– А сейчас она где?
– В школе.
– Когда она у него ночевала?
– После того как ты ушел.
– А ты где в это время была?
– Да тут. Дома.
– И ты не слышала, как она уходит?
– Она становится скрытной, Элдон. Мне это не нравится.
– Мне тоже. Я велел ей держаться на людях. Она мне пообещала.
– Ну, – протянула Карла, – вот тебе и результат.
Шанс сказал, что еще раз поговорит с дочерью.
– Просто здорово, – сказала Карла и повесила трубку.
Обвинения и упреки остались невысказанными – для того-то они больше и не были вместе.
Второй звонок он сделал Дженис Сильвер. Сеансы с Жаклин шли своим ходом, и теперь, спустя две недели, он жаждал узнать, как идут дела.
Дженис ответила сразу.
– Произошел инцидент, – сказала она ему даже раньше, чем он успел спросить, и сделала драматическую паузу.
– Правда?
– Да, правда. Она кое-что украла.
– И сколько еще ты собиралась ждать, прежде чем рассказать мне об этом?
– Я пыталась решить, как именно тебе это преподнести.
– Ты уверена, что это она?
На том конце немного помолчали.
– Нет, – наконец сказала Дженис. – Я ее спрашивала. Она все отрицает, но все улики указывают на нее. – Снова повисла пауза. – Речь о наличке, ее трудно отследить или найти. По причинам, которые, я уверена, тебе ясны, мне не захотелось привлекать к этому делу полицию.
– И о какой сумме мы говорим?
– Две тысячи долларов с лишним. Отец девочки, с которой она занималась, владелец компании. Он много зарабатывает, и у него повсюду валяются деньги. На кухонном столе просто лежало пять тысяч долларов. И половина пропала. Это заметили сразу после одного из наших сеансов…
– И больше ни у кого не было туда доступа? Прислуга, друзья дочери, сама дочь?
– У них уже пятнадцать лет одна и та же домработница. У девочки нет друзей. Все, что я смогла сделать, это убедить их не обращаться в полицию. Сказала, что поговорю с ней. Повезло, что этот мужик при деньгах. От него не убудет, но я больше в этом не участвую. Больше никаких уловок. Я не должна была позволить тебе уговорить меня. Этот случай куда сложнее, чем мы с тобой предполагали. Теперь я думаю, что с нашей стороны было безответственно поступить так, как мы поступили.
– Есть какой-то другой способ?
– Не знаю, Элдон. Могу только сказать тебе, что этот способ не сработает.
– Скажи мне еще раз, что именно говорит Жаклин?
– Говорит, что ничего об этом не знает.
– Может быть, она и правда не знает.
– Элдон, может быть много чего. Может, Жаклин не знает. Может, знает Джекки. Может, Джекки не хочет, чтобы Жаклин поправлялась. Может, своего часа поджидают еще какие-то личности, с которыми мы с тобой пока не встречались, и тебе предстоит принять участие в высокой драме со множеством персонажей. Ты знал, что она себя резала?
– Понятия не имел. – От этой мысли ему сделалось дурно.
– Я пошла поговорить с ней о деньгах…
– В этот ее кондоминиум?
– Да.
– Несколько рискованно для вас обеих.
– Да, и к этому я еще вернусь. Мне нужно было увидеть ее лицо. Она расписывала очередной стул, была одета в джинсы и футболку с короткими рукавами, и я увидела, что у нее на руках шрамы. Она не ожидала, что я приду. Некоторые порезы были свежими, другие – нет. И это все меняет, друг мой.
– Что она говорит?
– Что не всегда знает, что с ней творится, а о некоторых периодах времени вообще ничего не помнит. Может, тут на что-то сгодился бы твой импровизированный тест на обоняние… если тебе от этого полегчает. Но знаешь что? Такие случаи никогда не были моим коньком. – Она немного помедлила. – Да и твоим тоже. Господи, Элдон, ты же пациентов почти не видишь и уж точно не лечишь.
– А что еще случилось? Что было дальше?
– То, чего можно ожидать от пациента с той или иной формой диссоциативного расстройства личности с периодами амнезии. Жаклин была очень расстроена. То есть либо она была очень расстроена, либо она очень хорошая актриса. Но, когда имеешь дело с душевнобольными, такая неопределенность в порядке вещей, правда же? Иначе зачем нужны специалисты?
– А ты что думаешь?
– Тебе знаком термин – пограничный тип? [41]
– Это твой диагноз или ты так говоришь, лишь бы отвязаться?
– Сейчас ты ко мне несправедлив и сам об этом знаешь.
На линии некоторое время было тихо.
– Я думаю, ей нужен другой терапевт и другой вид терапии. Я думаю, ей нужен кто-то, кто специализируется на трудных случаях и готов за это взяться. Почему бы нам просто не оставить все как есть и не сохранить нашу дружбу?
– И как, по-твоему, мы можем заставить ее это сделать?
– А мы и не можем, Элдон. Я буду рада помочь ей найти врача, но она должна будет сама этого захотеть. И изъявить готовность показаться этому самому врачу. И больше никаких окольных путей.
– Отчасти мы тогда возвращаемся к тому, с чего начинали.
