карство по организму. Если я сделаю инъекцию ему в руку, через пять секунд все растечется по простыне. Нам нужно лишь дождаться конца. Теперь уже скоро.
Но скоро не получилось. Роуз насчитала еще четыре полных цикла. На пятом исчезли даже кости. Ненадолго задержались только глазные яблоки, устремленные сначала на нее, а потом на Папашу Ворона. Они висели над подушкой, где все еще оставались вмятина от головы и пятна от жирного тонизирующего лосьона для волос, которого у Дедушки был бесконечный запас. Она вспомнила, как Жадина Джи однажды сказала, что Дедушка покупает его на «И-Бэй». Подумать только, «И-Бэй»!
А затем, очень медленно, глаза тоже растворились в воздухе. Но только Роуз знала, что непременно увидит их во сне этой же ночью. Как и все остальные, кто собрался у смертного одра Дедушки Флика. Если сегодня вообще кто-то сможет заснуть.
Они ждали, потому что ни у кого не было уверенности, что старик не появится снова, как тень отца Гамлета или Джейкоб Марли, но видели только углубление от головы на испачканной лосьоном подушке и плоские трусы в разводах мочи и кала.
Мо разразилась рыданиями, спрятав лицо в необъятной груди Энни Фартук. Это услышали стоявшие за дверью, и чей-то голос (Роуз так и не узнала, чей именно) прозвучал первым. К нему присоединился второй, третий и четвертый. Вскоре они все декламировали под звездным небом, и от этого у Роуз мороз пробежал по спине. Она протянула руку, нащупала ладонь Ворона и сжала.
Зазвучал голос Энни. Потом, неразборчиво, Мо. Орех. Потом Ворон. И Роза-в-Шляпе, глубоко втянув воздух, влилась в общий хор.
Lodsam hanti, мы избранные.
Cahanana risone hanti, мы удачливые.
Sabbatha hanti, sabbatha hanti, sabbatha hanti.
Мы – Истинный Узел, и мы выстоим.
Позже Ворон навестил ее в кемпере.
– Ты ведь на самом деле не собираешься отправляться на восток?
– Нет. Главным будешь ты.
– А что сейчас?
– Оплачем его, конечно же, – ответила она. – Соблюдем траур. Увы, но в подобной ситуации мы не можем отвести на это больше двух дней.
Традиционно траур продолжался семь дней: никакого секса, никакой праздной болтовни, никакого пара. Только медитации. А потом прощальный круг, где каждый должен будет выйти, рассказать что-то о Дедушке Флике и пожертвовать какой-то предмет, либо полученный от него, либо тесно с ним связанный (Роуз уже выбрала свой – кольцо с кельтским узором, которое Дедушка подарил ей в те далекие времена, когда эта часть Америки еще принадлежала индейцам, а ее саму звали Ирландской Розой). На похоронах члена Узла тело покойного, по очевидным причинам, отсутствовало, и памятные предметы служили ему заменой. Их заворачивали в белое полотно и клали в могилу.
– Так когда отправляться моей группе? В среду вечером или в четверг утром?
– В среду вечером. – Роуз хотела заполучить девчонку как можно скорее. – Поезжайте кратчайшим маршрутом. Ты уверен, что на почте в Стербридже сохранят посылку с усыпляющим веществом?
– Да. Можешь не волноваться по этому поводу.
Я перестану волноваться, только когда увижу маленькую сучку лежащей в соседнем отсеке, накачанную наркотиком, в наручниках, переполненную ароматнейшим, питательнейшим паром.
– Кого ты берешь с собой? Назови имена.
– Ореха, Джимми Счетовода, если ты сможешь его отпустить…
– Смогу. Кого еще?
– Змеючку Энди. Если нужно кого-то усыпить, она незаменима. И Китайца. Его – в первую очередь. После смерти Дедушки Флика он стал нашим лучшим радаром. Не считая тебя, разумеется.
– Ради Бога, забирай его, но вам не понадобится локатор, чтобы найти ее, – заметила Роуз. – С этим проблем не возникнет. И достаточно будет одного кемпера. Возьмите «виннебаго» Пароголового Стива.
– Я уже обо всем с ним договорился.
Она удовлетворенно кивнула:
– Да, и вот еще что. На задворках Сайдуайндера есть маленький задрипанный магазинчик под названием «Зона Икс».
Ворон удивленно вскинул брови.
– Порнодыра с надувной куклой-медсестрой в витрине?
– Вижу, ты его знаешь, – сухо сказала Роуз. – А теперь послушай меня, Папаша.
И Ворон внимательно выслушал ее инструкции.
Дэн и Джон Долтон вылетели из бостонского аэропорта Логан с восходом солнца во вторник. В Мемфисе они сделали пересадку и приземлились в Де-Мойне в 11.15 по местному времени. Погода в тот день напоминала скорее середину июля, чем конец сентября.
В полете между Бостоном и Мемфисом Дэн по большей части притворялся спящим, чтобы не пришлось разбираться с многочисленными вопросами и сомнениями, которые, как он чувствовал, продолжали роиться в черепе Джона. Где-то над северной частью штата Нью-Йорк он и в самом деле заснул. На пути от Мемфиса до Де-Мойна уснул Джон, и Дэна это вполне устроило. А стоило им оказаться в Айове и двинуться в сторону города Фриман в неприметном прокатном «форде-фокусе», как Дэн почувствовал, что Джон окончательно отрешился от всех раздумий и сомнений. По крайней мере на время. Им на смену пришло любопытство с примесью легкого возбуждения.
