земли и хороший дом. Сложно только отыскать подходящее место. Все свое имущество и золото – и все дневники (их уже так много) – я оставила у одного человека в Лондоне. Его можно было бы назвать другом, но я не завожу друзей, потому что ненавижу их терять, – а его я потеряю, как и остальных. У меня есть многое, но потеряла я гораздо больше.
Я решила не удаляться от Лондона. Лучше остаться возле столицы – просто мне не хочется больше жить в ее стенах. Весьма приблизительная карта, по которой я строила маршрут, утверждала, что прямо передо мной Бранскомб, Воронья долина.
Дорога сузилась и превратилась в стежку, уводящую в лес. Еще одна такая же тропа шла в обход деревьев. Я натянула поводья и снова сверилась с картой. Кружной путь был гораздо длинней прямой дороги, к тому же на нем не было ничего, что сделало бы путешествие интересным. Выяснив это, я сложила карту, пришпорила лошадь и направила ее к лесу.
Вскоре мы уже въехали под древесные своды. Несмотря на их густоту, то тут, то там сквозь листву пробивались солнечные лучи, которые усеивали землю яркими пятнами. Лошадь замедлила шаг, но я не стала ее погонять. Торопиться было некуда. От главной дороги то и дело ответвлялись узкие тропинки, но я не обращала на них внимания, углубляясь все дальше в зеленый полумрак.
Прошло около часа, прежде чем я увидела рыцаря.
Он стоял на развилке: от тропы, по которой я ехала, отделялась еще одна дорожка. Солнечные блики плясали на его начищенном до блеска нагруднике; сам же рыцарь стоял неподвижно, будто изваяние, бесконечно неуместный среди полного жизни леса. Однако стоило мне приблизиться, как он поднял закованную в перчатку руку в предупреждающем жесте.
Приглядевшись, я поняла, что доспехи на нем не из этой эпохи. Мне уже доводилось видеть такие – в другой стране, много лет назад. На мгновение в памяти всплыл образ: рыцарь в похожем облачении гонится за мной на снежно-белом коне через поле под Азенкуром.
Того человека больше нет. Даже если бы я не всадила стрелу в щель между его шлемом и грудной пластиной, прикончив на месте, к этому времени он все равно бы умер – от старости, ведь это случилось больше века назад. Не помню, скольких я убила в тот день, но глядя на стоящего передо мной незнакомца, я ясно вспомнила рыцаря на белом жеребце…
– Что вам угодно, сэр? – обратилась я к нему, подъехав ближе.
– Вам нужно свернуть с этой дороги, – ответил он. Голос был приглушен опущенным забралом шлема, но я все равно различила французский акцент.
– Этот путь короче. Если я продолжу ехать так, то пересеку лес и окажусь прямо возле деревни в долине.
Я уже готова была вынуть карту, чтобы подтвердить свою правоту, но тут рыцарь достал меч. Кажется, он собирался настаивать на своем, а мой лук и стрелы канули в Лету вместе со всеми, кого сразили при Азенкуре.
– Эта дорога приведет тебя к смерти, – настаивал рыцарь. – Повторяю: выбери другой путь.
Несколько секунд мы молча стояли друг против друга. Я изучала его с высоты седла, всерьез раздумывая, не пустить ли лошадь вскачь, – и пусть тогда попытается меня остановить! Но поведение рыцаря доказывало: он непременно попытается. К тому же, если впереди и впрямь таилась опасность, он делал доброе дело.
В конце концов я натянула поводья и свернула на боковую тропу.
– Ты сделала верный выбор! – крикнул мне вслед рыцарь.
Я не стала отвечать, только подняла руку в знак признательности. На повороте я оглянулась, но у развилки уже никого не было.
Трудно сказать, сколько времени заняла дорога через лес. В его мягком полумраке время, казалось, остановилось. Чтобы окончательно не потеряться в этом безвременье, я считала лошадиные шаги, мягкие удары копыт о землю, звучавшие в такт ударам моего сердца и дыханию. Наконец деревья стали реже, солнечных пятен на земле прибавилось, а тени остались позади. Вскоре я выехала из леса в долину.
По мере того как я удалялась от деревьев, глаза мои привыкали к сиянию дня. Дорога вела на пологий холм и петляла дальше, спускаясь в долину. Вдалеке блестела лента реки, по ее берегам теснилось несколько десятков бревенчатых домов. Над одним из них вился дымок, и я предположила, что там кузница.
На улицах почти никого не было, но стоило мне въехать в деревню, как ее немногочисленные обитатели принялись провожать мою лошадь удивленными взглядами; люди даже выходили из домов, чтобы рассмотреть меня получше. Старики, дети, мужчины, женщины – я чувствовала их изумление. Ощущение было такое, будто они никогда в жизни не видели всадницу.
Когда я спешилась, они осторожно поприветствовали меня. Причина такого странного приема раскрылась быстро: дело было не во мне, а в том, какая тропа меня сюда привела.
Какой-то парнишка подхватил под уздцы мою лошадь, чтобы дать ей воды и найти стойло или место на пастбище. Имя его я сразу же забыла – точнее, даже не стала пытаться запомнить. Может быть, он его и не назвал – хотя спросил, как зовут лошадь, и очень удивился, узнав, что клички у нее нет. Увы, я давно усвоила, что по тем, у кого было имя, я скучаю гораздо больше, чем по тем, кто остался безымянным.
