Тут в рядах присутствующих возникло замешательство. А также в этих рядах возникли телохранители Том и Дик, вовремя подоспевшие к шапочному разбору.
— У нас нет никакой операционной! — в один голос сообщили телохранители и синхронно развели руками.
— А что есть? — разочарованно спросил Самты. В его воображении с печальным стоном исчезали, возникшие было видения белой стерильной комнаты, полной дорогого и ненужного медицинского оборудования.
— Комната для остоканивания отношений и устаканивания проблем, бывшая для медитаций. Еще лодочный сарай. И у доктора Бряк подвальная подсобка, где препарируют дохлых кроликов, — по-прежнему в один голос сообщили дружные телохранители Том и Дик.
Самты на мгновения задумался, какое решение принять. В виду того, что его загипсованный пациент в это время вопил, почем зря:
— Лучше уж в сарай! Но только не в подсобку! И только подальше от Бряк!
Самты постановил своей врачебной властью:
— Непременно в подсобку! И непременно к доктору Бряк! Пускай мне ассистирует! — про себя резонно полагая, что лишний человек с медицинским образованием ему не помешает. Хотя справедливости ради надо признать, образование у Пегги Бряк было скорее ветеринарным, чем медицинским. Правда, кроме разнузданного истребления кроликов во славу науки ей еще доводилось лечить коров и лошадей от чесотки, но вряд ли это могло сильно помочь.
Между прочим, Самты призвал на помощь Пегги и ее подсобку вовсе не от врожденной потребности насолить своему ближнему. Но только доктор Клаус вспомнил наставление, полученное еще на студенческой скамье от разъездного представителя общества «Друг затюканного лекаря». А наставление это заключалось в следующих пунктах:
Никогда не позволяй пациенту командовать собой и вообще давать непрошеный совет.
Никогда не следуй этому совету, если он уже дан некстати под руку.
Всегда делай вид, что вышеозначенного совета ты не услышал — как вариант, притворись глухим как пень.
Всегда поступай вопреки данному совету, даже если он правильный, чтобы пациент не вообразил о себе бог весть что.
При первой же возможности дай пациенту наркоз или, в крайнем случае, заткни рот еловой шишкой.
Самты стал действовать согласно наставлению. Он притворился глухим, как пень. Поступил вопреки данному совету, хотя понятия не имел, правильный он или нет. А также заткнул ПД рот еловой шишкой, ибо никакого наркоза у него с собой не было.
— Значит так. Ты, Дим, бери больного за руки. А ты, Ток, соответственно, за ноги. И несите. Лучше головой вперед. Чтобы потом не возникло обвинений в некомпетентном несоблюдении дурных примет! — продолжал отдавать дальнейшие мудрые приказы Самты. — А тебе, Кики, отдельное особо ответственное поручение. Беги вперед меня и предупреди доктора Бряк, что к ней придут с визитом… Нет, что к ней придут с больным… Нет, что к ней придут в подсобку… Нет, что к ней придут на помощь, то есть, я приду за помощью…В общем, предупреди, что к ней придут!
Кики, подхватив на бегу короткую юбку и пирожок тетушки Изауры, бросилась предупреждать доктора Бряк непонятно о чем. Главное, думала она, сообщить очкастой ученой кикиморе, чтоб нипочем не уходила из своей подсобки. А там уж после разберутся, что к чему и кого куда.
Тем временем процессия неспешно тронулась из дома ПД по направлению к кролиководческой ферме, где, кстати сказать, не осталось ни одной живой зверюшки, за исключением старого филина, нелегально поселившегося на чердаке и гнусно ухавшего по ночам. Впереди всех шел, опираясь на железную суковатую палку, довольный доктор Клаус собственной персоной и еле слышно напевал в полный голос куплет известной детской песенки:
У Пегги белый кролик жил,
Он ей для опытов служил!
Ах, до чего живучий был,
Спляшем, Пегги, спляшем!
За ним несли ПД, вопившего неразборчиво из-за еловой шишки во рту, и, между прочим, по ошибке вперед ногами. А ведь Самты предупреждал! Но оба охранника, Дик и Том, совсем одурели от противоестественного вида их дорогого диктатора, гипса и еловых шишек, использованных не по прямому назначению (по прямому назначению Дик и Том засовывали их случайным прохожим совсем в другие места шутки ради, когда напивались на Рождество). Поэтому ПД вынесли, как попало, вернее, чем было ближе к дверям, тем и вынесли.
В это же самое время в окрестностях кролиководческой фермы поселка «Новые змеюки». События, факты и некоторые размышления.
В это же самое время доктор Пегги Бряк стояла на крылечке фермы и просеивала в решете помет грызунов. Иначе — крысиные какашки. Это, чтобы наверняка узнать, уж не крысы ли сожрали нынче утром ее лучшие фиолетовые румяна от «Диор»? Наказывать без вины беспомощных зверьков ей не хотелось, но и румян было жаль, чтобы оставить это дело просто так.
