Ничего не произошло.
Он перевернул лист.
Центральный механизм внутри колонны ожил.
Раньше Романе не доводилось такого видеть: вся колонна осветилась холодным зеленым светом, идущим откуда-то снизу. По мере того, как Скагра листал страницы, свет становился ярче, а кнопки на панели управления начали набирать координаты. Сам по себе переключился рычаг.
Губы Скагры тронула едва заметная улыбка.
– Я был прав. Доктор знал ответ. И вы знали. Для книги время идет вспять. Я поворачиваю страницы внутри машины времени, и она понимает сигнал. Когда я переверну последнюю страницу, мы окажемся в Шаде.
Глава 47
Двери шлюза открылись, и Крис обнаружил себя в начале темного, явно пострадавшего от времени коридора космической станции. После стерильной белизны корабля Скагры он казался особенно неприветливым.
Доктор первым шагнул вперед.
– Посмотрим, что тут у нас…
Крис замялся на пороге.
– А я не должен сказать что-нибудь героическое? Я ведь первый человек в космосе!
Доктор покачал головой.
– Не первый? – удивленно переспросил Крис.
– Даже не второй. И не третий. Теперь мы можем идти?
Крис поспешил за ним. В коридоре царило запустение и темнота, которую едва рассеивали тусклые светильники на стенах. Издалека то и дело доносились странные звуки, напоминавшие скрежет сдавливаемого металла, и Крису пришлось приложить немало усилий, чтобы отогнать мысль о миллионах световых лет безвоздушного пространства, от которых их отделяли лишь тонкие стены станции.
– А здесь безопасно?
– Разумеется, нет! – ответил Доктор, размашисто шагая мимо дверей с пометками «КАПСУЛА 1» и «КАПСУЛА 2». Каждый его шаг сопровождался гулким грохотом металла. Крис старался не отставать.
– Трудно поверить, что мы только что преодолели сотни световых лет.
– Почему?
– Меня учили, что нельзя путешествовать быстрее скорости света.
– Кто это сказал?
– Эйнштейн.
– Что? – Доктор даже остановился, чтобы внимательно взглянуть Крису в глаза. – Вы знаете теорию Эйнштейна?
– Да, – неуверенно ответил Крис, не понимая, к чему ведет Доктор.
– Неужели? А квантовую теорию?
– Конечно.
– А что насчет Планка?
– Тоже.
– Ньютона?
– Само собой!
– И, конечно, Шёнберга?
Крис запнулся. Предыдущие вопросы его не смущали – он действительно понимал, о ком говорит Доктор и прекрасно разбирался в теориях, предложенных этими учеными. Но Шёнберг… Пришлось пошевелить мозгами, прежде чем на ум пришло несколько нужных формулировок.
– И Шёнберга, – наконец уверенно кивнул Крис.
Доктор присвистнул от изумления. Крис расцвел было, но следующая реплика его огорошила:
– Тебе нужно срочно все это забыть, – решительно сказал Доктор, отворачиваясь и ускоряя шаг.
Удивительно, но Крис почувствовал облегчение. Значит, Вселенная гораздо сложнее, чем он думал.
Коридор привел их в крошечную узловую комнату, из которой тянулся еще один проход, такой же длинный и темный. На одной из стен висела металлическая табличка с надписью: «Общество углубленных научных исследований». Под ней можно было различить еще три буквы: «КСЗ».
Доктор провел по табличке пальцем, на котором остался толстый слой пыли.
– Так много ученых и ни одной уборщицы…
Криса же больше заинтересовала нижняя аббревиатура.
– Что это значит? «Крайняя стадия запустения», если судить по состоянию станции.
– Тише! – неожиданно прошипел Доктор.
Крис тут же умолк, глядя, как тот бесшумно крадется в сторону второго коридора и замирает у входа, напряженно прислушиваясь к темноте.
– Слышишь что-нибудь необычное? – прошептал он, повернувшись к Крису.
Молодой человек покачал головой.
– Только треск металла.
– За металл не беспокойся. За мной!
Однако не успели они на несколько шагов отдалиться от узловой комнаты, как Крис неожиданно остановился. Доктор нетерпеливо обернулся, чтобы узнать, в чем дело.
– Знак, – пробормотал Крис. – Как… Он что, был написан на английском? Вот только не надо говорить, что вся Вселенная говорит именно на этом языке!
Доктор отмахнулся и пошел вперед. Крис двинулся за ним, ожидая объяснений.
– Нет, не говорит. И знак был не на английском. Но ты провел достаточно времени в ТАРДИС. Она дала тебе способность понимать другие языки.
– Она влезла ко мне в голову?! – изумился Крис. – Но вы же сами говорили, что контроль над чужим разумом…
– Говорил, – пожал плечами Доктор. – Но она же не сделала ничего плохого.
– Я вообще не думал, что такое возможно. Получается, ТАРДИС может влиять на психику своих пассажиров?
– Немного. И только на тех, о ком ее отдельно просит пилот. Поскольку пилот – я, ТАРДИС никому не причинит вреда.
За разговором они не заметили, как оказались возле большой стальной двери. Доктор осмотрел боковые панели в поисках замка, но ничего не нашел. Тогда он выудил из кармана звуковую отвертку, нацелил ее на дверь, и та с треском распахнулась.
