– Возьмите меня с собой.
Они приняли решение.
– Мы заберем тебя.
– Эсси! Йохан! – окликнула я детей. – Идемте. Наше путешествие продолжается.
– Bon! – тут же радостно отозвалась моя храбрая девочка.
Я опустилась на колени и укрыла Годфри. Ему оставалось уже недолго.
– Прости. Я должна уйти.
Он поднял на меня светлые глаза, в которых отразился ужас:
– Ты – Приносящая Несчастье. Это ты принесла в наш город болезнь.
– Никто не знает, кто ее принес.
– Скажи… Ты думаешь, меня ждет ад?
– Ад? Место, где будет хуже, чем на земле? Сомневаюсь…
– Ну же, вперед! – Эсси почти закончила упаковывать свой узелок. – Интересно, что они едят?
– И есть ли там еще волшебные огни? – присоединился к ее вопросам Йохан. – Мне понравились огни.
Мы вышли из дома и двинулись за ждавшими нас пришельцами. Было так странно идти через вымерший город. Пустовали и большие каменные дома, и лачуги бедняков. На дверях тут и там виднелись кресты. До моего слуха то и дело доносились чьи-то рыдания – тихие, едва различимые, и низкий голос, все повторявший: «Несите их сюда! Несите сюда своих умерших!».
Впрочем, в этом городе вряд ли еще оставались те, кто способен был выполнить этот приказ, а мертвые сами ходить не могут.
Мы увидели его сразу за опустевшей пекарней, вывеска которой скрипела, раскачиваясь на ветру. Внутри конюшни, в тени, так, что наружу высовывался только заостренный нос, стоял корабль. С улицы он был почти неразличим. Лишь подойдя ближе, я заметила, как переливается на свету странный, незнакомый металл, из которого он был сделан.
– Ого-о! – выдохнул Йохан, а малыш, сидевший в переноске у меня на спине, зашевелился, показывая липким пальцем на это чудо.
– Он прекрасен.
– Не забывай, теперь ты принадлежишь нам, – ответили мне пришельцы.
– Это вы так думаете, – сказала я им с вежливой улыбкой.
Створки люка бесшумно открылись, и на землю перед нами опустился трап, похожий на обычный корабельный. От радости у меня защемило сердце. Внутри все было залито светом, тут и там стояли коробки с образцами, за которыми можно было разглядеть операционный стол и множество странных предметов, названий которых я не знала. Некоторые из них вполне можно было использовать в качестве оружия. Как удачно.
– СТОЙТЕ!
Я обернулась на голос – а не следовало бы.
Годфри – бледный, едва держащийся на ногах, похожий на тряпичную куклу из-за безвольно болтавшейся руки, – скалил мне вслед зубы в улыбке мертвеца.
– Это ты во всем виновата! – крикнул он. – Ты принесла болезнь!
– Нет.
– Приносящая Несчастье! Я знал. Знал с самого начала!
Он бредил. Нужно было просто развернуться и уйти.
– Пойдемте, – окликнула я пришельцев. – Давайте оставим его.
Эсси уже почти поднялась по трапу, малыш был со мной. Где же…
Я снова обернулась. Поздно. Слишком поздно.
– Пока-пока, друг. – Йохан подбежал к Годфри чересчур близко: на расстояние вытянутой руки. Тот сразу же схватил его за горло обезображенными почерневшими пальцами и принялся душить.
– Тебе его не спасти, Приносящая Несчастье! Пусть и на тебя обрушатся все беды мира!
Много лет я тренировалась, чтобы стать лучше любого мужчины, с которым мне доведется сойтись на поле брани. Я сильнее десятерых – хоть это потребовало немало усилий; я могу сбить пчелу стрелой и выбить всадника из седла. Годы тренировок превратили меня в идеальное оружие, сильнейшего воина из тех, что жили на этой земле.
Сейчас все это не имело значения, потому что даже самая слабая и беспомощная женщина без колебаний сделала бы для своего ребенка то, что сделала я. Без колебаний. Просто потому, что в этом и заключается сила материнства.
Я уложила Годфри одним ударом его собственного кинжала. Пришельцы молча наблюдали за мной. Йохан тер шею в том месте, где ее сжимали чужие пальцы, но тело Годфри уже лежало на мостовой, как мешок, и я была этому рада.
Вместе – с Йоханом у меня на руках, хотя он уже большой мальчик и мог бы дойти сам, – мы вернулись к кораблю. Никто не проронил ни слова.
Птичьи клювы развернулись в нашу сторону. Я услышала, как пришельцы принюхиваются; потом один из них поднял руку и указал на Йохана.
– Этот, – произнес пришелец. – Этот все еще болен.
– Ерунда, – возразила я. – Он уже переболел. И теперь здоров.
Я все еще верила в это, хотя и видела, что кудри моего мальчика мокры от пота.
– Мы не возьмем на борт носителей, – равнодушно подтвердил второй, доставая из сумки то жуткое устройство. На заостренном конце вспыхнул свет. Сынишка прижался ко мне, ему было и страшно, и интересно одновременно.
– Maman!
Я не могла пошевелиться, потрясенная тем, что должно было вот-вот случиться на моих глазах. Пришельцы начали приближаться.
