Доктор…
Мергешенька, как живешь? Сегодня Доктор струсил, что за завтрашний день не поспеет, и принялся укладываться. И хорошо сделал, ибо это очень сложное предприятие. У меня 3 чемодана, и я сегодня набил битком все три нижних этажа; влезут ли остатки наверх – это еще вопрос. Нижний этаж парижского чемодана набит до отказа бумажным хламом: оттиски, открытки, каталоги, письма и т. д. Пять конвертов с трамвайными билетами. ‹…› Погода у нас гнусная, то есть непрерывные бури, и со вчерашнего дня и дожди похаживают. Институт весь насквозь продувает; удивительно еще, что качки пока нет. Ну, пока. Врач
Карлинька… приезд мой близится. Слава богу, укладываюсь в предпоследний раз. Уложусь через 4 недели еще раз в Берлине и айда! А у вас к этому времени все книжки будут уже читаные, старые и вам неинтересные, вещи потрепанные, чулки поштопанные, вкусности – слопанные, и вы скажете: «Что же ты, Доктор, ничего нам не привез?» Так и быть, кое-каких мелочишек привезу. Завтра последний мой день в институте; мне уж его немножко жалко: обжился малость и подружился. Сегодня бывший на съезде в Бостоне д-р Мюллер показывал мне свои американские снимки. Woolworth уже превзойден колоссальным Chrysler’ом[304]. «Бебик» мой начинает успокаиваться и отдыхать:
Мой «бебик» что-то присмирел
И, кажется, жалеет денег;
Он все на марки не смотрел –
Теперь считает каждый пфенниг.
Целую всех, жду берлинских писем. Сынок, Доктор, Врач и Коль
Ребятушки, успею еще написать вам письмецо, а следующее будет уж из Берлина, завтра к вечеру, т. к., едучи прямо по направлению к вам, нет смысла посылать письма с дороги. Вообще, прожив так долго на Западе, я ощущаю Берлин уже как что-то вроде Риги или Вильно: предместье России; и завтра всю дорогу буду чувствовать, что еду в направлении к дому. Уложил сегодня остатки своих вещей; сейчас мне затопили ванну; вымоюсь, снятое с себя белье и губку тоже уложу и буду совсем готов. Обошел сегодня публику, со всеми очень мило распрощался. Атцлер еще раз подтвердил, что будет возиться с атласом и в конце концов пристроит его. Мне кажется, однако, что если это и удастся, то лишь после моего возвращения в Москву[305]. Сегодня не напишу вам много, т. к. чего-то устал и голова разболелась (не сильно). Должно быть, от предотъездной суеты. Я вообще не люблю уезжать, но слава богу, это последний раз, т. к. следующий отъезд – из Берлина – будет уже не отъезд, а приезд.
22:20[306]. По писанию видно, ребятки, что уже и ручка уложена. Вымылся чистенько в ванне, и голова почти прошла. Уложено все, кроме ночной рубашки и умывальных принадлежностей. В карманы пальто засунуты мятные лепешки и три апельсина. Мой квартирный хозяин (сегодня немного подвыпивший) простился со мной очень трогательно и даже сентиментально. Итак, земные счеты с Дортмундом покончены. Завтра встаю в полвосьмого, одеваюсь. Моюсь, пью кофе и засовываю в чемодан последние детали туалета. Приезжает такси (Ruf 3-4444, Tag und Nacht!)[307], забирает доктора и везет его на славненький барокковый вокзал, как в церковь. Там уже стоит, лицом к востоку, паровоз, огромный и жирный, как толстый поп, и кадит на восток своим приятно-пахучим дымком. Дьякон возглашает «Fertig»[308], и поп молча и важно направляет свои стопы на восток, а доктор за ним, вприпрыжку.
