Ну, Бен мне сказал, что анализ хороший, идет улучшение. И я уехала. А тогда действовало такое правило, что между двумя поездками в Индию должно пройти не меньше двух месяцев. И вот, когда мы уже могли вернуться, он сказал, что анализ ни фига не положительный, что там еще и метастазы в кости пошли. То есть он тогда, в первый раз, соврал. Это, конечно, тяжело все очень… У него начались боли…
А мы купили билет, чтобы лететь в Индию, но тут Доминик проглотил камень с острыми краями, и врачи запретили ему лететь. Я целый день ходила, думала: менять или не менять билет, а потом пошла к своей знакомой, она очень знающая, эзотерикой занимается, колет иголки. Она позвонила своему знакомому детскому врачу, и он тоже сказал: нельзя ехать с камнем в животе, потому что там на высоте что-то такое происходит, а ребенок маленький… А эта женщина сказала: значит, тебе это испытание просто не по силам…
Так что мы поменяли билет. И в тот день, когда мы должны были прилететь тем рейсом, на который сдали билет, Бен умер. А потом я уже не видела смысла сюда приезжать, все равно ведь я не успела с ним попрощаться. Я просто понимала, что тут начнется дележка денег. И по сей день там идет какая-то неразбериха. Но у меня есть документы: он Доминика записал на себя в сертификате о рождении. Мне обещали честно все отдать, но никто не отдает, и я уже пошла к адвокату. Посмотрим. Но сейчас я уже могу сыну сделать вид на жительство, чтобы мы могли спокойно тут находиться 15 лет: ведь его отец был индиец и сам он здесь родился. А пока мы делаем обычную туристическую визу и сдаем квартиру в Питере.
Поскольку меня тут не было в момент смерти Бена, то все бумаги оставлены вот этому его другу, который между нами чинил препятствия. И он мне ни один документ не показал. А вообще, на меня тут все так смотрят: типа, как это ты не приехала, когда он умирал? Я объясняю, что произошло: не знаю, понимают они или нет. Если мне удастся отсудить что-то из наследства, я бы тогда купила здесь квартиру. А когда Доминик вырастет, он уже сам решит, где ему лучше жить… Он, кстати, какой-то очень по-индийски неконфликтный, мягкий. Очень похож на отца. Тело, руки, пальцы – вообще все-все-все. Я забыла сказать: его отец был очень сильным и очень храбрым человеком…
Со смерти Бена прошло почти два года. Доминику скоро будет три. Таблетки я уже сейчас почти не принимаю, но с собой их еще ношу. Мне ведь сейчас иногда приходится ездить в те места, где разворачивалась вся эта история… После этого я не могу спать: очень сильные переживания…
Сейчас я просто не могу завести роман. У меня есть какие-то поклонники, но – или какой-то страх, или психической силы не хватает, а еще – ребенок, мама, какие-то, может быть, следы депрессии… Да и времени еще, конечно, мало прошло: ведь еще так недавно умер Бен. Я каждый день его вижу, он у меня где-то все равно все время на бэкграунде, как бы фоном идет…
Сейчас мы с Домиником зиму проводим в Индии. Последнее лето я была в России и больше не хочу. Там очень странные люди: какие-то все очень «укушенные», матричные очень: там, заработать ипотекой… Я слушаю лекции Нарушевича, Торсуновой, они по Ведам читают. И вот я, например, на детской площадке начинаю об этом рассказывать. А там есть одна очень хорошая девушка, она говорит: ой, нет, я христианка, мне нельзя об этом говорить. А потом, за время путешествий у меня там почти не осталось друзей. Я не нахожу теперь с ними общего языка. Видимо, ментал у меня изменился. В Индии ведь очень хорошо: там никого не интересует, что ты делаешь, куда едешь, работаешь или не работаешь, что ешь: сыроед ты, вегетарианец или мясоед. А в России людям до всего есть дело: как ты живешь, почему ты не работаешь или почему так много работаешь, или почему вы не делаете прививки, или не едите мяса… И все это надо объяснять. А я вот мяса, например, лет семь уже не ем, причем никто мне этого не навязывал, просто как-то однажды в Ришикеше я поняла, что не могу, не хочу…
Много друзей у меня теперь здесь, какие-то новые люди. У меня вообще такое впечатление, что я сейчас заново рождаюсь. Вот все предыдущие три года я как будто умирала, а теперь возрождаюсь. В последнее время я занимаюсь танатотерапией – есть тут такая специалистка. Возвращается радость жизни, становится больше спокойствия. И от общения с ребенком много радости. Так интересно: я ведь никогда не хотела детей. А потом – вот как получилось…
Есть версия, что духовные каналы открываются через страдания. Наверное, это мой случай… Может быть, это и дико звучит, но в том, что случилось, я вижу сейчас и какие-то положительные вещи… Это очень мощный опыт, через который я научилась лучше понимать людей, жалеть всех, то есть видеть все как бы через сердце, а не через голову, как раньше. Я до этого встретила одну женщину, у которой тоже в жизни был очень жесткий экспириенс[40], и тоже здесь, в Индии. И я еще думала: как это она такая лояльная, толерантная, терпимая к людям? А оказывается, все дело в этом опыте… Когда такое происходит, ты становишься более сострадательной, перестаешь осуждать людей. Я даже тех, на кого злюсь, потом жалею…
Анатолий
К Анатолию Пахомову я сначала ходила на занятия: в самый свой первый приезд в Мандрем. А через год, когда уже собирала материал для книги, решила взять у него интервью. И тут меня ждала приятная неожиданность. Дело в том, что в Гоа царит повсеместно некое расслабленное и совершенно нерабочее настроение (мне самой стоило огромного труда собрать себя для работы). В связи с этим договориться о деловой встрече крайне трудно, но и факт достижения такой договоренности ничего не значит: люди опаздывают на несколько часов, по много раз переносят встречи, забывают о них… А один преподаватель йоги просто не пришел в назначенный час и даже не позвонил. Анатолий действовал четко: мы с ним сразу же договорились на завтра, он пришел ровно в восемь, как обещал, и беседовали мы ровно час, как я и предполагала. Уже из одного этого факта можно сделать вывод, к кому стоит, а к кому не стоит ходить на йогу… Конечно, о йоге мы в первую очередь и говорили…
Вообще говоря, что такое йога? Это многогранная система. Человек берет ту грань йоги, к которой он готов. В чистом виде йога – это, можно сказать, способ познания реальности.
