И у него все получилось. Теперь здоровяка невозможно было атаковать с флангов. Возможно, это удалось бы, если бы нападавших было больше – к примеру, человек восемь или десять, – но все произошло очень быстро, и никто из бандитов оказался не готов к такому, и вот уже один из парней отлетел назад, хватая воздух ртом, а Ди вывернул руку следующему, ударил его по глазам, и остался лишь последний грабитель.
У бандитов не было шансов. Тот, что с ножевым ранением, ухитрился сбежать, если, конечно, это можно было так назвать. Он выбрался из переулка, разбрызгивая кровь повсюду. Остальным не так повезло, но Шанс недолго ликовал по поводу удали Ди, став свидетелем развернувшейся во всю мощь жестокости этого человека. Ничего подобного он никогда не видел. Ди не удовлетворился побегом противника или даже победой над ним, как в спорте. Это был марш Шермана [30] к морю, бойня на ручье Вундед-Ни [31]. Он до неузнаваемости изувечил трех мужчин, и самое жестокое избиение произошло всего в четырех футах от Шанса, который стоял и смотрел, как Ди колотил одного из грабителей лицом об угол мусорного бака, пока от лица ничего не осталось, зубы не сломало по самую линию десен, губы не срезало; в считаные секунды грабитель превратился в нечто человекообразное из крови и костей и рухнул на землю рядом с остальными, будто мешок с мусором. А потом Шанс и Ди ушли – только они вдвоем, сбежали, как напроказившие школьники. Ди оторвал Шанса от стены, резко толкнув в ту сторону, откуда они явились одну или две жизни назад, и улицы были точь-в-точь такими же, как и раньше, ни прибавить ни убавить. И звезды не упали с небес, и луна не окрасилась кровью, и стелился такой туман, что от него делалось еще темнее, и в воздухе пахло океаном с городских пляжей, а Шанс будет потом, и на следующий день, и еще долго изучать от корки до корки местные газетенки, и дойдет даже до того, что дважды вернется сюда на автомобиле, ища какое-то указание, какой-то знак… полицейскую ленту, огораживающую место преступления… или, может, венок, вроде тех, что висят вдоль дорог, там, где в автокатастрофе погибли люди… любое указание на то, что здесь случилось, что произошло с парнями, надеявшимися ограбить их, возможно избить, а возможно, даже и убить, и он станет напоминать себе, что это их преследовали, но в газетах ничего не было, и ничего не было на улице, не было и никогда не будет, и уж точно никаких букетов в начале переулка, где никто – ни один человек – не погиб, но как же трудно в это поверить.
– Есть две вещи, – сказал ему Ди.
Он заговорил впервые с тех пор, как они убежали из переулка и вернулись туда, где все начиналось, в магазин Аллана, и Большой Ди опять был спокоен, слишком спокоен, как мог бы решить кто-то, учитывая масштабы выпавшего им на долю тяжелого испытания. Хотя, подумалось Шансу, возможно, произошедшее было тяжелым испытанием лишь для него – для него и тех парней, что остались в переулке.
– Старик сказал, ты ищешь мужика, который купил твой товар, потому что решил пересмотреть сделку, – продолжил Большой Ди. – Я бы к нему не ходил, братан.
– Почему? – спросил Шанс. Он не сразу сообразил, что к чему. Ди продолжил, будто его и не прерывали:
– Это может плохо сказаться на Карле. И на мне тоже, раз уж на то пошло. – Он вытащил из внутреннего кармана куртки конверт из оберточной бумаги и сунул Шансу: – Вот твои деньги. Можешь пересчитать, если хочешь.
– Я не уверен, что понял тебя, – сказал Шанс.
– Чего тут понимать? Это восемьдесят тысяч долларов. Сообщение, которое ты оставил, малость перепугало босса. Чек аннулирован, вот тебе наличка.
Шанс стоял и держал конверт:
– А у меня есть варианты?
– Были.
– И ты носил деньги с собой… все это время?
– Вот именно, – сказал ему Ди.
– Боже мой, – сказал Шанс, – так к чему ты все это сделал. – Под «это все» он подразумевал бойню в переулке. – Ты меня запугиваешь?
Большой Ди просто посмотрел на него:
– Я это сделал, потому что так было надо. А уж, как ты поступишь, решать тебе.
Шанс растерялся. Он действительно не мог решить, что потрясло его сильнее: действия, которые Ди считал правильными, то, что сам он вынужден против воли взять деньги, или то, что Большой Ди так легко рискнул огромной суммой в переулке Тендерлайона.
– Ты сказал, что есть две вещи, – в конце концов заговорил он, – вторая – это какая?
– Этот коп, Блэкстоун. С парнями вроде него справиться можно, есть способы. – Теперь, когда он получил свою дозу адреналина, Ди вновь стал невозмутимым. – Потому что прямо сейчас он подающий.
– Я не понимаю, о чем ты.
– Да уж, это проблема, – сказал Ди. Он минуту подумал. – Вся эта канитель в переулке… как я там сработал?
– Не знаю.
– Братан, ты же смотрел.
– Это было очень быстро и очень жестоко.
Ди посмотрел на него. Так мог бы посмотреть взрослый, вынужденный объяснять какие-то элементарные вещи довольно тупому ребенку.