Здесь шпалы кладут чаще, чем у нас, вероятно 1700 на км, и стыки приходятся на шпалу (двойную); поэтому я завтра пронесусь через 465 × 1700 шпал (сосчитайте сами, линейки у меня нет) и буду на это самое число шпал к вам ближе. Целую всех, ваш доктор. Допускаю, что первая берлинская открытка придет раньше этого письма! СЫН
Анютушка и все мои хорошие ребятки, пишу вам наконец из Берлина… Мне чрезвычайно посчастливилось сразу найти отличную и, по берлинским понятиям, дешевую комнату – 2.50 в сутки с утренним кофе. Это такое везенье, что дальше некуда! Получайте адрес: «bei Frln Kruschke, Berlin-Charlottenburg, Leibnitz Str. 9» (фамилия к ней как раз подходит). Итак, не надо будет никаких гостиниц с паршивыми и неуютными комнатами, всего, что так неприятно при приезде в чужой город. Сейчас повезу часть багажа домой. Уже в кармане лежат ключи, а «бебик» отсыпается с дороги дóма. …Комната меньше моей дортмундовской громадины, но порядочная, наверное 3 × 5 м. Центральное отопление, что тоже очень важно. Ну, все подробности и маленькие приключения расскажу в закрытом письме, а тут скажу лишь, что, не захоти я купить апельсинов (любовь к трем апельсинам), не было бы комнаты так быстро; а не проснись я так рано, «бебик» спал бы сейчас не так уютно (решение – в следующем №). Целую вас всех очень-очень. Берлин – прелесть, люблю его по-прежнему. Ваш очень славный господин Коля
С добрым утром, ребятушки хорошие, я выпил 3 чашки кофе, сижу у открытого настежь окна, через которое видны стены облачно-ясного Шарлоттенбурга. Совсем тепло. Электрические и паровые поездá беспрерывно толкутся под окном (как они это делают – вы ужо увидите). Спал Доктор как убитый, а поездá ни капли не мешали – устал вчера. Продолжаю сравнивать: если моя часть города – Passy или Grenelle[309], то она лучше: ergo Париж круче опадает к окраинам (σ <сигма> меньше, Нютик); впрочем, и вся Франция в сравнении с Германией – то же самое. ‹…› Дала мне сегодня хозяйка другую комнату, окончательную, в полтора раза больше первой (4,5 × 6 м), с венецианским окном, письменным столом, обеденным столом, 3 лампами (на столе, наверху и у кровати) и т. д.!
Анютонька, ну и корреспонденция у меня сегодня! Сижу с 5 часов, не вставая, за столом. Сегодня виделся и очень подробно говорил со здешним Шапошниковым, Feinmechaniker H. Engelke[310], работающим на Askania-Werke[311], и передал ему эскизы. После этого надо было преподробно писать Атцлеру и всем прочим, чтобы утвердить заказы; тогда начнем благословясь. Engelke производит отличное впечатление: и не такие вещи выделывал! Камера будет на ять[312], вот увидишь. Описание дам в закрытом письме. Ездил сегодня с Фелишем смотреть новые Taschen-Mikroskopen[313], которые мне очень и очень понравились. Будет тебе, очевидно, подарок. Taschen[314] – это только название, то есть они очень маленькие, а так они штативные, честь честью, и увеличивают до 200 раз. За то, что ты такая умная и труженица, будет тебе подарок…
Мергеша, сегодня купил по случаю книжку «Das Wunderbuch der Technik»[315], за полцены, не хуже английских, прогляжу и пришлю. В Берлине много интересного в витринах – куда тебе Париж! Там ничего нет, хожу и изучаю, а к вечеру здорово устаю. Meccano-заказ обработал, может быть – завтра сдам. «Бебик» спит в шкафу – некогда пока с ним играть. Комната у меня хорошая, пребольшая и очень теплая, а кровать – блаженство, вроде Карлушиной. Перина внизу и наверху, и лампочка на ночном столике. Я как ложусь, так мгновенно засыпаю. Ну, твое письмо – шестое у меня за сегодняшний день; пощади, а то аж руку свело. …Карлушенька и Нютушка… обе мои хорошие, сегодня Атцлер прислал такой предварительный ответ от Шпрингера: «Относительно атласа я еще не принял решения. Один мой близкий анатом заявил, что он не компетентен, порекомендовал другое лицо, коему я и отдал на заключение. Он сейчас занят этим делом, и я надеюсь уже скоро дать вам определенный ответ». Ну, вот какие делá. Целую вас обеих крепко, не скучайте, до совсем скорого свидания. Доктор
…Я – один из 106 братьев, которые были переданы Доктору Гвидону царевной Лебедью. Тяжек воздух нам земли, поэтому мы будем лежать в Докторовом чемодане до его возвращения в Москву, к славному Салтану. Я уполномочен заявить, что Доктор здоров, хорошо себя чувствует, но к вечеру балдеет, так как у него куча дел. Он спешит все аппаратурные делá поскорее покончить, а вам он кланяется. Ваш C. Von Henschel[316]. ‹…› Нютонька, получил сегодня твое Postlagernd[317] от пн. 9-го, пребольшое и совершенно замечательное. Замечательно в нем не только то, что ты меня там перехваливаешь, а все письмо в целом… Знаешь, если сравнить его с твоими первыми письмами, то видно, что встретившаяся тебе впервые практика писем выработала у тебя отличный и интересный эпистолярный стиль. Только твои письма очень сложные, в них много вводных предложений и отклонений; я думаю, что теперь ты начни искать более простой и сжатый стиль. ‹…›
‹…› Я сегодня встал поздно по случаю воскресенья, в десятом часу, и все утро сидел за правкой окуневской статьи. Такого эфиопского перевода я еще не видывал. «Итак» переводится «und so»[318]. Я вскакивал, стонал и садился опять. Ну, я ж ее и начистил зато. Сейчас схожу где-нибудь пообедаю и пойду побродить, а вечером сяду списки составлять. ‹…›