конечно, совсем не пахло, но мы жгли, нам нравилось танцевать. И потом уж пошло, пошло…
Моим любимым занятием в детстве были танцы, несмотря на все запреты. Папа, например, не давал мне особо танцевать, чешки мои выкидывал, потому что считал: «Ногами взлягивать – от этого язык длинный». Мама меня всячески поддерживала, но папа был такой диктатор… Несмотря на это, я все равно танцевала. А, например, музыкальная школа, в которую меня устроили, это была просто какая-то черная прорва, черное воспоминание моей жизни.
Танцами я занималась в Доме пионеров, у самой директрисы, соответственно, у нас был высокий уровень подготовки. Мы выступали на всех городских мероприятиях, и там я все время чувствовала себя звездой. У меня все легко и просто получалось, и это приносило кучу восторга, радости и наслаждения. Классика, народные танцы и бальные. А бальные танцы – это просто восторг: все эти костюмы, красивые девушки, а танцевать в парах – мне это казалось просто волшебством… Но это было очень далеко от дома, занятия заканчивались поздно вечером, папа в шоке, дома все время скандалы и разборки…
В 17 лет я поняла, что для бальных танцев я стара, что у меня мозг настроен абсолютно на другие ритмы, плюс мне абсолютно не понравилась атмосфера соперничества, интриги… Разочаровалась я в этом всем, перестала туда ходить. В танцевальное училище не пошла, потому что поняла: я очень высокая, тяжелая, и никакой балерун меня никуда не утащит, к тому же все высокие стоят всегда в задней линии, а стоять сзади мне не шибко интересно. И как бы надо зарабатывать деньги головой, – папа так и говорил.
Так что когда я после школы поехала в Питер, то совершенно не знала, куда мне поступать. Ну, сестра старшая говорит: пойдем в женский, в Текстилку, она же – «Тряпочка» (а сейчас называется Государственный университет технологий дизайна!). И я туда каким-то чудом поступила, на какие-то трояки там что-то посдавала. Но не делала домашних заданий, и в итоге мне сказали «до свиданья» за академическую неуспеваемость. У меня был шок. Потом я закончила какое-то компьютерное училище с красным дипломом, но любви к компьютерам у меня не появилось, я как не хотела к ним подходить, так и не хочу до сих пор. А потом я опять поступала в свою Текстилку, короче говоря, на получение высшего образования я угрохала девять лет. Мама мне это втемяшила: что надо вот эту корочку и так далее, в итоге я получила корочку (диплом – что я какой-то там инженер-технолог) и сказала маме: «А тебе я ее не покажу». Знаний – ноль. Кроме умения исхищряться, извращаться и профессоров надуривать, больше я ничему там не научилась. Друзей я там не поимела, потому что на занятия все равно не ходила, меня все эти здания пугали, и вообще, все это было какое-то чужеродное и не мое.
Был период, когда мы жили в коммуналке, там соседка была певица профессиональная. Она меня пристроила работать на лодках прогулочных, которые катают по Неве иностранцев, и для них выступают фольклорные ансамбли. И вот один летний сезон я там танцевала и сделала вывод, что артисткой быть не хочу, потому что все артисты алкаши. А на этой лодке, когда дубак, ветер, всю там тебя насквозь пронизывает, не выпить сто грамм просто нереально: чтоб хотя бы согреться, не говоря уже о том, что я там в блузочке, в юбочке и колготочках должна счастье изображать, скакать.
