«Я люблю Мексику. Я езжу туда раз в неделю, иногда чаще. Мне нравится ходить на бега в Агуа Калиенте и делать ставки вне ипподрома. Мне нравится ходить туда днем, потому что тогда там меньше народа. Езжу в будни. Иногда хожу в квартал красных фонарей. В Зону Норте. В „Переулок“ в квартале красных фонарей. „Переулок“ – это клуб в Зоне Норте. Мне нравится „Переулок“, потому что там чисто и не слишком дорого.
Примерно полгода назад я познакомился в Тихуане с девушкой. Ее зовут Джейн. Я встретил ее перед „Переулком“, но, честно говоря, даже не знаю, работает она там или нет. Я езжу в Тихуану уже несколько лет, но никогда раньше не встречал ее. У нее очень светлая кожа. Я всегда считал, что в ней намешано много разной крови. Раз или два мы с ней там выпивали, но обычно ехали обратно через границу и отправлялись ко мне домой. У нее была какая-то рабочая виза, а по-английски она вообще говорит лучше, чем я. Прошло какое-то время, около месяца, и она стала мне звонить. Просто так, по дружбе. У меня в трубку забит ее номер. Джейн была очень милой. Некоторые девушки не любят иметь со мной дело из-за шрамов. Но Джейн не было до них никакого дела. Она не такая, как все остальные женщины, которых я раньше встречал. Она образованная. Сказала, что работает учительницей. Я подумал, что она преподает в Мексике английский язык. Но потом у меня как-то возникли проблемы с домашней работой по алгебре, она помогла мне, и я получил наивысшую оценку».
Потом показания начали сбиваться. Ночь наполнилась холодным потом и судорогами, проблески сознания граничили с галлюцинациями. Шанс читал дальше.
«Я должен был ей за секс и еще немного за помощь с домашним заданием. Думаю, где-то около пятидесяти долларов в общей сложности. Она сказала, что делает все это, так как ей нужны деньги, чтобы уехать… Она сидела на героине… У нее есть дочь, живет в Энсенаде с ее матерью… Ей около тридцати… Рост примерно пять футов шесть дюймов… У нее светлые волосы… и светлые глаза… Хорошая фигура… В тот вечер, когда я в последний раз видел ее, мы встречались у пункта приема ставок возле ипподрома… Мы собирались пересечь границу и пойти ко мне в квартиру… Она была напугана… она стала очень подозрительной… Произошел инцидент… Это была такая дикая история… не уверен, насколько можно ей верить… но она определенно была напугана и хотела уехать из страны… Она думала, что, возможно, ей поможет моя сестра, я ведь рассказал ей, что сестра работает турагентом… Джейн сказала, что познакомилась с этим мужиком… у него были деньги, и он работал врачом… отвез ее куда-то в Область Залива… дорогой дом с видом на воду… он же врач какой-то, как я говорил, и он вроде как собирался помочь ей слезть с героина, но на самом деле хотел секс-рабыню… он что-то узнал о ней… о каком-то ордере на арест в Техасе… Она была изрядно под кайфом, и ее было довольно трудно понять. Он хотел привязать ее, но она уговорила его, что сама его свяжет, потом ударила по голове и сбежала… Больше она мне ничего не рассказала, это все, что я знаю. Я готов сотрудничать… помогать всеми способами… чтобы найти Джейн».
На этом рапорт Блэкстоуна о расследовании убийства Гейланда Паркса заканчивался. В сети нашлось несколько статей (Шанс постарался отыскать все, что есть), но они мало что добавили, лишь непристойные детали о психоаналитике-оборотне. В квартире нашли тайник с детской порнографией, в основном с фотографиями мальчиков, и «довольно большую коллекцию женской одежды» – так, во всяком случае, писали в газетах. Подробности о поездке двух детективов в Сан-Диего на поиски загадочной проститутки с хорошими математическими познаниями от прессы, судя по всему, скрыли. Статьи, которые нашел Шанс, называли в качестве подозреваемого «психически больного» бродягу, находящегося под следствием по делу об изнасиловании двух старшеклассниц в Окленде.
И на этом все. Даже если детективы Блэкстоун и Лопес и свозили Вуди Хаммонда за границу на поиски Джейн, об этом в записях Реймонда ничего не было. Можно, подумал Шанс, найти Вуди Хаммонда и расспросить его, тем более что его адрес указан в рапорте. Другой вопрос, возможно ли сделать это не вызывая у Вуди подозрений, из-за которых тот может вновь отправиться в полицию; Шанс решил, что от подобного риска мало толку. Жаклин Блэкстоун было сейчас тридцать шесть лет. В соответствии с собственными отчетами Шанса, в ней было ровно пять с половиной футов росту. Хорошая фигура, светлые волосы и светлые глаза. С математикой у нее было все в порядке, да и с английским ничуть не хуже.
В литературе, посвященной диссоциативному расстройству, отмечалось, что около двадцати процентов пациентов с расщеплением личности занимаются проституцией. Также многие проститутки подвержены диссоциативным расстройствам, а некоторые из подобных больных в детстве подвергались насилию, часто страдают потерей памяти и не знают о том, что они занимаются проституцией. Но то в литературе, а у Шанса не было особого желания в нее углубляться. Иногда ты просто все понимаешь сам.
