- Да что за хуйня?! - когда дверь захлопнулась, я, до этого смотревший на бетонную стену с календарём, резко развернулся к присутствующим.
- Когда тебя забрали, Доктор... - неуверенно начала Алевтина. - Они вошли сюда, развели всех по спальням и... Тот дегенерат в чёрной броне, звали его, вроде бы, Лёлик, надругался над Елизаветой, затем надо мной, а потом и над Ириной. Людмилой Петровной побрезговал, но не побрезговали другие...
- Да, он мне всю дорогу живописал всё в подробностях, - ответил я.
Психику я их жалеть не собирался, за это время у них в головах такое навертелось, что уже не усугубишь.
- И как вы справлялись с этим? - поинтересовался я, садясь на кресло и указывая на диван.
Психотерапия занимается вопросами помощи жертвам насилия, а я уже вижу, что такие вопросы тут есть.
Насколько я знаю, практически все пострадали во время того налёта. Бац, Сарама, Алевтина, Елизавета, Ирина, Людмила Петровна, даже на Игоря и Андрея Степановича нашёлся ценитель, тот самый Марий. Больной ублюдок, которого мне не удалось встретить и убить. Мертвяки о нём позаботились, но я всё равно чувствую некую незавершённость. Ох, об этом тоже надо будет подумать. Самоанализ - наше всё. Необъективно, малоэффективно, но в нашем случае безальтернативно.
Вообще, у человека очень мутная душа. Поэтому наука о душе тоже мутная. Простые обыватели не поймут о чём речь, когда будут слушать введение в психиатрию. Я тоже раньше не особо догонял, о чём там толкуют, потому что знал, что этот предмет нужен только для галочки, поэтому я бездумно заучивал его и большей частью забыл сразу же после экзамена. Но "интерфейс" дал мне полноценное, детальное знание проблемы и это очень-очень нам всем поможет.
Я уже вижу, что они страдают. Давно.
- Никак, - пожала плечами Алевтина. - Со мной всё в порядке.
Это она так думает. Да, страха у неё нет, но страх - это далеко не всё. Это не единственная вещь, которая может травмировать человека.
- Ладно, давайте здороваться, - вздохнул я. - Всем привет.
Дверь отворилась и внутрь вошли мои нижегородские друзья: Андрей Степанович, Игорь, Людмила Петровна и Ирина. Последняя вообще не имела никаких невербальных признаков расстройств, которые наличествовали у остальных из их четвёрки.
- Здравстуйте, Георгий Мартынович, - поздоровался со мной Андрей Степанович.
Он нервничает. Я - триггер. Я - лицо, ассоциативно связанное с перенесённым насилием. Это нормально, что его начинает трясти. Он отдаёт себе отчёт в том, что я в произошедшем не особо-то и виноват, но поделать с собой он ничего не может. Подсознание связало меня и стресс надёжным стальным тросом. Это проблема.
Игорь старается не подавать виду, но получается у него плохо. Людмила Петровна в сомнамбулическом состоянии. Она сейчас не здесь. Это плохо.
- Здравствуйте все, - кивнул я им. - Вижу, у вас есть определённые проблемы, которые некому было решить?
Смотрю на Алевтину.
- Я не имею достаточного навыка, чтобы помочь чем-то, - пожала та плечами.
А мне кажется, что ей просто стало похуй и она решила не заморачиваться, полностью замкнувшись в себе вместе со своей проблемой, которую она отрицает.
М-да... Работёнка предстоит огромная...
Впрочем, зачем, если есть целая номенклатура антидепрессантов?
Антидепрессанты - лучший друг и помощник психотерапевта. Главное, не подсадить на них пациента, ибо побочки там такие, что лучше смерть...
Но так или иначе: счастливый пациент - готовый к терапии пациент. Ну или как минимум не вспарывающий себе вены пациент.
Будем помогать, особенно Людмиле Петровне, она пребывает в Силе, поэтому ей нужна особая помощь.
Ничего, теперь время есть, а также есть возможность.
Я уверен: мы всё преодолеем.
Глава десятая. Генератор
— Два раза в день, по одной таблетке, к приёму пищи не привязано, — выдал я таблетки Андрею Степановичу. — Возможен эффект необузданной эйфории первое время, но это нормально. Завтра в девятнадцать тридцать приходите в мою мастерскую на групповую терапию.
— Спасибо, Доктор, — кивнул мне он с благодарностью.
Разум человека — сложная штука. А травмированный разум — сложнее многократно.
Я уже принял почти всех, осталась Натти, не выходящая на контакт, а также Алевтина.
— Зовите следующего, — я расселся в кресле на манер Фрейда, только сигары не хватает.
Кстати, тут же нормальная вентиляция, поэтому я могу тут спокойно курить. Достаю из кармана пачку «Мейдстон», извлекаю белую сигарету и с удовольствием закуриваю.
Странное дело. В период стресса мне наоборот не хочется курить, а вот когда всё нормально, спокойно, то ловлю себя на мысли, что нужно закурить.
Дверь в медпункт открылась и вошла Алевтина.
— Готова к терапии? — поинтересовался я.
— Нет, — ответила она.
— Ожидаемо, — кивнул я. — Ложись на кушетку.
Она не стала ничего говорить и легла на кушетку.