– А вы часто используете эту штуку, – заметил Крис.
– Так быстрее, – рассеянно ответил Доктор, ныряя в открывшийся проход. – Не люблю ждать.
За дверью оказалась большая комната, из которой, судя по всему, когда-то осуществлялось управление станцией. Стены были покрыты загадочными приборами и панелями. В центре высилась высокая шестигранная пирамида. Внутри каждой грани находилось углубление, по форме и размеру подходящее для взрослого человека. Вершину венчал острый конус вроде того, что был у Скагры на капитанском мостике. Когда станция работала, комната, наверное, кипела жизнью. Но сейчас здесь было темно и тихо.
Доктор подошел к пирамиде и замер, изучая одно из углублений.
– А вот это уже интересно!
– Интересно? – переспросил Крис, который завороженно изучал окружающие приборы. – Да это просто фантастика!
Доктор усмехнулся.
– Все время забываю, насколько впечатляюще эти технологии выглядят для людей. И сколько вызывают вопросов. Кстати, о вопросах, – он сделал приглашающий жест, намекая, что готов ответить Крису.
Тот не заставил себя ждать:
– Вы знаете, для чего все это?
Доктор замялся.
– Думаю, да. Но хотелось бы получить больше информации, – он снова продемонстрировал Крису звуковую отвертку. – И как можно быстрее. Ждать я все еще не люблю.
Отвертка с жужжанием уткнулась в одну из панелей, но ничего не произошло. Электроника никак не среагировала на импульс; на мертвой стене не мигнула ни одна лампочка.
– Обесточено? – предположил Крис.
Доктор вздохнул.
– Похоже. Никакого отклика. Даже если бы он и был, – Доктор подцепил край панели, и она легко отошла в сторону, – отключены все контуры, главная матрица… Вообще все!
Из-под панели показались материнские платы. Доктор посильнее нажал на одну из них, и та рассыпалась в пыль под его пальцами.
– Увеличенная энтропия, – констатировал Доктор.
– Как можно увеличить энтропию? – не понял Крис. Скрежет металла в этой комнате был слышен особенно отчетливо, и молодой человек пытался вопросами разогнать страх.
Но прежде чем Доктор успел ему ответить, из коридора донесся грохот.
Доктор и Крис синхронно развернулись в сторону двери. Там, в полумраке, явно кто-то двигался.
Глава 48
Постепенно Клэр успокоилась. Если не обращать внимания на часы профессора, которые шли то вперед, то назад, можно было сделать вид, что все хорошо, и миром снова правит здравый смысл.
Хронотис вернулся в комнату с двумя чашками чая и, протянув одну из них девушке, осторожно уселся на небольшой диванчик напротив нее.
– Вы сказали, что были, есть и будете профессором, – заметила Клэр, просто чтобы не молчать.
– Я так сказал? – переспросил Хронотис. – Должно быть, я собираюсь… Собирался сказать не это. Простите. Пожалуй, мы, галлифрейцы, так никогда и не приспособимся к грамматике вашего языка. Всего 16 времен! И ни одного, подходящего ситуации.
– Какой ситуации? – поинтересовалась Клэр, делая глоток сладкого, щедро разбавленного молоком чая. Упомянутое профессором название – Галлифрей – ее не смутило: девушка решила, что это какой-то греческий остров, откуда тот приехал в Англию. Говорил Хронотис без акцента, но он уже столько лет преподавал в Кембридже, что это не казалось удивительным.
Хронотис обвел рукой комнату:
– Безвременья, – пояснил он, как будто речь шла о чем-то очевидном.
– Безвременья? – Клэр очень нравился этот милый старичок, но с каждой новой репликой она начинала все больше беспокоиться за душевное здоровье собеседника. Крис как-то описал его «чокнутым, но обаятельным». Теперь ей начинало казаться, что это удивительно точное определение.
– Безвременья, – подтвердил профессор, не подозревающий о ее размышлениях. – Знаете, когда стоишь между двумя временными полями.
– То есть именно это мы сейчас и делаем?
– Ну почему же. Лично мы не стоим, а сидим, – профессор наклонился и похлопал ее по руке. – И за это мне нужно благодарить вас, милая.
– Это меньшее, что я могла сделать. Учитывая, что я просто нажала на кнопку…
– Вы нажали на кнопку и активировали экстренный протокол. Разумеется, после того, как моя ТАРДИС подсказала вам это сделать.
– Тардис? – переспросила Клэр. Неожиданно ей очень захотелось уйти отсюда.
– Да, я знаю, следовало бы придумать ей прозвище. Но это очень древняя ТАРДИС, типа 12. Я в буквальном смысле подобрал ее на помойке. Официально вывезти что-то поновее с Галлифрея было невозможно.
– Вывезти? – нерешительно спросила Клэр, поглядывая на дверь.
– Хотя мне грех жаловаться, – продолжал профессор, нимало не смущенный реакцией собеседницы. – Если бы у меня не было ТАРДИС, я все еще был бы мертв.
– Мертвы?! – Клэр некстати вспомнилось, как профессор буквально материализовался из воздуха. Тогда она решила, что это было видение, вызванное ударом по голове.