Это целая индустрия! Как я один могу подорвать индустрию? Понимаете, мы с современной индустриальной медициной на разных берегах… И, возможно, это правильно, потому что упорной работой захочет восстановить собственный сустав только один человек из ста. Остальные согласны быстро поменять, лишь бы не болело. Ему же завтра надо на работу, у него есть куча проблем, у него интересы…
— Мы отвлеклись. Допустим, причина рассеянного склероза — нарушение венозного оттока, как вы сказали, в позвоночнике…
— Зачем вам это знать? — внимательно посмотрел на меня Блюм.
— Просто любопытно. Почему из-за этого иммунная система вдруг начинает разбирать изоляцию?
— Правильно делает. Это — пострадавшая, разрушенная ткань. Ее организм начинает как негодную, как разрушенную, как сломанную, как больную полудохлую ткань разрушать. Чтобы что-то заменить и новое построить, нужно старое сломать и мусор выкинуть. Но на разборку организму энергии хватает, атрофические процессы ещё идут, а на регенеративные сил уже нет! Вот и вся причина рассеянного склероза. Дайте в систему энергоресурс, и пойдет процесс выздоровления. Бояться аутоиммунного процесса не нужно и останавливать его тоже, это нормально, поскольку вот это дерьмо всё равно придется разрушить — слабое, негодное, отжившее, — разобрать и вынести на свалку. Вопрос лишь, как потом запустить регенерацию.
— И как же запустить регенерацию?
— А вот здесь вы должны перераспределить кровоток, чтобы туда, куда надо, он пошёл в первую очередь.
— И как же это сделать?
— Для этого у меня есть парк оборудования. И я это делаю.
Перед моими глазами встал блюмов парк оборудования — десятки железных рам, рычагов, площадок, валов и валиков. Я покачал головой:
— Парк оборудования — это огромные, грубые, здоровенные железки. А мы сейчас говорим о тонкой оболочке нервной ткани.
Блюм даже не улыбнулся:
— А вы бы хотели туда тонкий нейростимулятор какой-нибудь вставить и им орудовать?.. Нет. Нерв не живет изолированно. Он же встроен куда-то, он окружен тканями. И чтобы до него добраться и на него воздействовать, вы должны работать с насосами, вы должны работать с другими тканями. Нерв — это информационно-интегративная система. Если вы условия создадите, он будет прорастать сквозь ткани.
Я кивнул: тут мы выруливали из тёмного леса на уже знакомые тропки.
— А условия создать — это начать качать человека внешним приводом?
— Только качать. Только внешним. Вам придётся это делать, иначе никак!.. Я бы и Шумахера завёл, но мне его не дали, дураки…
Глава 5. Пророк в своем отечестве
То, что сотворил Блюм, трудно описать словами. Глыба сия огромна и трудно осознаваема. От неё откусывают кусочками, обгладывая, словно рыбки гуппи, то, что можно откусить и переварить — те, кто рядом.
А кто рядом, если не берёт Блюм никаких учеников? Дети. То первое старшее поколение, которое уже успело стать взрослым и выучиться на врачей. Я и с ним пообщался, чтобы поиметь круговой обзор той скалы, которая возвышается на равнине медицины. Чужими, так сказать, глазами. Но при этом глазами профессионалов.
С Юлей я встретился в холодной мрачной Москве, радующей жителей огнями и не радующей выхлопным своим воздухом, медленно подтравливающим столичных обитателей. Огромный город навис над маленькими нами, и мы, спрятавшись под бетонной кровлей от его сырой стылости, разговаривали о лете, о Блюме, о детстве.
Начала дочь Блюма с признаний, о коих я не могу не упомянуть, ибо тщеславен, бесстыден и нагл:
— У папы в доме не было и нет художественных книг. А из немедицинских — только ваши. А поскольку для меня папа всегда был авторитетом, я старалась прочесть всё, что читал он. Так и попала на ваши книги. Было мне тогда, наверное, лет двадцать, и именно ваши книги во многом сформировали моё мировоззрение, мироощущение, отношение ко многим вещам. Они попали в такой возраст, правильный, и заложили те кирпичики, которые потом…
Ну, что тебе сказать, дорогой читатель? Какой все-таки хороший человек эта Юля! Сколь развитым вкусом она обладает! Просто поразительно… Я и сам, бывает, люблю себя перечитывать промозглыми московскими вечерами, получая от этого истинное удовольствие и уйму знаний!..
— Ладно, Юля. Это всё прекрасно. Но отвлекаясь от высокой литературы, спустимся на грешную землю. Вы ведь врач, насколько я вижу по вашему белому халату…
— Я врач. Кандидат медицинских наук. У меня несколько специальностей. Классическое российское медицинское образование. И его получение сопровождалось, конечно же, определенной настройкой фильтров от папы…
— «Настройка фильтров от папы» — что имеется в виду?
— Определенный подход к потреблению знаний. И мой папа, и я, и мой брат всегда учились не ради оценок, а ради знаний. Поэтому учебу использовали как инструмент, который нам помогает решать какие-то наши собственные задачи. И главной задачей было сделать из меня не классического врача, а мультидисциплинарного специалиста, который мог бы стать продолжателем в папином нелегком деле.
— Ну вот. А говорят, нет пророка в своем отечестве и близкие люди — не авторитет.
— Верно говорят. Если честно, авторитетом он стал для меня позже — когда я поработала в больнице, попала в нашу систему здравоохранения, то поняла уже с более высокой позиции, чем он занимается и какое место занимает в мире. До этого слово «первооткрыватель» для меня не значило ничего. Мне нечем было понять и охватить. Только поработав годы в оздоровлении и реабилитации, я смогла оценить, чем он занимается!
