– Но ты же сам этого хочешь, Доктор. Манящим пальцем небесного демона клянусь, ты хочешь и еще как. Затем оно все и нужно.
И он театрально выхватил абордажную саблю.
– Доска, Доктор. Соблаговолите.
Доктор посмотрел на мистера Фибули и медсестру. Мистер Фибули отвел глаза. Сестра улыбнулась с насмешливым сочувствием и пощелкала языком.
Доктор поставил ногу на доску. Та скрипнула. Он посмотрел вниз. Низа оказалось очень, очень много. Доктор никогда по-настоящему не любил высоту. Он сделал шаг. Доска прогнулась.
– Послушайте, – кажется, преимущества испарялись на глазах, – давайте-ка поговорим об этом!
Он развернулся и одним прыжком соскочил с доски.
Капитан дружески ткнул его саблей, и Доктор шагнул обратно. Свободной рукой Капитан продолжал баюкать то, что осталось от попугая.
– Время болтать прошло, Доктор. Единственная функция, которая у вас осталась, – это умереть.
Тщательно балансируя на доске, Доктор пытался понять, когда же и как все пошло наперекосяк. Самое ужасное, что доска попалась на редкость пружинистая. И чем дальше, тем больше. Он уже придумывал очень изощренный и визуально впечатляющий способ спастись (при помощи шарфа), когда Капитан снова ткнул ему в спину саблей.
– Эй, это уже совсем нечестно! – возмутился Доктор.
Он сделал еще один неверный шаг и, наконец, вспомнил, что за прибор подхватил со стола, а потом положил обратно в комнате королевы.
Это был голографический проектор. Надо было взять чертову штуку с собой! Она бы сейчас невероятно пригодилась. Можно было бы сделать голографического себя и отправить его гулять по доске, вместо того чтобы заниматься этой акробатикой самому.
Еще один тычок, и Доктор проклял собственную глупость.
Он простер руку, словно умоляя дать ему еще один шанс.
Капитан взмахнул саблей.
Доктор пригнулся, оступился и, запутавшись в собственных конечностях и заодно в шарфе, сорвался с конца доски и полетел в пустое сердце Занака.
Часть четвертая
Тигр, тигр, жгучий страх,
Ты горишь в ночных лесах.
Чей бессмертный взор, любя,
Создал страшного тебя?
Глава двадцать вторая. Путешествие к центру Земли
Капитан и сестра смотрели, как Доктор падает в чрево планеты, пока он совсем не скрылся из виду. Дело сделано.
– Ку-ку! – сказал голос сзади.
Доктор падал.
Никогда до сих пор ему не случалось падать в планету, так что он даже нашел бы приключение захватывающим, если бы в данный момент не тратил столько времени на крики. Хорошая новость – если ее можно назвать хорошей… или хотя бы новостью – состояла в том, что Занак не слишком мешал ему падать. Шахта, по которой он совершал свое нисхождение в бездны, явно представляла собой рудозагрузочный желоб и заметно расширялась по мере углубления в гору, дальше, сквозь тонкую скорлупу планеты, и еще дальше – в нижеследующее ничто.
Была и еще более прекрасная новость (хотя Доктор, по правде сказать, сомневался, что не искушает судьбу, описывая ее как прекрасную) – Калуфракс больше не стоял у него на пути. Бедную планету окончательно выпотрошили.
Доктору нередко доводилось оказываться в опасных для жизни ситуациях и проигрывал он, надо сказать, считаное количество раз. Хотя разнообразием они, признаться, не отличались. Он уже устал то и дело оказываться на мушке у индивидуумов, несколько староватых для кожаных брюк с заклепками. «Что-нибудь новенькое» в докторском понимании выглядело так: целая неделя, за которую никто не наставит на него пистолет и не воспользуется какой-нибудь тривиальной фигурой речи типа: «Убей его! Убей его сейчас же, Билл!» Нет, о таком приходилось только мечтать. У злодеев это была такая же повседневная банальность, как: «Ну, что, пойдем куда-нибудь выпьем после работы?»
С пистолетами и тому подобным мусором он умел справляться. С тех пор, как на его жизненном пути возник первый солдат, он же гвардеец, он же стражник, смерть регулярно разворачивала перед Доктором толстенный каталог предоставляемых услуг. За последнюю пару дней его почти съело чудовище и взорвал вражеский генерал; на него кидались депрессивные телепаты и механические попугаи, а теперь еще и это. Право, какая нелепость.
Интересно, что получится, когда он достигнет середины Занака? Стоило бы позвонить какому-нибудь другу-физику, да где ж его взять? Возможно, там случится порог нулевой гравитации, и падение замедлится? А дальше он так и будет беспомощно болтаться, пока ему на голову не свалится очередная материализовавшаяся планета? Или он так и будет падать, пока не расшибется в лепешку об изнанку занакского экватора? С ума сойти, как интересно. Если, конечно, под «интересно» вы согласны подразумевать «совершенно непонятно и до ужаса страшно».
Доктор как следует вдохнул и снова заорал. При такой роскошной акустике грех было бы не воспользоваться возможностью.
