— Я живу не как человек.
— Так что ж тебя тогда не отвезли в ветлечебницу, где животных лечат?
Даже Омен оторвал взгляд от стены и улыбнулся.
— В «собачий кайф» играл? — спросил он у Существа и, получив отрицательный ответ, добавил: — Хорошая игра. Человекам в нее играть запрещается.
— Я и не человек… — заверил Существо.
Опять с утра медсестра на лестнице поймала, попросила поговорить со Златой.
— Как тут у вас? — буркнул Маргарите. Графики у них, что ли, совпадают? В один день дежурят.
— Мать девочки… — начала Маргарита, протягивая тонкую еще историю болезни. Но Христофоров остановил ее жестом. Он знать не хотел ни noblesse oblige родителей девчонки, ни их самих.
— Ну как? — буркнул рыжей, вошедшей и усевшейся перед ним, как ученица на первой парте: рука на руке ровно по краешку стола, в рот глядит, будто он ей сейчас лекцию на час закатит.
Та пожала плечами. Никак, стало быть.
— Я подумала — но это не точно, — зачем я это сделала. Я… как бы… не хотела быть как все… Оригинальной хотела быть.
— Оригинальной? — засмеялся Христофоров и хлопнул себя по ляжкам. — Так я тебя расстрою, девочка. Я вот только что статью читал с медицинской статистикой. В нашей стране за двадцать лет около миллиона человек успешно покончили жизнь самоубийством. Вот, например, в 2012 году почти тридцать тысяч. Чуешь, куда клоню? То есть миллиону удалось довести дело до конца, а сколько человек пытались, но были спасены? Умножь на три, а то и на четыре. Идем далее. В нашей прекрасной стране самый высокий в Европе уровень самоубийств среди подростков. В год кончают жизнь самоубийством полторы тысячи детей, и еще четыре тысячи совершают такую попытку. А как тебе такие данные: сорок пять процентов российских девочек и двадцать семь процентов мальчиков хотя бы раз в жизни серьезно обдумывали возможность самоубийства. И после этого ты мне говоришь об оригинальности?
— Никто из моих знакомых не хочет умереть.
— Ну так у них все впереди. И вообще, почему ты так уверена, что никто? А про тебя кто-нибудь мог сказать, что ты хочешь умереть? Если бы мог, ты давно была бы нашим завсегдатаем. Но это тоже впереди.
— Я не сумасшедшая и долго здесь не задержусь, — сказала девочка.
— Мама с папой вытащат? — сузил глаза Христофоров. — Не сомневаюсь! Но пока что тебя тут держат с их согласия, они твои законные представители, собственноручно подписавшие бумаги. Ты их здорово напугала, голубушка. Им нужны от нас гарантии, что такое не повторится. От меня им гарантии нужны. Понимаешь, да? А мне от тебя. Что я, дурак, что ли, свою задницу из-за взбалмошной девицы подставлять? Мы с тобой один на один, оригинальная ты моя.
— Вы не имеете права так со мной разговаривать.
— Я не только права, но и желания не имею, — признался Христофоров, добавив голосу сколь мог задушевности.
Девчонка встала. Тяжело поднялся со стула и он.
— Вот волосы у тебя рыжие — это оригинально, а ведешь ты себя не оригинально. Хотя, знаешь, взрослые женщины совершают самоубийства в шесть раз реже мужчин. Научный факт! — Христофоров поднял палец. — Ну, это потому что пьют меньше и о жизни меньше думают. Чем меньше женщина думает, тем она счастливее.
— Тоже научный факт? — спросила девочка, и Христофоров уловил насмешку.
Ну, предположим, не факт, а его личное убеждение. Разве личные убеждения не являются для нас наипервейшими фактами?
Христофоров вышел в коридор, раздраженный, но вполне довольный завязкой сценария «плохой следователь — хороший следователь». Сообщить о нем Маргарите? Не надо, она и так хороший следователь, особенно после звонков родителей.
— Можете сделать мне укол? Я не сдержусь, сейчас психовать начну! — кинулся к Христофорову один из мальчиков в игровой комнате. — А когда психую, я всех бью. А побью, вы меня домой не отпустите!
— Хорошо, что ты меня предупредил, — Христофоров сжал его плечо. — Я научу тебя сдерживаться без уколов. Сто минус три будет девяносто семь. Девяносто семь минус три будет девяносто четыре. Девяносто четыре минус три будет девяносто один… Всегда, когда начинаешь психовать и хочешь подраться, начинай со ста и вычитай по три, пока не дойдешь до единицы. Считаешь от ста до единицы в обратном порядке и успокаиваешься. Так же, как от укола, и даже быстрее. Укол пока подействует, ты вмазать кому-нибудь успеешь.
Он потянулся. У себя в отделении хорошо. Просто и понятно.
— Кому сегодня драть уши, бандерлоги? — спросил у тридцати затылков в игровой. Тут же увидел тридцать обращенных к нему лиц:
— Мнеее!..
— На том же месте в известный вам час.
— Хорошооо!..
Человек пять запомнит и придет.
— Сколько тебе лет? — спросил Христофоров у Суицидничка из четвертой палаты.
— Десять.
— Почему ты хотел умереть?
— Потому что нет смысла жить.
— Когда ты понял, что нет смысла жить?
— Я вообще никогда не понимал смысла и хотел умереть, только не решался.
