Разговоры частенько затягивались за полночь, в том числе из-за постоянных отступлений по множеству тем, которые позволял себе Большой Ди, начиная от размышлений о типах воинского мышления и заканчивая лекциями про оригиналы металлических деталей, которые пришлось воссоздать для мебели Шанса, химический состав особенного кислотного раствора для промывки или способы, которыми можно по сути продублировать узоры, сделанные природной губкой. Все это, в свою очередь, могло смениться двадцатиминутным трактатом на тему правильного способа приготовления горячих бутербродов с сыром.
Карл, когда поправился, иногда присоединялся к ним, корпел над бухгалтерией, возился со счетами. Старик слышал, как они возвращались, и появлялся в считаные минуты. Шанс довольно быстро понял, что у Ди и Карла нет друг от друга секретов, хотя обычно владелец магазина, проведя с ними некоторое время, быстро устранялся.
– Он всю ночь болтать может, – сказал он как-то, имея в виду Большого Ди. – Он не спит.
И это было правдой, насколько Шанс мог судить, здоровяк действительно никогда не спал. Никто не упоминал о мебели Шанса, или о сообщении, которое тот оставил на автоответчике Карла, или об ответе старика. Мало того, никто не упоминал о том, что Шанс стал вроде как водилой Большого Ди, хотя по идее этим должен был заняться Карл. Никто не испытывал никакой неловкости ни по одному из поводов. Все это было епархией Большого Ди, а Шанс стал всего лишь одним из его людей.
За все это время он поговорил с дочерью ровно один раз. Она явно была сильно расстроена, но общаться не желала. Все же, если верить Карле, новых инцидентов не происходило. Дочь посещала уроки. Может, она и встречалась с парнем, но, во всяком случае, ночевала дома. Требование Шанса не разгуливать в одиночку Николь, похоже, пропустила мимо ушей. В свете недавних и возможных событий Шанс даже не думал о том, чтобы поселить ее у себя, хотя во время набегов на противоположную сторону залива собирал информацию о местных школах, иногда останавливался, чтобы записать телефон сдаваемого в аренду дома, а потом выслушивал критику Большого Ди. Тот профессионально оценивал риск взлома и общую обороноспособность дома в случае потенциального военного положения. Даже всерьез рассматривал возможность полномасштабного зомби-апокалипсиса. Он обращал особое внимание на высоту окон и расположение дверей в сочетании с углами обзора. Его интересовали ограды и их близость к линиям электропередач и деревьям.
Абсурдность и запредельная экстравагантность всего этого не ускользала от Шанса. В обмен на работу водителя Ди несколько скостил стоимость своих услуг. «Никогда не узнаешь, на что ты способен, пока не проверишь», – любил повторять здоровяк. Так оно и оказалось. Шанс обнаружил, что получает от своей работы некое удовлетворение. Не от той, что в кабинете, а от этой, за рулем древнего «олдсмобиля». Чарли Паркер в динамиках, Большой Ди на соседнем сиденье. Шанс чувствовал, что действительно чем-то занят. Правду сказать, все это было немного поверхностно, немного нелепо и стремно и, возможно, опасно. С другой стороны, так он избавился от утомительного однообразия одиночества и от катастрофических последствий самостоятельных вылазок; Большой Ди с его разговорами о подающих, принимающих и замерзших озерах стал заменой транквилизаторам, от которых Шанс решил пока отказаться.
Правда, по ночам он теперь спал от силы часа три, но в этом тоже имелись свои преимущества. Чувства обострились. Он стал более отзывчивым, более внимательным к пациентам, которые все так же приходили и уходили. В предвкушении вечеров утренние приемы пролетали быстро. Вторая половина дня была словно выкрашена в сепию, тени удлинялись, подступала ночь. Шанс уже не мог припомнить, так ли бывало раньше, его, кажется, охватила полноценная мания, достойная диагноза «биполярное расстройство первого типа», грозя кровью и пламенем и надзором по предотвращению самоубийства на большую часть месяца. Но теперь он уже особенно не раздумывал над этим. Времени не осталось, и мгновения экзистенциального ужаса, в которые он ощущал абсолютную неспособность понять себя, становились все короче и реже. Им завладел охотничий азарт, судьбоносное веление смертной крови.
На третий день второй недели произошел прорыв. По крайней мере Ди так сказал. И кто такой Шанс, чтобы с ним не соглашаться? Его любимый Уильям Джеймс оказался прав: все кругом действительно либо вера, либо страх. Блэкстоун не поехал прямо к себе домой. И не остановился возле бара на набережной, где обитают копы, где есть парковка совсем рядом с проезжей частью и где всегда многолюдно. Вместо этого он отправился на периферию Окленда, в направлении аэропорта, в край одноэтажных домов, торговых галерей и заправок, где многие вывески написаны по-корейски, а там прокатил вдоль аляповато оформленных витрин и фасадов заведений, одно из которых носило нелепое название «Европейский массаж», написанное на затемненном стекле крупными печатными буквами по-английски и по-корейски. Миновал парковку перед зданиями и свернул в переулок, который выводил на задворки.
Решив, что заезжать в переулок будет опрометчиво, Шанс остановился неподалеку, дальше Ди пошел пешком. Он вернулся через десять минут с хорошими новостями:
– Этот урод припарковался с черного хода, у массажного салона, и зашел туда. – Он посмотрел в сторону здания. – По виду не скажешь, но заведение непростое. Там маленькая стоянка, на ней пять-шесть машин, и все высшего класса. С этой стороны в жизни не догадаешься, что там такие тачки стоят.