– Есть еще кое-что, – сказала Дженис. – Ты спрашивал, не опасно ли было прийти к ней домой, а я ответила, что еще вернусь к этому. Когда я вышла, то обнаружила, что кто-то взломал мою машину, украл фотоаппарат и порезал оба задних колеса.
– Жутковато.
– Жутковато – слишком мягко сказано.
– Либо это случайность, либо этот полицейский следит за ее домом.
– Вполне в его стиле.
– Есть какие-то идеи насчет того, как все это отразилось на ней, после того как ты ушла?
– Ни одной. Прости, Элдон. Мы пытались. Я думаю, мы сделали все, что могли. – Он ничего не ответил, и она продолжила: – Я умышленно использую слово «мы». Она не тот человек, с которым тебе стоит проводить время. Мне уточнить, что я имею в виду?
Шанс сказал, что понял ее. Дженис попрощалась.
Люси зашла к нему в кабинет, прежде чем уйти домой. Она обнаружила кое-что относительно доктора Коэн. Та умерла не своей смертью. Она была изнасилована, изуродована и убита забравшимся к ней в дом преступником, которого так и не нашли.
– Господи боже! – опять воскликнул Шанс.
– Что, сюжет закручивается?
Он молча посмотрел на нее.
– Извините. – Люси пошла к выходу, но потом обернулась. – Сегодня я поздоровалась с Жаном-Батистом, – сказала она, очевидно намереваясь подбодрить Шанса. – Разрешила ему принести еще несколько этих его кошмарных фотографий.
Шанс и счастливый час
До того как Майру Коэн изнасиловал, изуродовал и убил неизвестный преступник, она трудилась в небольшом бизнес-центре неподалеку от Сан-Паоло-авеню в северо-западном Беркли, деля его с еще двумя врачами. Приехав по адресу, Шанс обнаружил там пустырь. А поговорив с владельцем дома по соседству, узнал, что интересующее его здание сгорело дотла почти два года назад. Шанс сумел напасть на след одного из работавших вместе с Майрой врачей, который теперь открыл практику неподалеку от больницы в южном Беркли. Он позвонил туда из машины, представился доктором Шансом, спросил доктора Миллера. Однако доктор Миллер в результате мало что смог добавить. Он почти ничего не знал о пациентах Майры, и – нет, ему ни о чем не говорило имя Жаклин Блэкстоун. Да, обстоятельства смерти доктора Коэн по-настоящему трагичны. Что же касается документации… то, что было в старом офисе, полностью утрачено. Он не может сказать, держала ли Майра где-то еще резервные копии медицинских карточек своих пациентов, просто не знает. Насколько ему известно, она жила одна, и вскоре после ее гибели дом продали. Шанс спросил, не знает ли он, кто занимался продажей, возможно это были родственники, и их можно найти. Доктор Миллер ответил, что, к сожалению, рассказал все, что ему известно. Шанс поблагодарил его и повесил трубку.
Нужно было возвращаться в город. В конце концов, у него было предостаточно дел; для начала он пообещал Карле поговорить с Николь и намеревался сдержать слово, хоть и боялся этого разговора. Дочь растет, и ее вот-вот заберет большой мир. Какие такие спасительные речи можно придумать, когда его собственная жизнь разваливается на части, и дочь это видит? И, конечно ждала работа, Люси Браун за столом в приемной, громоздящиеся в изрядном количестве бумаги, которые следовало заполнять перед каждым судебно-медицинским освидетельствованием, – их число росло час от часу, и Шанс уже начинал не справляться. Это должно было его беспокоить, но он, тем не менее, просто стоял, припарковавшись у пустыря, из стереосистемы звучал Чет Бейкер [42], и из открытого окна его машины в летний пыльный день плыли звуки композиции «Давай исчезнем».
Казалось, день промыт сияющим светом, в котором чрезмерно резкими выглядели обугленные холмы, довлеющие над пейзажем к востоку от залива. К парковке примыкали ухоженные дома в испанском стиле, построенные незадолго до войны. Обычно такого рода здания Шансу нравились, но в тот день ему казалось, что на их беленые стены тяжело смотреть в этом безжалостном свете. В какой-то момент он задремал. Недосыпая по ночам, он обнаружил, что в любое другое время способен уснуть почти где угодно и когда угодно, хоть средь бела дня на оживленной улице… городской гул дарил ту Шансу анонимность, которой он не мог найти в темных стенах собственной квартиры. А истина была проста: сейчас он находился с ее стороны залива, пусть и не на ее улице, но хотя бы неподалеку от места, которое в прошлом она регулярно посещала, перед тем как… В том-то и вопрос, подумал он, перед чем? Перед тем как Реймонд Блэкстоун прознал о сеансах и положил им конец способом, который довольно убедительно выставляет его некой ипостасью князя тьмы? Он не мог исключить такой возможности, но безоговорочно настаивать на ней не мог тоже. Вопреки всему, такая версия казалось какой-то чрезмерной. В принципе, он мог бы спросить об этом саму Жаклин, но с тем же успехом можно поинтересоваться у шизофреника не преследует ли его кто-нибудь. Вместо этого он решил попробовать счастливые часы в «Гроте свежей рыбы Спендера», сочтя такой вариант более продуктивным.