и волосы у тебя не отрастают, получается?»
Корабль поскрипывал и качался на волнах. Это плавание стоило мне дорого. Хорошо, что мы смогли подняться на борт рано, гораздо раньше, чем просыпался Томас.
Эсси опять куда-то убежала; я нашла ее сидящей на корточках за штабелем ящиков, доверху набитых золотистыми апельсинами.
– Что ты делаешь?
Я путешествую одна, с детьми, но матросов не боюсь. Обычно они довольно милые люди, к тому же я провела утро первого дня на носу, жонглируя ножами. Моими зрителями были дети, которым очень понравилось представление, но, уверена, команда тоже смекнула, что к чему. Особенно после того, как несколько ножей я поймала с закрытыми глазами.
– Нам на завтрак дали свиную похлебку, – ответила Эсси. – Гадость!
– В Британии относятся к еде иначе, чем во Франции.
– Так объясни им, как правильно! Так и скажи: мол, похлебка – это для свиней, а нам дайте, пожалуйста, человеческой еды и к ней чая, спасибо.
Чай явно покорил ее воображение. Улыбнувшись чумазому мальчишке, который выполнял на нашем судне роль повара (хотя его стряпня свидетельствовала о полном отсутствии мастерства), я поспешила отвлечь дочь. Поваренок же только скорчил гримасу и отвернулся, явно обидевшись на ее слова.
– А мне еда понравилась, – негромко сообщил Йохан, на всякий случай спрятавшись за мою юбку.
Этому ребенку нравится все и всегда. Я потрепала его по кудрявой голове:
– Значит, из тебя получится отличный маленький англичанин.
Йохан радостно улыбнулся и показал сестре язык.
– Maman, смотри! – крикнула Эсси.
Рожицы, которые корчил брат, ее совсем не интересовали – то ли дело крыса размером с котенка, прячущаяся в темном углу. Зверушка выглядела на редкость мерзкой, но я все равно была ей рада: плохо дело, если на корабле нет ни одной крысы.
– Не трогай ее, а то укусит.
– Ей понравится! – Эсси продемонстрировала мне кусочек сыра. Похоже, она успела отщипнуть его от той головки, что я везла с собой завернутой в ткань.
– Наверняка. Но твои пальцы еще вкуснее.
– Роза не станет меня кусать! Правда, Роза? – проворковала дочка, опускаясь на колени рядом с крысой, которая яростно зашипела.
– Роза?
– Красивое имя.
– И правда. Но, пожалуйста, не подходи к ней слишком близко.
Предупреждение запоздало: Эсси уже кормила крысу с рук, потому что она, во-первых, принципиально нарушает все мои запреты, а во-вторых, любит всех созданий, больших и малых (и чем они моложе и беспомощней, тем лучше). Ничего не могу с этим поделать. Знаю, следовало бы научить ее держаться подальше от слабых и поближе к сильным, прислушиваясь только к их словам и советам. Весь мой опыт свидетельствует: это единственный способ не остаться на обочине. Весь мой опыт… Который никак не поможет в данном случае. Мне ее не перевоспитать. По правде говоря, я и не стремлюсь к этому. Она гораздо лучше меня.
– Молодец, Роза! Ведь вкусно же, да? Ням-ням-ням!
Приглядевшись, я поняла, что Эсси пытается скормить Розе свой завтрак, причем, похоже, крысе он тоже не по душе.
Двое матросов играли с Ру: осторожно подбрасывали его в воздух, а тот заливисто хохотал. На корабле он быстро стал всеобщим любимцем. Йохан наблюдал за ними с завистью, поэтому я подхватила его на руки и взбежала по ступенькам на верхнюю палубу, где водяная пыль бриллиантами сверкает на солнце, а брызги то и дело бьют прямо в лицо – такие холодные и соленые, что даже перехватывает дыхание. Там я обняла Йохана – кораблик так и скакал вверх-вниз по волнам – и начала кружиться под его радостный смех. Как раз когда я в шутку накинула на него сеть, а он пытался выпутаться, кто-то закричал: «Земля!».
Я остановилась, хотя Йохан требовал: «Еще! Еще!». Вскоре мы уже входили в широкое устье реки, кто-то сказал «Саутгемптон, юг», а я глубоко вдохнула запах холодной земли. Люди на широких отмелях бросали свою работу («Они ставят сети на угрей», – сказал мне мичман) и принимались разглядывать нас. На снежно-белом песке тут и там виднелись костры, похожие издалека на маленькие звезды.
– Почему он такой большой, Maman? Кто все эти люди? Они странно одеты.
– Это очень смелое заявление для восьмилетней девочки.
– В Марселе все одеваются в шелка, – невозмутимо возразила Эсси.
Дорога до дома, который мне удалось снять, оказалась чрезвычайно утомительной. Вокруг шумели, хватали за руки, зазывали к себе. Люди, с головы до ног покрытые вшами, кричали прямо над ухом: «Нужно жилье? Сдаем! Чистое! В тихом районе! Донесем багаж!».
– И дома не идет дождь! – решительно подвела итог нашим мучениям Эсси.
– Посмотри-ка, что там наверху, – посоветовала я.