– Может, эта такая реклама?
– Может.
– А Блэкстоун тут либо по службе, либо перепихнуться приехал.
– Ну да, я видел дамочку, которая его впустила. Он тут уже бывал. И нередко, судя по всему. Посмотрим, сколько он там пробудет. Если час или больше, значит, скорее всего он – клиент и рано или поздно сюда вернется. А когда это случится, тут-то мы и вступим в дело. Стоянка для такого подходит идеально.
Детектив Блэкстоун отсутствовал час двадцать две минуты.
– Засадил, похоже, кому-то, – сказал Ди.
Шанс посмотрел, не улыбается ли здоровяк, но тот сидел спокойно. Его щеки раскраснелись. Он впился в переулок взглядом, словно ястреб, выискивающий полевых мышей, похрустывая костяшками пальцев сперва одной руки, а потом и другой, причем явно делая это бессознательно.
На следующий день Блэкстоун вернулся. В то же время и на то же место.
– Ну, полный вперед, – сказал Большой Ди. – Я пошел.
За квартал от бара Шанс высадил его, экипированного невзрачным нейлоновым рюкзаком, где лежали отвертка, портативная электродрель и пустая флешка, потом отъехал мили на две к большому скверу и стал ждать. Прошло чуть больше часа, и Ди появился вновь. Шанс заметил его сквозь деревья на дальней стороне сквера, который в поперечнике был, наверное, ярдов сто, в центре него находился вычурный фонтан с прудиком. Приближалось время ужина. Машины на улицах зажгли фары. Взглянув на восток, на оклендские холмы, любой мог сразу понять, где проходил огненный фронт, настолько резко обрывался льющийся из домов свет. Фонтан, неподалеку от которого ждал Шанс, был особенно ярко освещен – струи воды вздымались ввысь в белом сиянии и, подобно искрам, рассыпались на фоне темнеющего неба.
По поводу этой части плана у них были разногласия. Они сидели в комнате Ди позади склада, и Шанс доказывал, что им надо назначить место встречи ближе к салону.
– Лучше так, – сказал ему тогда Ди. – Если что-то не заладится, мне нужно будет время, чтобы уйти подальше, прежде чем мы с тобой пересечемся.
– Ты вроде бы хотел, чтобы я был рядом, если что-то пойдет не так. – От одного этого предположения Шансу становилось настолько погано, что словами не передать.
Карл попытался разогнать его страхи.
– Вы не поверите, – сказал он, глядя на Ди так, как гордый отец может глядеть на любимого сына, – но он может становиться невидимкой.
– Часть моей подготовки, – сказал Ди, вроде бы подтверждая невероятное. – Во время службы… мы в этом упражнялись. Какого-нибудь нашего парня запускали в определенную часть города, обычно Сан-Диего… я там азы проходил, но это могло быть где угодно. Неважно. Суть в том, что все остальные члены команды искали этого парня, а вот он… он должен был незаметно пробраться в заранее оговоренное место. Нас учили правильно двигаться, использовать тени, обыгрывать углы, учитывать линии прямой видимости из любой заданной позиции… Это называлось «крадись и гляди».
– Я никогда бы не подумал, что парень его габаритов на такое способен, но видел это своими глазами.
– Я иногда беру с собой Карла, показываю ему всю эту херню.
– Он со мной девятку отрабатывает. – Старик вынул из кармана нож с фиксированным клинком и потыкал им в воздух, словно бы поражая три разные цели. Во всяком случае, так показалось Шансу. – Пока у меня получаются только три, три из девяти. – Он второй раз поразил невидимых противников. – Довольно быстро, да?
Шанс не имел понятия, что имеет в виду Карл, но продемонстрировал восхищение, спросив только, как старику удается вот так таскать в кармане нож с ничем не защищенным лезвием.
Карл извлек небольшие кожаные ножны и показал их Шансу:
– Видите эти маленькие проволочки? – Из ножен торчали четыре тоненьких стержня, согнутых петлей так, чтобы получились небольшие крючки. – Это Ди их приделал. Они цепляются за подкладку кармана и удерживают ножны так, чтобы можно было выхватить нож. – Тут он решил повторить демонстрацию еще раз.
Шанс посоветовал ему практиковаться больше.
– Уж будьте уверены, – сказал Карл.
На этом, собственно, все и закончилось. Точку для встречи решили оставить в парке, где Шанс теперь и ждал, все еще лелея надежду, что все эти навыки типа «крадись и гляди», которые здоровяк когда-то оттачивал в процессе тренировок, окажутся совершенно невостребованными.
Он наблюдал за тем, как Ди юркнул в общественный туалет, пробыл там некоторое время, снова вышел и направился в сторону машины. Сейчас, в сумерках, в парке стало довольно оживленно. По его периметру трусили бегуны. У фонтана собрались несколько подростков, слушавших музыку через подключенные ко всевозможным устройствам наушники и делавших снимки на телефоны. Тут и там бродили мамаши с детскими колясками и малышами в кильватере. Многие оборачивались посмотреть, как мимо них грузно шагает Ди. При обычных обстоятельствах – не используя функцию «крадись и гляди» – громила был не тем человеком, который остается незамеченным. Его массивное тело и белеющий лысый череп перемещались под деревьями, и с его пути порскали дети и голуби.