— Хотелось бы начать свою терапию с очень сомнительной вещи, которая не пойдёт на пользу никому, — начал я, затянувшись сигаретой. — Ты, наверное, догадалась, что почти все участники налёта на наш бункер мертвы? Я не мог просто сбежать, хотя следовало бы, поэтому они теперь мертвы. Все, кроме Ворона. Но Ворон сейчас находится в очень поганых условиях, в статусе раба. Лучше тебе узнать это от первоисточника и жить с этим всю оставшуюся жизнь. Я убил Лёлика с особой жестокостью, не скрываю, мне понравилось это делать, я усомнился в собственном психическом здоровье, но что было — то было. Я отрезал ему член и яйца, яйца скормил ему, а член нанизал на шомпол и затолкал в его тонкую кишку. Затем, абсолютно голого, скулящего и дрожащего, привязал к дереву, перерезал глотку, а затем проколол сердце через левую лопатку. Я успокоил себя тем, что это была акция террора, чтобы его друзья ужаснулись и страх заставил их совершать глупости. Нет. Меня это колыхало в последнюю очередь, во главе угла была месть и упоение ею. Я стрелял в них, перерезал им глотки, а Кис-Кис, ту самую, которая надругалась над Сарамой, я похитил и собирался повесить на фонарном столбе, но передумал и просто расстрелял. Вот такая судьба постигла этих тварей, но лучше от этого, как ты понимаешь, не стало никому. Я лучше не стал, вы не стали здоровее, но эти ублюдки умерли. Ворон участвовал?
— Нет, — ответила Алевтина.
— Всё равно, он организатор, поэтому его постигла участь, в каком-то смысле, похуже, — вздохнул я устало. — Итак, начнём терапию?
— Знаешь, я слышала, что месть не приносит облегчения и так далее... — Алевтина подняла взгляд. — Но сейчас мне стало намного легче. Тот наведённый страх, пробившийся через способность, окончательно покинул меня. Я готова пройти терапию.
— Тогда начинаем... — я подкурил следующую сигарету. — Выключи телефон, расположись поудобнее, сконцентрируйся на беседе целиком...
//Три часа спустя//
— Пей их два раза в день, без привязки к приёму пищи, — напутствовал я изрядно повеселевшую за время нашей терапии Алевтину. — Впрочем, ты это не хуже меня знаешь.
— Спасибо, Георгий, — с искренней благодарностью ответила она. — Это... помогло.
Осталось всего две большие баночки с антидепрессантами. В каждой месячный курс, каждая изготовлена мною из исходных материалов, оставшихся с прошлого раза. Эх, как давно это было...
Побочным эффектом может быть только психологическая аддикция, но за этим я прослежу.
Я уже взял пепельницу и собрался выкинуть её содержимое в урну, но тут дверь отворилась и вошла Натти.
— Мне сказали, что я последняя осталась, — произнесла она, потупив взор.
— Да тебе особо и не надо, — усмехнулся я. — Можем просто поговорить.
— Я как раз за этим, — кивнула мне Натти и уселась в МОЁ кресло.
— Нет, так дела не делаются, это МОЁ кресло, — покачал я головой. — Я здесь психотерапевт! Я притащил это кресло из своего кабинета.
Натти лишь усмехнулась, но не стала покидать моё законное место. Уф...
— Ладно, придётся попробовать себя в роли пациента, — я развалился на кушетке и положил руки на затылок. — Итак, начинай.
— Что начинать? — озадаченно спросила Натти.
— Ну, что тебя гложет? Обида, отчаянье, злость? — перечислил я. — Что тебя сейчас больше всего волнует?
— Сарама, — вздохнула Натти тяжело. — Как он мог поступить так со мной?
— Поверь мне, он сейчас очень жалеет обо всём, — ответил я на это. — Психология человека — трудная штука. Хочешь знать, как это всё получилось? Я тебе скажу. Он привык быть в подчинённом положении, такой он человек. В нормальных условиях он нашёл бы сильную женщину, делал всё, что она говорит и жил себе счастливо. Да даже в ненормальных условиях он нашёл тебя, хе-хе. Ты сильнее, чем он. Когда ты пропала, он не находил себе места. Скажи ему кто-то авторитетный, что надо идти тебя искать — он бы пошёл. Но сам... Вот уж вряд ли. Это не значит, что он не хотел, вовсе нет. Просто он ведомый. Тяжело переступать через себя, я это знаю как никто другой. Естественным путём он нашёл другую сильную женщину, не осознанно, даже, можно сказать, не совсем по своей воле. А с Елизаветой Константиновной их объединила общая травма, общая боль. По сходной причине, к слову, он сблизился и с тобой. В период стресса, страха, боли, человеческая психика цепляется за знакомое. Он бессознательно сработал по уже подействовавшему паттерну и сблизился с человеком, который больше всего похож на тебя. Елизавета Константиновна психически сильнее, чем он, умнее, опытнее, да её тоже зовут Лизой — десять попаданий из десяти! В общем, ничего удивительного. Это не значит, что он не испытывает к тебе никаких чувств. Просто... Случилось, что случилось.
— Я надеялась увидеть его вновь... — по щеке Натти проторила дорожку слеза. — Я преодолела всё, что там было только ради него...
Я поднялся с кушетки и подошёл к ней.
— Это жизнь, — обнял я её. — Иногда приходится разочаровываться. И поверь мне, ты это преодолеешь. Только не ищи спасения на дне бутылки или в дыму наркоты. Это не спасение, это путь в пропасть. Просто попытайся посмотреть на это отстранённо. Оцени значи