Подъем оказался долгим и чрезвычайно утомительным. На автолете все-таки как-то удобнее. Правда, в тот раз Роману не сопровождал отряд Плакальщиков и разочарованной городской молодежи. А самым утомительным в подъеме была, надо сказать, именно разочарованная молодежь. Они все чем-то напоминали Кимуса. Даже поднимаясь в гору, они умудрялись нудить, как ужасна и тошнотворна настоящая история их планеты, но при этом даже не пытались скрыть довольных рож. «Я так и думал» и «а я ведь знал» было написано крупными буквами на каждой из них. Где-то на половине склона они затеяли спорить, как им себя называть: Движением или Сопротивлением. Кто-то предложил сесть передохнуть. Кто-то еще спросил, когда будут кормить. Романа уже была готова расплакаться.
Но тут они внезапно вышли на плато и ко входу в Цитадель. Где Праликса немедленно скосило припадком острых мук.
Романа кинулась к Плакальщикам. У остальных тоже морщились лбы и подергивались лица.
– Праликс? – спросила она. – Что такое?
Тот не без труда сфокусировал взгляд на ней.
– В Оплакивание влился новый голос, – выдавил он.
– Неужели? Чей?
Он ответил.
– Ты шутишь! – воскликнула она.
Не имея никакого понятия, что его крик разносится по всему психическому плану, Доктор все падал и падал. По-хорошему, неплохо было бы вести записи. Никакого замедления пока не наступило. Сила тяжести благоразумно держалась в сторонке, наблюдая за ним с тем легким недоумением, которое обычно приберегала для кошек. К счастью, пока он не налетел ни на какое геологическое образование – скажем, на глыбу ископаемого угля. Пока, это стоит подчеркнуть. В целом ситуация складывалась не так уж плохо. Ну, подумаешь, непонятно, где ты вообще находишься…
– Так, – сказала Романа революционным силам, – вы ждете меня здесь. Мне нужно кое-что сделать. Извините, я скоро вернусь.
И она понеслась обратно вниз по склону.
Доктор падал. Знай он, что Романа уже вычисляет скорость его движения, попутно руля автолетом, он бы, наверное, приободрился. Но не слишком. Вместо этого Доктор подумал, что мог бы и устать немного от падения, учитывая, сколько он уже этим занимается. Впрочем, недостаточно, чтобы не открыть рот и не продолжить свой хорошо поставленный баритональный вопль.
Проигнорировав возмущенные крики гвардии, Романа ворвалась в ТАРДИС, на крышу которой только что посадила летательный аппарат.
– Простите, ребята, на лекцию о правилах парковки у меня времени нет, – бросила она на бегу.
ТАРДИС нырнула во временную воронку, и Романа принялась спешно считать в уме что-то крайне непростое.
Некоторое время она беспомощно таращилась на обширную контрольную панель и лежащий рядом огромный том инструкций, после чего внезапно поняла одну очень важную вещь. Она честно предпочла бы, как всегда, воспользоваться книжкой, да только для того, что она собиралась сделать, книжек еще не придумали. Даже названий к ним. Если бы название уже существовало, ну, хоть одно, за ним бы точно стоял очень усталый восклицательный знак.
Она вычислила скорость падения Доктора, прошедшее от его начала время и диаметр Занака. После этого вычислила их еще два раза – просто для надежности.
Тут нужна идеальная точность, даже если ты Романа. Она мягко нажала переключатель на панели.
Переключатель отвалился.
– Вот черт.
На одно ужасное мгновение Доктор понял, что совсем забыл кричать. Может, он заснуть успел? Скорее, конечно, сознание потерял, но тут и задремать недолго. Люди (которые так на самом деле никогда и не въехали, в чем тут смак) вообще описывали полеты по воздуху как сэндвич из скуки между двух ломтиков паники. И вот теперь Доктор, кажется, неотвратимо понимал, что ему скучно. Скучно падать.
Полная сенсорная депривация тоже делала свое дело. Некоторое время на изнанке планетарной поверхности еще помигивали какие-то огоньки. Доктор не знал, для чего они там нужны, но мигающие лампочки обычно всем нравятся. Они постепенно удалялись и потом померкли совсем. В будущем тоже ничего живописного не предвиделось. Так что когда Доктор наконец снова встретится с землей, встреча, по крайней мере, станет сюрпризом.
От такой идеи у него мороз продрал по коже. Встреча могла случиться в любое мгновение. Сколько времени, интересно, нужно, чтобы пролететь планету насквозь? Доктор попробовал сложить в уме парочку цифр, но тут мысль о твердой поверхности, которая как раз сейчас может быть в паре дюймов от него, взяла свое, и он снова принялся орать.
Когда Романа впервые открыла учебник по ТАРДИС, оттуда вывалилась инструкция к чайнику-будильнику. На этом везение закончилось.
С одной стороны, ТАРДИС представляла собой до ужаса сложный, хотя и довольно осторожный плод союза науки и сказки. Волшебная синяя будка, способная отправиться куда угодно во времени и пространстве. С другой, она в своем роде безнадежно устарела. Вот с этим-то Романа и пыталась сейчас разобраться. У современных ТАРДИС вообще не было контрольных панелей – они работали на мыслесвязи. Не надо было ни задавать координаты, ни настраивать колебательные осцилляторы, ни высвобождать гравитационный аномализатор, ни даже заряжать мандриллические конденсаторы. Ты просто думал, куда хочешь попасть, и твоя ТАРДИС доставляла тебя туда. Немного пафосно, не спорю, но зато как удобно. Научиться работать вот так, по старинке, – в этом, конечно, был свой слегка чокнутый шик. Примерно как месить собственными руками тесто для хлеба, лить свечи или картины писать. Каждому понятно, что компьютер справится лучше, но это ведь так весело – как следу