– Я убедился, что они на меня повелись. Люди говорят о самообороне. Самооборона – чушь собачья. Когда я защищаюсь, я проигрываю. Я хочу нападать, а защищается пусть другой. И неважно, сколько их будет, я хочу, чтобы они все защищались, потому что тогда я диктую условия. Я – подающий. Пока я подающий, я побеждаю. Мне плевать, пусть их хоть дюжина. Из вас двоих подающий – этот коп. А ты принимающий. Тебе надо изменить ситуацию. Поменяться с ним местами.
– И как это сделать? – Шанс задал этот вопрос более или менее вопреки себе самому.
Полтора часа назад он в прямом смысле был готов напустить в штаны. Потом его чуть не вырвало, потом он был готов никогда больше не встречаться со здоровяком, а теперь просит у него совета, как с самого начала и хотел.
– Во-первых, – сказал Ди, – собрать на этого урода компромат. Дамочка говорит, что он замазан. Что это значит? Убить кристально чистого копа не так сложно. Такие все время лезут в опасные ситуации. И любая из них может плохо закончиться. Но если коп «грязный»? Тогда вся его жизнь – один сплошной риск. Тебе всего лишь надо быть внимательным. Куда он ходит? С кем встречается? Когда наиболее уязвим?
– Идея в том, чтобы его арестовали.
– Зачем?
– Ну, скажем так, мне такой вариант вроде как ближе.
– Играешь по правилам?
Шанс пожал плечами.
– Думаешь, он тоже играет по правилам?
– Не знаю. Понятия не имею, как он играет. Давай просто скажем, что мне нравится мысль что-нибудь накопать на него…
– Идея хреновая, ну да ладно.
– Я же не могу просто взять и начать повсюду за ним таскаться. Он знает, как я выгляжу.
– Можно кого-нибудь нанять.
– Тебя?
– Можем это обсудить.
– А это очень дорого обойдется?
– Я знаю, что у тебя есть восемьдесят кусков.
Не всегда можно было понять, когда Ди шутит. Он был, как уже узнал Шанс, не без чувства юмора. Странного, правда.
– Пожалуй, мне нужно это обдумать.
– Конечно. Но пока ты обдумываешь, он остается подающим. Так что давай думай.
Шанс думал об этом, когда в дальнем конце переулка сверкнули фары. Вначале он решил, что их преследуют или обнаружили. Он вообразил вращающуюся красную мигалку, которая вот-вот разорванной артерией вспыхнет в узком переулке. Однако это был всего лишь лимонно-желтый «Старлайт-купе», который не спеша подъехал к ним.
Они стояли со стороны пассажира. Стекло опустилось. За ним обнаружился кожаный мальчик лет двадцати, не больше. Он казался утомленным и накуренным, его голова с немытыми жирными волосами покоилась на подголовнике. За рулем восседал Карл Аллан, щеголевато одетый (вроде бы) в костюм-тройку, коричнево-желтый, в узкую полоску. Салон машины освещал лишь слабый свет с приборной панели, в ночи сладко потянуло марихуаной.
– Как оно, братишка? – спросил у Карла Ди. Он слегка нагнулся, чтобы заглянуть в машину.
Карл, однако, уставился на них, переводя взгляд с одного на другого и обратно, как если бы они, стоящие вдвоем в переулке около его магазина в четыре часа ночи, не вызывали у него ни недоумения, ни тревоги, а лишь были поводом для какого-то тайного развлечения.
– Мальчики, мальчики, мальчики, – сказал он тоном директора школы, намеревающегося прочесть лекцию.
И огонек, зажегшийся у него в глазах, тоже соответствовал образу. Но тем все и ограничилось. Он ничего больше не сказал.
Стекло поднялось. Ди и Шанс отступили. Машина тронулась и скрылась из виду в противоположном конце переулка.
Ди вздохнул, глядя на то, как тают в ночи задние габаритные огни «студебеккера».
– Ну что я тебе говорил? – сказал он. – Он опять за свое.
– Эти парни в переулке… – наконец сказал Шанс. Эта мысль не давала ему покоя. Блэкстоуну придется подождать. – А если бы они все были вооружены? Ты же не мог знать… Не мог знать, что у них нет пушек. А если бы это нас с тобой бросили там умирать?
Ди нагнулся и приподнял штанину, оголив могучую ногу достаточно сильно для того, чтобы Шанс мог разглядеть у щиколотки какой-то пистолет. Здоровяк ничего не сказал, просто показал его Шансу. Затем распахнул куртку так, что стали видны три простых, но смертельно опасных на вид ножа, заткнутые за пришитый к ткани нейлоновый ремень.
– В большинстве драк до них не доходит, – сказал Ди. – Эти парни сунулись за нами в переулок. Какой идиот побежит от грабителей в переулок? Нет таких. Они об этом не подумали. Просто реагировали, и все. Эмоции сильнее логики, и поэтому я мог диктовать условия драки. – Он дал Шансу минуту, чтобы осмыслить его слова. – Подумай об этом с такой точки зрения. Нет никаких жертв – одни добровольцы.
Тот самый пациент
Но, видит Бог, жертвы были. Шанс полжизни провел с ними в одной и той же комнате. Кем, если не жертвой, был Бернард Джолли? Лишенный заступников, получивший травмы, от которых ему никогда не оправиться психически и физически, из-за них он теперь тоже стал хищником по природе, еще одним элементом в реке человеческих экскрементов, текущей к морю, еще недостаточно взрослым, чтобы покупать выпивку, но уже попавшим в зубы жадного и неповоротливого бюрократического аппарата?