Там действительно было на что поглазеть. Двухэтажные дома наваливались друг на друга, словно старые пьяные бродяги, подпирающие собрата плечом. Вывески лавок поскрипывали на ветру. Но еще дальше, над черепичными крышами, высилась громада собора. Витражи его переливались на солнце всеми цветами радуги. Йохан застыл, как завороженный. Это и правда было удивительное зрелище. К тому же, чем дольше они разглядывали собор, тем меньше внимания обращали на железные колья и гниющие на них останки изменников короне, которых клевали вороны.
Мне доводилось бывать в Тронхейме и Париже, и я полагала, что после этого в любом городе буду чувствовать себя как рыба в воде, но здесь все было иначе. Этот город напоминал огромный организм, полный странных людей, которые не обращали никакого внимания на женщину с тремя детьми, затерявшуюся среди бродячих фокусников, шумных лоточников, купцов, торговцев, солдат и священников. Священники. Да они везде.
Я позаботилась о том, чтобы наша одежда выглядела простой, но в ее швах было спрятано достаточно золота для съема приличного жилья возле Мургейт, старых римских ворот. Мне казалось, что туда не доберется зловоние дубильных мастерских. Я ошибалась.
Утомленная долгим путешествием, Эсси молчала. Я тоже чувствовала себя неважно. Немалую часть пути мы провели бок о бок с мадам Белис, француженкой, которая то демонстративно прижимала к носу букетик лаванды, напоминавшей мне о Провансе, то жаловалась, что от всех англичан разит прокисшим молоком. Йохан попытался заговорить с ней по-французски, но мадам оказалась неподвластна его обаянию. Тогда в дело включилась Эсси, обругавшая даму уже по-английски и получившая за это выговор, – впрочем, весьма мягкий: я не осуждала дочь и подмигнула ей, чтобы дать понять, что не сержусь.
Вскоре выяснилось, что я выбрала верную тактику: наш новый дом оказался прямо напротив того, который сняла мадам Белис. Хотя какая разница. Я не стремлюсь заводить друзей.
Дорога за нашими окнами напоминала бурный поток: люди везли к богатым купеческим домам тележки с мясом, рыбой (сомнительный товар), специями, аромат которых мне не доводилось слышать уже много лет, и рулонами разноцветной ткани. Йохана просто за шкирку пришлось оттаскивать от этого представления, которое для остальных было лишь частью повседневной жизни.
В доме, который мы теперь должны были называть своим, камин оказался чистым, солома на полу – свежей, а кровать – широкой настолько, что мы могли поместиться там все вместе. Нашлась и колыбелька для ребенка. Словом, видала я жилища и похуже.
Эсси была белой как полотно; я успела достать из своего мешка горшок и подставить его как раз вовремя, чтобы ее стошнило не на пол.
– Путешественница из тебя пока так себе, – заметила я, но тут из ее сумки донесся тихий писк. – Пожалуйста, скажи, что ты не забрала Розу.
Эсси подняла на меня карие глаза, казавшиеся на бледном личике просто огромными.
– Она же мой друг, Maman! Уверена, ей не нравилось на корабле!
Высунувшаяся из-под наших вещей крыса смерила меня кровожадным взглядом.
– Скорее всего, ты права. Но в этом городе и так довольно крыс.
– Пожалуйста, давай ее оставим? – У Эсси покраснели глаза. Крыса, запеленутая, как я теперь видела, в носовой платок, отчаянно пыталась прогрызть себе путь на волю.
– Давайте все отдохнем, – решила я. – Утром решим, как лучше поступить.
– Это значит «нет»? – немедленно обиделась Эсси. Она слишком устала и легко поддалась гневу. – «Утром решим» всегда означает «нет»!
– Давайте отдохнем, – повторила я. Ру тоже выглядел бледным и уставшим, а что до крысы… К утру я избавлюсь от нее, обеспечив какого-нибудь бедняка мясом на завтрак.
Роза нашла скорую и легкую смерть на острие моего клинка: конец, которым могли похвастаться немногие из моих врагов. Выйдя на улицу, чтобы выкинуть трупик, я услышала какой-то шум за углом и прильнула к стене. Что угодно, лишь бы избежать конфликтов. Хватит с меня боев и драк. Кажется. Да, точно. По крайней мере, сейчас – точно.
К моему величайшему удивлению, источником шума оказалась мадам Белис, наша соседка по повозке и улице. Она кричала, причитала и уже собрала вокруг толпу зевак, не решавшихся подойти ближе, но с любопытством за ней наблюдавших.
– Посмотрите на меня! – стенала она. – Мне нужен врач!
Я присмотрелась к почтенной мадам поверх голов толпы. Она то и дело всплескивала руками; видно было, что ей и правда больно. Под мышками у нее обозначились крупные черные пятна. Женщины уже уводили детей подальше. И тут мадам Белис заметила меня.
– Мадам! Мадам! Алис! Aidez-moi! Помогите мне! – воскликнула она. Пот градом катился по ее лицу, глаза были расширены от ужаса.
– У меня дети, – негромко ответила я, но на лице мадам Белис было написано такое отчаяние, что нельзя было не сделать несколько шагов ей навстречу. Йохану, который вечно следует за мной, будто собачка, я велела остаться в доме.
– Я очень больна! Умоляю, пожалуйста, найдите мне врача. Найдите доктора!
– Есть среди вас доктор? – спросила я, обернувшись к толпящимся вокруг людям, но никто из них не подал голоса и не вышел вперед.