Билл подозревал, что их выпустила Белла – возможно, заколдованная. Учитывая помраченный горем рассудок, она вполне могла отправиться к чужакам с допросом и соблазниться на их посулы вернуть Весту. Впрочем, это не объясняло, как ей удалось открыть камеру. Терпение, конечно, не входило в число добродетелей Беллы, но даже она – при всех ее талантах и злости на Совет – не сумела бы достать ключ из воздуха.
Возможно, эти происшествия и не были связаны. Возможно, Белла и Сэмвил отправились искать Весту сами по себе, а чужаки сбежали уже потом.
Единственное, что Билл Рокот знал наверняка – это то, что день, когда в Белуге появились пришлецы из незнакомого рассадника (чего быть не могло по определению), обернулся днем, когда бесследно сгинули одиннадцать добрых морфов.
– Все в сборе, Избранный, – прошептал Шонс Плуграйт, выглядывая из-за двери зала Совета. Билл медленно кивнул.
– Надо идти, – сказала Моргауна. В тусклом свете солампы она казалась старой, как никогда. Тревоги последних недель словно удвоили число морщин, оставленных ей годами и тяжким трудом на благо рассадника. Билл почувствовал, как сжимается сердце. Моргауна была по-своему непростым человеком, но заслуживала совершенного доверия. Заповедь преемственности – вот что веками поддерживало морфов наравне с заповедью терпения. Каждое поколение училось у предыдущего. Знания и умения не только сохранялись, но и непрерывно шлифовались. Молодежь уже не повторяла ошибки своих отцов и дедов. Морфы не могли похвастать избытком времени и сил, – а потому ценили все, что их сберегало. В Грядущем было сложно выжить и еще сложнее сделать его похожим на Старую Землю. Этот мир не давал вторых шансов, но при должной осторожности они и не требовались.
Билл боялся думать о времени, когда Моргауны не станет. Более того, он не мог представить, как справится на посту Избранного Нутриция без ее мудрых и своевременных советов. Если эта зима, полная смерти и страха, приблизит конец и ее жизни, он…
Билл оборвал эту мысль. Записи и устные предания Белуги сходились в одном: рано или поздно каждый род ожидает печальный миг, когда его последний представитель уйдет к Пастырю. Такие смерти переживались тяжелее обычных, потому что знаменовали собой конец эпохи и напоминали морфам о непрочности жизненного цикла. Билл знал, что уход Моргауны не только проведет разделительную черту в его службе Нутрицием, – он расколет пополам саму его жизнь. Оставалось молиться, чтобы Пастырь отдалил эту трагедию – или, по крайней мере, не прибавил ее к бедам, которые уже постигли Белугу нынешней зимой.
– Надо идти, – повторила Моргауна.
– И что мы им скажем?
– Правду. Сейчас мы можем только держать огонь и нести вахту.
– А завтра?
Моргауна пожала плечами.
– Возобновим поиски.
Билл вздохнул.
– А что, если это правда?
– О чем ты, Избранный?
– О великанах в лесу.
– В учении Пастыря о них ничего не говорится.
– О чужаках там тоже ничего не говорилось, но сегодня они пришли.
– Это были колдуны – проклятые и отвергнутые Пастырем создания, – невозмутимо ответила Моргауна.
– Я знаю, – кивнул Билл. – Но если в Слове Пастыря о чем-то не говорится, это не значит, что мы не должны обращать на него внимание. Это колдовство может нас погубить. Неужели мы так и будем сидеть сложа руки?
– Нет, конечно, – твердо сказала Моргауна. – Главная заповедь морфов – выжить, несмотря ни на что. Возможно, наш случай относится к исключительным, и Пастырь не говорил о нем напрямую. Но он не оставит нас во тьме незнания. Нужно внимательнее перечитать его Слово, изучить каждую строку и букву. Пастырю угодно наставлять нас такими путями, о которых мы даже не можем помыслить.
Билл Рокот кивнул.
– Так и поступим. Будем читать всю ночь, если понадобится.
– Воистину, Избранный, – сказала Моргауна. – Сейчас мы войдем в зал, и ты мудрым словом успокоишь этих бедных людей. Затем я открою Скрипту, и старейшины удалятся для изучения Слова Пастыря.
Билл вздохнул и шагнул в ярко освещенный Совет. В зале было негде яблоку упасть. Положение категории А собрало всех морфов – кроме тех, кто нес ночную вахту или не мог оставить срочную работу.
А еще тех, кто бесследно пропал.
Стоило Биллу переступить порог, как шепотки в зале утихли. Избранный под всеобщими взглядами пересек комнату и медленно опустился в кресло рядом с другими старейшинами. На некоторых скамьях наметилось оживление – там сидели семьи морфов, не вернувшихся сегодня из леса.
– Что будешь делать, Избранный? – громко спросила Вея Лейко, поднимаясь со своего места. Голос женщины слегка дрожал. Ее муж, Дум Лейко, ушел утром в составе поискового отряда.
– Попрошу Пастыря наставить нас, – спокойно ответил Билл.
– Да мы только этим и занимаемся! – воскликнула Лина Троп.
По скамьям пробежал одобрительный ропот.
– Верно.
– И что это дало?
– Такие разговоры неугодны Пастырю, – осторожно заметил Шонс Плуграйт. – Я понимаю, ты тревожишься за Гуда, но…
– Неугодны Пастырю? – с горьким смешком переспросила Лина. – Да ему на нас плевать!