— Некоторые люди всю жизнь ищут смысл, для этого и живут.
Суицидничек сидел, ссутулившись, положив руки на колени, и напоминал Христофорову сухонького старичка — Петю Зубова из «Сказки о потерянном времени».
— Ладно. В тот день, когда ты выпил таблетки, что-то случилось? Со мной можно поделиться. Я никому не скажу.
— Нет, я просто решился.
— Ты знаешь, какой основной инстинкт у любого живого существа?
— Самосохранение. Но когда киты или дельфины на берег выбрасываются, почему он не срабатывает?
— При чем тут киты? Ты же не кит. Признался, что дозу долго подбирал. У китов сбой спонтанно происходит, а ты медленно травил себя. Со скольких таблеток начал?
— С четырех.
— В тот день сколько выпил?
— Тридцать.
— А теперь как жить будешь?
— Я понял смысл жизни. Буду жить из-за родителей.
— Это не смысл, а уступка, одолжение. Хотя им без тебя, и правда, кранты. Представляешь, ребенок умер… Мама тебя любит, она сама за тебя жизнь отдаст, не раздумывая. Ты маме песню сочинил?
— А вы откуда знаете? Письмо мое читали?
— Ну, краем глаза, — признался Христофоров. — Когда передавал. Работа такая: все про вас знать для вашего же блага.
— Я еще стихи сочинил.
— Бумагу, ручку дать тебе?
— У меня есть. Когда меня выпишут?
— Это ты погоди. Ты таблетки долго подбирал? Долго. Теперь я должен тебе таблетки подобрать, чтобы со спокойной совестью домой отпустить. А ты не только сам пиши, но и читай — у нас тут библиотека имеется. В книгах нет-нет да и проскользнет смысл жизни. Обсудить захочешь — ко мне приходи. Без смысла я тебя домой не отпущу.
— А у вас есть смысл жизни?
Христофоров хотел соврать, но по глазам мальчика-старичка понял, что тот задаст и второй вопрос, на который тоже придется ответить.
— Нет, — признался он. — Но это не значит, что я не хочу жить.
— Прочитал я вашу статью, — Христофоров пошелестел разложенными на столе бумагами.
Существо упорно смотрел в стену.
— Это та статья, что вы написали тут, у нас в отделении, на второй день пребывания, — пояснил Христофоров. — Помните, вы доказывали, что сами зарабатываете себе на жизнь, создавая статьи в интернете, а вас держат в больнице и мешают заниматься бизнесом? Тогда я попросил вас написать статью в доказательство.
Существо кивнул.
— Так вот она. Узнаете? Тут в разных вариациях повторяются три предложения со словосочетанием «элементарные частицы». Я ничего не понял. Вам за такие статьи платят?
Существо взял протянутый лист, прочитал написанное и перевел взгляд на Христофорова.
— Это не я писал.
— Ну как же не вы? — поразился Христофоров. — Вот в этом самом кабинете сидели и писали, потом отдали мне лично в руки, а я в ваши документы положил. Я уже почти старик, но на память пока не жалуюсь. И порядок в бумагах люблю. Ошибки быть не может. Это писали вы. А вот что написано в учебнике по психиатрии. Открываем на букву «Б»… Так-с… «Бред — расстройство мышления с возникновением не соответствующих реальности болезненных представлений, рассуждений и выводов, в которых больной полностью, непоколебимо убежден…»
— Когда меня выпишут? — перебил Существо.
— Умный вы человек, Павел Владимирович, — начал Христофоров. — Ну, хорошо, пока еще не человек. Знаете, в определенном смысле вы правы. Зваться человеком — это еще заслужить надо: человеческое существо, хомо сапиенс. Умный, а туда же, заладили как все: когда выпишут… Покуда вы существо, разве место вам среди людей, дома? Сами же понимаете: на улицу не выходили, школу не посещали, в собственной квартире — и то сидели запершись. Что вам там делать? Выпишут вас тогда, когда человеком стать захотите. Но у меня есть для вас и приятная новость: насовсем отпустить не могу, а вот в домашний отпуск на выходные через две недели — может быть. Маман ваша очень за вас просит. Только, чур, уговор: с людьми без надобности в контакт не вступать. И вам это ни к чему, и их только напугаете, как захрипите в общественном транспорте.
— А две недели мне что делать? — жалобно спросил Существо.
— Ну что, отдыхайте, общайтесь, — Христофоров выставил пятерню и начал зажимать пальцы. — В первую палату еще не заглядывали? Там у нас злобная птичка Ангри Бёрдс живет, с компьютерными играми перебравшая, — раз. С вами в столовой за одним столом кушает мальчик, который ложкой отказывается есть и вылизывает тарелки, он — собака, оборотень — два. Пока всё… Но ваши коллеги прибывают довольно часто.
— Я не сумасшедший!
— Обижаете, Павел Владимирович. Самого себя обижаете. Анекдоты любите? Я расскажу один, он мне особенно нравится. Мужик проезжает возле сумасшедшего дома, вдруг колесо у машины прокололось. Стал он менять колесо на запаску, и вдруг все четыре винта упали у него в люк. Что делать? Тут высовывается из окна сумасшедший и говорит: «Возьми по винту с каждого колеса и закрепи запаску на трех винтах, и на остальных колесах останется по три винта». «Ну конечно, буду я слушать сумасшедшего», — говорит мужик. Но