Самообладание тут же вернулось ко мне. Опустив Йохана, я снова схватилась за кинжал и бросилась на ближайшего клювоносого пришельца. С губ моих сорвался крик на языке старше английского и французского, на языке более грубом, чем любой из ныне известных. Занося над закутанной в плащ фигурой оружие, я не думала о последствиях или тактике; все мое сознание заполонила ярость и жажда крови, сильнее которой я с тех пор не испытывала.
Оказалось, все это время я была права – хотя сама отказывалась верить этой догадке: странные одеяния пришельцев были не плащами, а их кожей, крепкой, как броня. Кинжал не причинил ему вреда.
Двое других не спешили сородичу на помощь, равнодушно наблюдая за поединком. Тем временем мой соперник выбросил вперед руку. Я словно во сне наблюдала за тем, как то, что я считала пальцами, вдруг развернулось в длинные щупальца. Одно из них, острое, как игла, вонзилось мне в грудь и начало высасывать кровь.
Я закричала. Эсси слетела по трапу, выхватила Ру из перевязи у меня за спиной и бросилась обратно к дому. Только Йохан не испугался. Он кинулся вперед и изо всех сил пнул одного из пришельцев по ноге, несмотря на мои попытки его остановить. Это спасло нас: монстр отвлекся всего на секунду, но я успела вскочить на ноги и вырвать его щупальце из груди. Не разжимая пальцев, я резко дернула рукой, вложив в это движение всю свою силу, все годы тренировок, всю ярость матери, которой сказали, что один из ее детей не идеален, – да как они смеют! Щупальце оторвалось и шлепнулось на землю передо мной. Пришелец издал странный, похожий на карканье звук – так кричали те птицы, по которым я когда-то стреляла из лука, сбивая их на лету.
После этого нас окутала мертвая тишина. Я спиной чувствовала, как немногие выжившие наблюдают за происходящим из окон. Потом раненый пришелец снова каркнул.
– Помоги-и-ите мне-е-е, – проблеял он, странно дергая головой и будто пытаясь подобрать утерянную конечность ее же обрубком.
Я отступила назад, стараясь отдышаться и по-прежнему крепко сжимая кинжал. Вместо крови на лезвии поблескивало что-то вязкое и прозрачное.
– Помоги-и-ите мне-е-е.
Один из пришельцев перевел свой световой жезл на оторванную руку и принялся ее препарировать. Второй открыл сумку, чтобы сложить в нее новые образцы.
– Помоги-и-ите мне-е-е.
Закончив изучение руки, пришелец направил жезл на своего собрата:
– Теперь протестируем работу спинного мозга.
– Не-е-ет!
– Прекратите! – вмешалась я.
– Зачем? Этого требует наука.
Мой соперник осел на землю, корчась от боли. Я опустилась на колени рядом с ним.
– Наша задача – исцелить свою планету от всех недугов, – пробормотал он.
– Ставя опыты на других, – закончила я за него. – Так вам и надо.
Жужжание за моей спиной стало громче. Убивающий луч был уже близко.
– Почему ты думаешь, что Йохан болен? – требовательно спросила я.
– Я чую болезнь. Клювом. Благодаря им мы чувствуем болезни и травмы и можем их изучать.
– Но это убивает того, на ком вы практикуетесь!
– Наука требует жертв.
– Вам это не кажется жестоким?
– Наука не бывает жестокой, она помогает установить истину.
– И все же, что не так с Йоханом? Ведь он переболел и больше не может заразиться.
– Эта болезнь сложнее. К ней нет иммунитета. – Он покачал головой.
– Но им стало лучше!
Пришелец прикрыл глаза.
– Они борются. Ради тебя. Но их жизнь окончена.
Жужжание стало громче.
– И моя тоже, – добавил он.
– Что это за болезнь?
– Ее переносят блохи. Блохи и крысы.
Я остолбенела. Крыса Эсси. Чертов Годфри был прав.
– Нет…
– Не оставляй меня. Не дай мне умереть в одиночестве.
– Ты не один. Твои собратья так и рвутся позаботиться о тебе.
Двое других стояли уже совсем близко. Когда я уходила, они склонились над своим сородичем. Инструменты и сумки наготове – ни дать ни взять доктора. Или падальщики.
Впрочем, меня это уже не волновало: я торопилась обратно к дому. Первым, что я увидела, были почти нетронутые пирожные, лежавшие там, где я их оставила. Аккуратно. В рядок. Пусть они были высохшие и старые, какой ребенок откажется от сладкого? Только очень, очень больной.
Дети сидели на соломенной подстилке, перепуганные, как будто в том, что случилось, была их вина.
– Maman, – негромко поприветствовала меня Эсси.
Я смотрела на них и видела смерть, смерть, которая воцарилась в этой чертовой грязной луже, и чувствовала, как что-то важное навсегда заканчивается, исчезает в моей душе. Как бы я ни пыталась все исправить, становится лишь хуже.
Все, что я делаю, – это совершаю ошибки. Никогда ничего не изменится – только не для меня. Я вдруг поняла, как устала от всего этого; от того, что одно и то же бесконечно повторяется по кругу. Хватит. Всё.
ВСЁ.
Не помня себя, я велела им укладываться спать и бросилась на улицу, обратно к пекарне. Переливающийся корабль стоял на том же месте, но от раненого пришельца почти ничего не осталось – его разделили на части и уложили в сумки для образцов. Хотя что мне до него! Терять уже было нечего.