А еще до этого я побыла моделью: тоже поняла, что это не моя история. Но на очередном кастинге я встретила своего старого знакомого. Оказалось, что он стал директором рекламного агентства. Мы с ним там «ха-ха-ха, хи-хи-хи», я ему говорю: так и так, Сергей, в общем, я ухожу от своего бывшего молодого человека, жить негде, что делать, не знаю. Он такой: «Ну, приходи ко мне, попробуй…» И тут мне, конечно, очень повезло. Пришла к нему, и он потратил на меня месяц: каждый день час-полтора сидел и рассказывал мне про рекламу. Это у меня был такой экстренный курс на рекламиста (в институтах тогда еще этому не учили). Потом меня прикрепили к ведущему менеджеру, у которого было много заказов и хороших клиентов, я стала с ним ездить на встречи, смотреть, как все делается. А потом я была в роли такого секретаря, и на меня стали переводить заказы, с которыми я могла справиться. За год я поднатаскалась и стала зарабатывать 800 долларов в месяц: мне это казалось чем-то нереальным! До этого я мечтала о трех сотнях, потому что родители не в состоянии были меня шибко спонсировать, они мне давали в месяц тысяч пять рублей, которые кончались в первую же неделю.
Ну а в Гоа потанцевала я в том клубе, потанцевала, а потом появилась такая тема: у индусов в отелях праздник, называется «Карнавал». И кто-то придумал, что белые женщины на этом карнавале в костюмах танцуют. Клиенты за это очень хорошо платили. И нас, русских девочек, стали как фрилансеров иногда приглашать на такую работу. Для нас это было развлечение: мы съездили, потанцевали, и нам еще за это денег заплатили!
Там я встретилась уже с девочками, которые приехали сюда именно работать. Они танцевали беллиданс[33], а это с детства была моя любимая тема. А тут девочки, которые профессионально его танцуют! Ну, и одна из них немножко меня подучила и взяла к себе в напарницы. Стала я танцевать в дуэте с ней, потом сольно. Это был уже второй мой мунсун в Гоа. А перед тем я сказала: «Господи, если Ты есть! Я так не хочу возвращаться в Россию… Пожалуйста, раз моя душа так этому противится, – можно я останусь здесь? Помоги мне тут обустроиться!» И вот мы знакомимся с этой девушкой, и у меня даже в мунсун получается достаточное количество работы, так что я уже начинаю отдавать долги.
Потом у нас еще были заказы а-ля Болливуд – в кино сниматься. То есть мы, например, ехали в командировку на две недели в Ладакх (там прекрасные пейзажи) и снимались уже со звездами. Потом оказалось, что Ладакх – это какая-то буддистская Мекка, множество народу мечтает туда попасть, а я просто, не зная ничего, благодаря судьбе и моему Ангелу-Хранителю, там очутилась.
На тот момент меня буддизм уже интересовал. Ну вот, допустим, солисты сейчас танцуют, а все остальные отдыхают. И я в это время шла в храм. И тогда ко мне пришла богиня Тара, буддистская такая богиня, то есть я как-то очень ею заинтересовалась. И мантра «Ом мани падме хум» мне как-то стала очень ложиться…
Я садилась в медитацию. Там обрыв, над ним терраса, ты на ней сидишь, вокруг тебя – воздух, красота, магия, духовность, все обволакивает. Народ, с которым я танцевала, был намного моложе меня. У них свои темы: там, конкурсы танцевальные, они все профессионалы, а я вот в этой медитации находилась.
Ну, в общем, все классно, весело, и деньги стали нормальные платить. Я приехала, сразу легко отдала две тысячи долларов долга. В общем, у нас как-то так пошло, пошло, пошло, и я поняла, что вот наконец-то я занимаюсь любимым делом, живу в стране, которая мне нравится, и получаю достаточно денег, чтобы здесь находиться. Единственная проблема – это виза. Правда, на тот момент визу можно было продлить, выехав из Индии в любую страну, так что я еще и попутешествовала, съездила на Бали. Это прекрасная страна, чистая, красивая, там очень крупный творческий Е-Грегор, там к чему ни прикоснись, все – красота. Сами индонезийцы гораздо приятнее в каких-то отношениях, чем индусы, но нет там такой свободы, нет вот этого релакса… Там то же самое напряжение, тот же самый западный стиль жизни, парковки платные, огромное количество народу, туристов, все туда прут… Все это – настолько не мое… Я люблю шанти