Горячие нагие девчонки
За две с половиной тысячи долларов Шанс стал обладателем бинокля Swarovski 10 × 50 австрийского производства. Продавец, японский парнишка не старше двадцати лет, заверил, что за такие деньги это наилучший вариант, Шансу никогда не понадобится новый бинокль, а этот товар будет служить до гробовой доски, и его должно на весь век хватить, – с точки зрения Шанса, не самый удачный выбор слов. Он представился заядлым туристом и наблюдателем за птицами. Конечно, все это было весьма далеко от истины. Купюры, которые он положил на стеклянный прилавок, малая толика добытых неправедным путем от недавней продажи мебели, сложно было назвать его собственными деньгами, ведь где-то за этими стенами хмурым сан-францисским утром его несомненно поджидал представитель налоговой со счетами в руке. И это еще в лучшем случае.
Час спустя он сидел за рулем машины, припаркованной на пустой стоянке напротив «Монгольского Гриля», по диагонали от «Европейского массажного салона», и осматривался. Он думал об опасениях Ди насчет камер видеонаблюдения, о словах Жаклин и намерении Блэкстоуна «самому разобраться». Что бы это значило? Что знал этот человек? Что он видел? Возможно, с мощной оптикой Шанс разглядит то, что в потемках упустил невооруженный глаз Ди. Даже если поиск не даст особых результатов, с него можно начать, и вариантов получше нет, если не считать приема пациентов, заполнения отчетов, подготовки к суду по делу об имуществе и финансах дока Билли, встреч с адвокатами для обсуждения бракоразводного процесса или просиживания штанов с налоговиком по поводу задолженностей Шанса. Все эти занятия были какими-то чересчур малоподвижными. А еще пришло время подумать над тайной Большого Ди и обо всей остальной фигне, которая с Шансом происходила, о Джейн, и Жаклин, и Джекки, обо всем, что он прочел в рапортах Блэкстоуна. Но именно сейчас ему хотелось прочистить мозги из-за информационной и эмоциональной перегрузки, и малоподвижность просто ужасала. Движение – вот что ему требовалось, участие в чем-то, что целиком поглотит его внимание, отвлечет по полной программе. Жаль, нельзя было узнать, что обо всем этом думает Жаклин.
Он понятия не имел, что о нем сейчас думает Люси. Они не разговаривали несколько дней. А еще звонила Карла. С Николь не все было благополучно. Она снова прогуляла школу, а потом, несмотря на категорические запреты Карлы, провела все выходные с новым парнем, с которым Шансу еще предстояло встретиться где-нибудь в районе Вест-Марин. Во всяком случае, так предполагалось.
О проступках дочери Шанс неизменно узнавал постфактум, иногда – сильно постфактум, Карла звонила то поздно вечером, то рано утром, очевидно, когда ее вдруг накрывала особенно сильная тревога, и она внезапно решала, что Шанс должен немедленно что-то предпринять, но не предлагала ничего конкретного, а все его советы отвергала. Казалось, только в таких разговорах и заключается его нынешнее участие в жизни дочери.
Раньше Николь проводила с ним куда больше времени. Сейчас, конечно, им не стоило часто общаться, но ведь все изменится. Шанс найдет жилье в Беркли, возможно, дом, где у нее будет своя комната. Он зашел так далеко, что вообразил, как купит какую-нибудь небольшую зверушку. Постарается устроить дочь в местную школу. Вполне реальный вариант. В его силах все устроить, но пока что Шанс сидел тут с дорогим биноклем, выискивая скрытые камеры видеонаблюдения в оклендских глубинах. Он как раз настраивал оптику, когда позвонила Карла.
– Где ты был? – спросила она со злобой в голосе.
Шанс не ответил. Неважно, женаты они или в разводе, она все равно старую песню поет.
– Почему ты не на работе?
– Был занят.
– Целых два дня?
Шанс навел резкость, австрийская оптика превратила оштукатуренные стены ветхого здания в подобие лунного пейзажа с трещинами, расщелинами и кратерами.
– Послушай, – сказал он, – ясно же, что она должна перестать встречаться с этим парнем. – Он начал высматривать, нет ли камер под карнизами.
– Флаг тебе в руки.
– Карла…
– Я не собираюсь ходить повсюду приковав ее к своей ноге.
– В жизни есть два вида боли, – сказал ей Шанс. – Боль дисциплины и боль раскаяния.
Он цитировал Большого Ди, но только наполовину, окончательно потерявшись в размышлениях о тайне человеческого сердца. Почему Блэкстоун сохранил только эти рапорты, ведь в деле явно было что-то еще? Возможно, существовали другие файлы на других компьютерах – там, где до них будет легко добраться, если придет нужда.
– Ты должен с ней поговорить, – сказала Карла.
– Я уже сделал это, но ты права, я поговорю еще раз. А пока нужно, чтобы ты держала ее поближе к себе.
– Ты хоть слышал, что я тебе сейчас сказала?
– Я услышал, что у тебя есть любовник, и тебе неохота себя обременять, вот и все. – Пожалуй, низко было так говорить, к тому же это была правда лишь наполовину.