Смысл обретения профессии врача в том, чтобы не лечить, а вылечивать, выдавать какой-то результат. Потому что лечат все, а вылечивают немногие. Я хотела обретения профессии и искала инструменты. Совалась в разные стороны. В то время стала модной механотерапия — это лечение через движение. И поскольку такой дисциплины, как физиотерапевт, в нашей стране практически нет, а на западе это самостоятельное пятилетнее образование, основным источником знаний были гастролирующие специалисты из стран, в которых эти дисциплины присутствуют — Норвегия, Америка, Германия. Я посещала все курсы, которые могла, для того чтобы стать продвинутым специалистом, чтобы в моих руках были самые современные инструменты, чтобы я могла выдавать самые охрененные результаты. И в итоге поняла, что круче папы никто ничего не придумал. Честно признаюсь: на тот момент это была глубокая печаль, потому что надо было снять шляпу, поджать хвостик, прийти и сказать: да, теперь я готова учиться. Но…
— Что «но»?
— Ну, вы же его знаете. Он такой: ну давай. А учение — путь тернистый…
— И сколько же оно заняло?
— В какой-то момент я поняла, что оно никогда и не прекращалось. И началось оно с детства, с хозяйственной сумки. Так получилось в нашей семье, что меня воспитывал папа, это были 90-е годы, как раз была волна эмиграции, и моя мама уехала в Канаду с моей сестрой, а меня взять не могла. То есть родители нас поделили. Я была тогда совсем маленькая, и папа носил меня везде в хозяйственной сумке. Помните, были такие большие клеёнчатые сумки в клеточку, в которых челноки товары возили?.. Я в ней спала. Он приносил меня на работу и всегда комментировал все события и действия. Мне было тогда лет пять или шесть… Так что медицина у меня, так сказать, от истоков, она начала заливаться в меня ещё до школы…
Глаза моей собеседницы туманились воспоминаниями, а я вдруг тоже провалился в детство. В кабинет физиотерапии в поликлинике, где мне делали то ли прогревания, то ли какую-то ингаляцию, во время которой я засовывал в рот некий жестяной конус и через него дышал чем-то весьма пользительным.
— Ну вот же! — достал я из прошлого цветную картинку детства. — А вы говорите у нас нет физиотерапевтов. Десятилетия назад были и есть кабинеты физиотерапии в каждой поликлинике!
— Да что вы! — махнула рукой Дочь Гения. — Физиотерапевт в российской классификации — это человек, который владеет аппаратом. Он умеет делать УВЧ, аппликации, парафинотерапию, электрофорез, но это ничего не имеет общего с двигательной терапией. Это не специалист по механотерапии, кинезиотерапии. Это не специалист по движению. А многие серьезные вещи, такие как, например, параличи и парезы, случившиеся после инсульта, можно исправить только движением. Припарки тут не помогут. Вроде бы движением должен заниматься врач ЛФК. Но в результате реабилитация разбросана по нескольким специалистам, а когда клиентом занимаются несколько специалистов, ни у кого конкретно нет целостного понимания и нет задачи вылечить. Есть задача отпустить процедуру. А это принципиально разные вещи. В общем, есть в России немножко мануальной терапии, есть физиотерапия, есть немножко ЛФК, которая тоже в руках либо реабилитологов, либо людей, имеющих спортивное образование, и есть массаж у массажистов… Как у Райкина — костюм шьют все, к пуговицам претензий нет, общий результат ужасный. Нет одного специалиста, который всё сводит и отвечает за результат.
Вот смотрите, чтобы вы понимали масштаб… Моя кандидатская диссертация звучала так «Восстановление мышечного баланса опорно-двигательного аппарата у спортсменов сложных координационных видов спорта». Она была посвящена восстановлению мышечного баланса спортсменов. Для этого я взяла один маленький тренажер из сотен запатентованных папой. Он мне его выдал, и на его базе я смогла защититься. Маленький такой кусочек…
— Ну, ладно. — Я покрутил в воздухе пальцами, словно пытаясь ощутить нечто неосязаемое или слепить из воздуха невидимый пельмень. — И вот, будучи теперь представителем официальной науки, откусившей и освоившей крошечку от таинственной глыбы, как бы вы смогли сформулировать основную фишку блюмовского метода?
— Их много. Мы с моим братом Леонидом даже пытались все их отформализовать… Мой брат откусил от папиной глыбы с другой стороны — он реабилитолог, занимается детским церебральным параличом. На сегодня у него 8 школ обучения родителей работе с детьми ДЦП по этому методу — в Монреале, в Сингапуре, в Бельгии, в Лондоне, в Мадриде… Он приезжает, этакий гуру, читает лекции, проводит ассестменты, разбирает детей, разные случаи, даёт рекомендации, и дальше группа специалистов обучает родителей работе с этими детьми. Он, собственно, в самолете живет… И вот два года назад мы с братом провели большое-большое семейное собрание. Они у нас периодически случаются, раз в несколько лет, когда мы в общую копилку вытряхиваем, кто что насобирал, делимся опытом. Шумно всё это обсуждается, систематизируется, обобщается, превращается в какие-то инструменты. И было выделено 28, если мне память не изменяет пунктов, по которым папа произвел свой волшебный переворот в медицине. По справедливости ему за все эти 28 пунктов должны что-то вроде Нобелевской премии дать. Или памятник поставить. Потому как это действительно полная смена парадигмы в медицине — в неврологии, в анатомии — вообще во всех срезах медицины, которые он укомплектовал своей биомеханикой. Но увы! К сожалению, папа слишком сильно опережает время — даже терминов нужных в его области не придумали для донесения информации специалистам — врачам, тренерам и уж тем более обычному потребителю.