На случай, если вы спросите, почему румяна были фиолетовые, я отвечу. А если не спросите, то отвечу все равно. Потому, что доктор Бряк была очкастой, долговязой кикиморой с косичками, вот почему! А таких — какими румянами не крась, разница не велика. Зато от «Диор» и с громаднющей скидкой! Тем более, Пегги знала: дорогой Лэм любит ее во всех нарядах и румянах. Но не имела понятия — это от того, что хуже всяко не будет. Оттого, что хуже просто некуда. В общем, она просеивала на крылечке помет, когда…
Вот тут-то начинается самое интересное. Джин Икарус Блок, оставшийся не при делах из-за внезапной хвори, приключившейся с ПД, слонялся по поселку. Впрочем, он и раньше в основном только тем и был занят. Но слонялся-то он исключительно по пятам за Лэмом Бенсоном, пытаясь убедить его в своей избранности, и оттого мало смотрел по сторонам. Обычно Джин Икарус ходил след в след за ПД или дремал неподалеку от лодочного сарая, и бубнил:
— Я Избранный! Я ведь Избранный? Ну почему вы молчите, и ничего не говорите? …ой, больно! Зачем кидаться кирпичами? Я только хотел спросить, я ведь Избранный?.. Как, как? Нет, в роду у меня не было душевнобольных! И говорящих обезьян тоже, прямо обидно!.. Кто это вам сказал? Ах, Чарльз Дарвин!… Нет, не знаком… и не читал… что же, раз ученый человек, то ему видней! Вообще-то мой папаша был бродягой-забулдыгой, с рожей орангутанга… Говорите, я в этом смысле на него похож? Еще бы, ведь я его сын, причем родной! И я Избранный! Я ведь Избранный? (а дальше все точно так же, как и в начале, кому интересно, может прочитать по второму разу).
Но внезапно Джин Икарус перестал слоняться без дела и застыл на одном месте, как пораженный санитарной инспекцией нелицензированный ассенизатор. Перед ним вдруг опять предстало видение. На этот раз не Вонючка, а нечто поистине захватывающее.
На кривом бетонном крылечке полуразвалившегося коровника (Джин Икарус понятия не имел, что это сверхсовременное здание научной лаборатории) стояла Женщина. Именно так, с большой буквы. У Женщины были непередаваемо восхитительные тонкие косички и невообразимо толстые очки. И вообще она казалась длинной, как огородный шест, и тощей, как скелет от селедки-иваси. Правда, в руках она держала не книжки и тетрадки, но не менее загадочный предмет, чем-то напоминавший огромный дуршлаг, украденный из солдатской столовой. Несомненно, это был секретный научный прибор. И сама Женщина была таинственная и удивительная. Именно о такой Джин Икарус Блок мечтал всю свою прошлую жизнь. И продолжал бы мечтать всю будущую, если бы вдруг не встретил на крыльце коровника.
Когда у Джина Икаруса прошел столбняк, и он наконец смог, опираясь на пальмовый посох, подойти к видению поближе, в голове у него сами собой родились стихи. Хотя прежде он и двух слов не мог сказать в рифму.
— Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты…, - досказать рожденное стихотворение Джин Икарус не успел. А жаль, вдруг стихи были гениальные? Но мы этого с вами так и не узнаем.
— Мужчина, вы в своем уме? — грубо оборвала его доктор Бряк и оглянулась. Может, странный лысый дядька разговаривал не с ней. Потому что, обычно с ней никто так не разговаривал. Потому что, обычно к доктору Бряк незнакомые мужчины обращались следующим образом: «Эй ты, дылда долговязая, сгинь и не отсвечивай!» Но позади Пегги была только обшарпанная дверь в лабораторный барак.
— Почему все и всегда на этом острове задают мне один и тот же вопрос? — плаксиво сказал ей лысый детина. И не дождавшись ответа, несвязно продолжил: — Я в своем уме. Мне хрен знает, сколько лет, потому что мой папаша-забулдыга забыл записать день моего рождения, помнил только, что это было в феврале. Или в каком другом месяце. Я был владелец похоронного бюро, а до этого служил банковским налетчиком, а еще до этого успешно грабил бензоколонки. А еще раньше я занимался бродяжничеством в штате Юта. Теперь я Избранный. Выходите за меня замуж, не пожалеете.
Офонаревшая от изумления доктор Бряк уставилась на лысого детину так, что глаза ее стали больше оправы очков. Решето выпало из ее ослабевших рук. Крысиный помет вперемешку с фиолетовыми румянами рассыпался по крылечку. Косички встали дыбом.
Доктор Бряк стала лихорадочно соображать про себя. Если лысый не шутит, и черт не шутит тоже, и ей в самом деле предлагают руку и сердце, и этот лысый черт в самом деле Избранный? Мысли Пегги путались и неслись в голове галопом, так что от косичек натурально повалил клубящийся пар. Не то, чтобы ненормальный гробовщик ей понравился. Конечно, об этом речи не шло. Да и кому понравится, тем более с первого взгляда, здоровенный и плешивый как арбуз, детина, с явно ограниченными возможностями головного мозга? Но вот если посмотреть на него во второй раз! С большой или с прописной буквы, но доктор Пегги Бряк все же была женщиной. А это значит, что время от времени ей страшно хотелось замуж. Не то, чтобы совсем уж все равно, за кого. Но иногда, хоть за кого-нибудь.
В смысле замужества надежды на благородство ПД было мало, сами понимаете. Порой Пегги грустно смотрелась в зеркало и думала, что ее дорогой Лэм человек очень порядочный, и может даже слишком. Хотя бы потому, что вот уже третий год подряд терпит этакий страх божий возле себя, да еще дарит подарки из списанных складских запасов, водит в поселковый клуб и в баню, и что удивительно, изменяет редко. Только если подвернется подходящий случай, и он наверняка знает, что Пегги не сразу о том донесут.