Зал снова всколыхнули шепотки – на этот раз изумленные и испуганные.
– А я согласна, – вдруг сказала Вея. – Я знаю, что мы должны довериться Пастырю. Что терпение – величайшая добродетель морфов. Что терпеливые не убоятся невзгод и унаследуют блага Грядущего. Но с меня хватит. Мой муж…
И она осеклась, не в силах закончить фразу. Сестра Веи поспешно встала, чтобы поддержать ее под руку.
– Сегодня мы обратимся к мудрости Пастыря, – твердо сказал Билл. – Моргауна откроет Скрипту, и мы будем со вниманием читать его Слово, пока оно не укажет нам, что делать.
– Другими словами, – фыркнул Джек Перекоп, – будем ждать чуда.
По залу прокатился смех, но в нем не было и капли веселья.
– Думаю, чудо уже случилось, – сказал Мол Другоряд, переступая порог Совета. Все в удивлении обернулись на его заснеженную шубу и заиндевевшие усы.
– Небольшое, конечно, – продолжил он, – но дающее надежду.
И он сделал знак рукой. На пороге возникли еще две фигуры.
– Пастырь милосердный, – пробормотал Билл. – Веста Флоринс?
– Они пришли из Лесов, Избранный, – пояснил Мол.
– Я невредима, – поспешно заверила собрание Веста. Щеки девушки пылали с мороза. После секундной паузы она указала на человека рядом с собой. – А это Рори.
– Гм, – сказал Рори. – Здравствуйте.
Доктор поднял одну из крыс за хвост, чтобы разглядеть получше. Тяжелая тушка медленно закачалась в воздухе.
– Мерзость, – сказал Доктор. – Но качественная.
– Что? – спросила Эми. Слух вернулся, но звуки по-прежнему доносились до нее, будто сквозь ватную стену. – Ты сказал «качественная»?
– Качественно сделанная, – пояснил Доктор и осторожно отогнул губу твари, чтобы рассмотреть металлические зубы. – Это определенно крыса – по крайней мере, генетически. Со Старой Земли. Но ее модифицировали. Переделали. Улучшили. И поставили производство на конвейер.
– У нее нет глаз, – заметила Эми.
– Потому что инженеры сочли их излишними и заменили на датчики движения, – и Доктор указал на пористую кожу, которая заполняла впадины на месте глазниц.
– Но зачем?
– В космосе – особенно межзвездном – холодно и очень, очень темно. Поэтому фиксировать движение бывает гораздо продуктивнее, чем полагаться на глаза. Смотри, тут еще прекрасные звуковые датчики!
– Погоди-ка, – сказала Эми, тряхнув головой. Сейчас девушка многое отдала бы за обычную ватную палочку – хотя и знала, что это невозможно. В уши словно налили клея. – Давай отмотаем пленку. Мы сейчас не в космосе.
– Верно, – кивнул Доктор, поднимая крысу и разглядывая ее снизу. – Мы в терраформере. Одной из гигантских машин, которые построили первые морфы, чтобы превратить эту планету из землеподобной в землеобразную.
– Ты говоришь о наших Формерах? – удивилась Белла.
– Горы, которые на самом деле не горы? – вспомнила Эми.
Доктор улыбнулся и кивнул.
– Полагаю, мы находимся в Формере № 2 – если я внимательно слушал Арабеллу, и мое чувство направления не врет, – и он подмигнул спутникам. – А оно не врет никогда.
– То есть мы под горой? – неуверенно спросил Сэмвил.
– О да, и наслаждаемся зрелищем одной из самых сложных машин во Вселенной.
– И это заводской шум? – поинтересовалась Эми.
– Устройства таких размеров не могут работать бесшумно, – пожал плечами Доктор. – Атмосферные процессоры, геосейсмические приводы, метеорологические генераторы, осеменительные насосы… Это фабрика размером с целый мир. Она меняет планету уже двадцать семь поколений. И сейчас мы наблюдаем выдающийся образец широкомасштабного миростроительного механизма, который в свою очередь является лишь малой частью по-настоящему широкомасштабного миростроительного…
– Так, – сказала Эми. – Вернемся к моему вопросу. Что тут делают слепые космические крысы?
– Скорее квазикрысы, – ответил Доктор. – По аналогии с квазиобезьянами. Модифицированные генетически и биологически. Это уже больше, чем просто крысы. Живые инструменты, если тебе угодно.
– Но их здесь целые толпы!
– Во времена Великого Переселения, когда человечество начало покидать Землю, они нередко встречались на генеалогических кораблях и гибернационных ковчегах. Только представь – целые страны, дрейфующие в космосе! Иногда полет занимал столько времени, что среди пассажиров успело бы смениться несколько поколений. Поэтому они уходили в добровольный анабиоз и просыпались, когда судно достигало конечного пункта назначения – иначе его увидели бы только их прапраправнуки. Представь путешествие длиной в несколько столетий. Пока корабль кочевал между звездами, на нем могла возникнуть и исчезнуть целая цивилизация!
Эми скептически подняла бровь.
– Я не шучу, – сказал Доктор. – А еще на борту неизбежно появлялись собственные экосистемы. Паразиты, вши, грызуны, вредители. Люди быстро поняли, что даже во время спячки на корабле нужно поддерживать чистоту. А кто справится с этим лучше крыс? Поэтому человеческие генетики вывели тварей, которые могут выжить почти в любых условиях и жрут все без разбору. Квазикрысы ютились в самых темных углах и подъедали все, чему там быть не полагалось.