Объясню по-простому. У детей до трехлетнего возраста существует такое состояние, как недвойственность. Вот, например, учитель показывает ученику две палочки, которые сложены буквой «Т», и говорит: «Что ты видишь?» Он отвечает: «Букву “Т”». А учитель: «Понимаешь, в реальности буквы “Т” не существует. Есть просто две палочки». Мы видим некие образы, додумываем их, поэтому пребываем каждый в своей иллюзорной реальности. А йога – это способ увидеть две палочки, то есть когда что-то происходит, просто что-то происходит.
Есть и другой пример (кстати, дзен-буддизм очень близок к йоге). Приходит ученик к мастеру дзен и говорит: «Расскажи, что такое дзен». А мастер говорит: «Темные тучи закрыли луну – что это значит, как ты думаешь?» Ученик: «Ну, не знаю…» Мастер говорит: «Иди и странствуй несколько лет». Тот странствовал, размышлял. Опять задает тот ему вопрос: «Темные тучи закрыли луну – что это значит?» Ученик говорит: «Вероятно, темные тучи олицетворяют зло…» Мастер: «Стоп! Иди и дальше странствуй». Вот он приходит уже через много лет. И опять тот же вопрос: «Темные тучи закрыли луну – что это значит?» Ученик отвечает: «Темные тучи закрыли луну. Все».
Мир современного человека загроможден огромным количеством символов, и мы просто потеряли связь с реальностью. Есть просто тучи, и есть луна, есть просто две палочки.
Йога – это способ обрести свободу в своем восприятии. При желании мы можем переключаться обратно в двойственное восприятие, во все эти схемы, а при желании – в недвойственность. Свобода выбора – в том, чтобы быть как дети или быть как взрослые. Сознательный выбор между этим и тем – это и есть йога.
Нельзя сказать, что практика недвойственности – это нечто, присущее только йогам. Это есть во многих системах. Йоги используют традиционно два способа. Первый способ – это остановка мысли. Мы прекращаем мыслительную интерпретацию событий и просто видим нечто, подобно ребенку. Недостаток этого метода в том, что человек остается неподвижным, то есть не может быть, скажем, социально активным. Для того чтобы двигаться, нужна мотивация. А нет мысли – нет движения. Но это полезно для того, чтобы немножко перезагрузить систему – свой мозг.
А второй способ – это медитация в недвойственности. Человек просто отказывается от оценок и суждений. Вот я могу прийти к вам и оценивать, насколько дорогая эта ткань на столе, насколько хорошо покрашена решетка на окне или сделаны двери. Это двойственность. А недвойственность: я просто смотрю на дверь – и вижу дверь коричневого цвета. Все.
– Знаете, мне многое запомнилось из того, что вы говорили на занятиях… Например, рассуждения о том, что несчастными нас делает исключительно наша мысль. Если можно, немного об этом.
– В йоге описываются основные причины страданий человека, и, как правило, это не физические факторы, которые на нас действуют, не некие объективные условия, а прежде всего это мысль – мысль о том, что с нами поступают не так, как мы того заслуживаем, или что нас ущемляют. Это все является продуктом мысли и продуктом двойственности. Очень редко мы можем действительно страдать оттого, что… ну, кто-то нам на ногу наступил, или нас, например, толкнули в транспорте, или обидное слово сказали. Мы можем и год страдать после этого: вспоминать, думать: да как они посмели меня… Кого?! Меня! То есть мы создаем некий образ своей личности, и он, естественно, не соответствует реальности, это – иллюзия. Вообще, в йоге считается, что личности как таковой не существует. И конечно же, чем прочнее, чем больше эта личность, которую мы представляем, тем больше страданий это несет человеку. А через остановку мысли человек познает истинную свою природу – природу воспринимающего существа. Есть только зритель, его задача, по сути, наблюдать – и все происходит как-то само собой.