Пока он занимался лошадью, один из мужчин пригласил меня в дом. Возможно, он был избранным старостой, а возможно, просто самым уважаемым человеком общины: средних лет, с изрытым оспой лицом и редкими седеющими волосами. Его имя я запомнила – Эдвард. Извинившись за то, что не может предложить мне напитков, более подходящих для благородной дамы, он велел подать эль. Впрочем, я обрадовалась ему не меньше, чем лучшему вину.
Жена старосты, Мария, принесла нам две большие кружки. Годы были к ней милосерднее, и в чертах еще угадывалась былая красота.
– Вы приехали из леса, – сказал Эдвард, едва мы сели за стол.
– Я приехала через лес, – поправила я его. – Само путешествие началось намного раньше.
Уточнять, на сколько веков раньше, я, разумеется, не стала.
Он кивнул.
– Конечно. Простите наше изумление, но никто из местных не заходит в лес, разве что в случае крайней необходимости.
– Неужели?
В это было трудно поверить: тропа через лес была кратчайшим путем к соседнему городу, о чем я и сообщила Эдварду.
– Вы правы. Ехать на рынок кружной дорогой очень неудобно, гораздо быстрее было бы напрямую.
– Тогда почему вы этого не делаете?
– На пути вам не встретилось никаких… препятствий? – Он отпил из кружки. – Ничего… необычного?
Я вспомнила о рыцаре на развилке, но решила не рассказывать об этом до тех пор, пока не разберусь, к чему клонит Эдвард. Пришлось отрицательно покачать головой:
– Дорога была спокойной.
– Тогда вам очень повезло, миледи. – Он снова приложился к элю, будто подбирая слова. – В этом лесу водятся призраки. – Тут Эдвард улыбнулся, как бы говоря: «Знаю, это звучит странно, но что поделать».
Я привыкла к странностям гораздо больше, чем он, поэтому только улыбнулась и кивнула:
– Какие?
– Людей там посещают видения. Духи. Призраки умерших, которых они знали. И это не все. Рассказывают о потусторонних огнях, пугающих звуках…
Он прервал свою речь, одним глотком осушил кружку и знаком велел жене снова ее наполнить. Я даже в полумраке комнаты видела, как он побледнел.
– В лесу я встретила рыцаря.
– Рыцаря?
– Французского рыцаря, судя по акценту. Больше никого.
– Он не напал на вас?
– Нет, но он настаивал…
– …чтобы вы свернули с выбранной тропы, – закончил за меня Эдвард. Это был не вопрос, а утверждение, поэтому я только кивнула. – Они иногда поступают так. Вы правильно сделали, что послушались его.
– А если бы нет?
– Те, кто пренебрег советами духов и отправился туда, куда запрещено… – он умолк, зябко поежился, так и не закончив предложение, и принял из рук жены новую кружку. – Допивайте эль. Поговорим пока что о другом. Когда закончите, я покажу вам, что случилось с человеком, который не послушался призрака.
Признаться, он меня заинтриговал, но если я чему и научилась за эти долгие, полные одиночества годы, так это терпению. Поэтому я завела речь о своем путешествии, о жизни в Лондоне, о королеве, которая, по слухам, совсем плоха. Эдвард заметил, что она уже очень стара, я в ответ лишь усмехнулась и промолчала.
Потом мы вместе вышли на улицу и отправились на другой конец деревни. Все вокруг были заняты своими делами, на меня почти не обращали внимания: весть о всаднице, прибывшей через лес, уже утратила новизну. Мы миновали кузницу, возле которой была привязана моя лошадь. Перед ней стояла кадушка с водой. Проходя мимо, я похлопала ее по крупу, она в ответ качнула головой.
Нашей целью оказался дом на самом краю деревни. Навстречу вышли хозяева – мужчина и женщина примерно одних с Эдвардом лет. Попросив меня подождать минуту, он перекинулся с ними парой фраз, при этом ни хозяин, ни его жена не сводили с меня взглядов. Что бы Эдвард ни сказал, это удивило их, но не встретило сопротивления: оба лишь кивнули, пропуская нас в дом.
За столом, глядя прямо перед собой, сидела девушка примерно того же возраста, на который выгляжу я сама.
– Это Джейн, – произнес за моей спиной Эдвард. – Ее родители разрешили нам повидаться.
– Здравствуй, Джейн, – сказала я.
Девушка не ответила. Она, казалось, вообще не видела нас.
– Она меня слышит? Видит?
– Я не знаю наверняка, – вздохнул Эдвард. – Думаю, да, просто предпочитает не замечать.
– Почему?
– Джейн заблудилась в лесу, когда была маленькой. Трудно сказать точно, но, похоже, она не прислушалась к предупреждениям призраков и отправилась туда, куда нельзя. Знаете, дети ведь редко слушаются старших.
Я кивнула. Это мне было хорошо известно. Сейчас, когда глаза привыкли к полумраку, я заметила, что Джейн и выглядела, как ребенок: то же безмятежное выражение на лице, такой же отсутствующий взгляд.
– Вот какой она стала после этого. С чем бы Джейн тогда ни столкнулась, оно лишило ее рассудка. Почти все время она наблюдает за чем-то, чего мы не видим. Не говорит, а если все-таки открывает рот, то произносит лишь отдельные слова, в лучшем случае – одно короткое предложение. О том, что произошло в лесу, она никогда не рассказывала.