– Мы как мальчишки в поисках спрятанных сокровищ, – сказал Дэн.
Он лучше выспался в полете и потому сидел сейчас за рулем. Поля высокой кукурузы, уже пожелтевшей, тянулись по обе стороны шоссе.
Джон чуть вздрогнул.
– Что?
– Разве не об этом ты сейчас думал? – с улыбкой спросил Дэн. – Что мы как юнцы в поисках мифических сокровищ?
– Иногда ты меня просто пугаешь, Дэниел.
– Надо думать. Я привык. – Хотя в данном случае он говорил не совсем искренне.
– Когда ты обнаружил, что можешь читать мысли?
– Это не просто чтение мыслей. Сияние – талант многогранный. Если только это действительно талант. Иногда – часто – оно кажется уродливым родимым пятном. Уверен, Абра подписалась бы под каждым моим словом. А что до того, когда я об этом узнал… Я с этой способностью родился. Сияние входило в основной набор.
– И ты начал пить, чтобы заглушить его?
Толстый сурок лениво перебегал шоссе 150. Дэну пришлось вильнуть, чтобы не наехать на него, а животное, по-прежнему не торопясь, скрылось в зарослях кукурузы. Это были приятные места. Небо казалось высотой в тысячи миль, и ни одной горы не маячило на горизонте. В Нью-Гэмпшире тоже было неплохо, и Дэн уже привык считать его своим родным краем, но при этом думал иногда, что уютнее всего чувствовал бы себя на плоской равнине. Уютнее и безопаснее.
– Но ведь ты сам все знаешь, Джонни. Почему алкоголик пьет?
– Потому что он алкоголик.
– Вот именно. Просто, как дважды два. Отвлекись от психологической трепотни и увидишь чистую и неприкрытую правду. Мы пили, потому что мы алкоголики.
Джон рассмеялся.
– Сразу видно, что Кейси Кей основательно промыл тебе мозги.
– Конечно, свою роль играет и наследственность, – заметил Дэн. – Кейси всегда старается замять эту часть, но от нее никуда не деться. Вот, например, твой отец пил?
– И он, и дражайшая мамочка. Они вдвоем могли заполнить девятнадцатую лунку[25] в любом гольф-клубе. Помню, однажды мама скинула с себя теннисное платье и прыгнула в бассейн к детишкам. Все мужчины ей аплодировали. Папаша пришел в дикий восторг. А вот я… Мне тогда было девять лет, и потом до самого колледжа меня дразнили сынком стриптизерши. А что твои старики?
– Мама могла иногда выпить, но немного. Сама себя называла Уэнди-Два-Пива. А вот отец – другое дело. Стоило ему принять бокал вина или жестянку «Будвайзера», и он слетал с катушек. – Дэн посмотрел на одометр и увидел, что им оставалось проехать еще около сорока миль. – Хочешь, расскажу интересную историю? Я ее никому прежде не рассказывал. Но должен предупредить: она может показаться тебе очень странной. Так вот, если ты думаешь, что сияние начинается и заканчивается такой банальщиной, как телепатия, то глубоко заблуждаешься.
Он сделал паузу.
– Существуют иные миры, кроме этого.
– И ты что же… гм… видел те миры?
Дэн перестал следить за сознанием Джона, но тот неожиданно занервничал. Словно опасался, что сидящий рядом с ним человек внезапно запихнет пальцы под рубашку и объявит себя реинкарнацией Наполеона Бонапарта.
– Нет, не сами миры. Только людей, которые их населяют. Абра называет их призрачными людьми. Так ты хочешь меня слушать или нет?
– Не уверен, что хочу, но, наверное, придется.
Дэн понятия не имел, до какой степени этот врач-педиатр из Новой Англии будет готов поверить в истинность событий той зимы, которую семья Торранс провела в отеле «Оверлук», но потом понял, что его это не слишком заботит. Просто рассказать ее в этой заурядной машине, едущей под яркими небесами Среднего Запада, было хорошо само по себе. Существовал только один человек, который поверил бы каждому его слову, но Абра была слишком юной, а история – слишком страшной. Придется довольствоваться Джоном Долтоном. Но с чего начать? Вероятно, с личности Джека Торранса. С этого глубоко несчастного мужчины, который потерпел крах в трех ипостасях: учителя, писателя и супруга. Как бейсболисты называют три аута подряд? «Золотое сомбреро»? Отцу Дэна выпал в жизни только один подобный миг настоящей славы. Когда пришел решающий момент – тот самый, к которому «Оверлук» готовил его с первого дня пребывания в отеле, – он отказался убивать своего малолетнего сына. И если подобрать для него подходящую эпитафию, то она звучала бы…
– Дэн?
– Мой отец старался, – произнес он. – Это лучшее, что я могу сказать о нем. Самые злые духи в его жизни являлись к нему в бутылках. Если бы он попытался присоединиться к анонимным алкоголикам, все могло сложиться иначе. Но он этого не сделал. Подозреваю, что моя мама даже не знала о существовании этого общества. В противном случае она бы предложила ему этот путь. К тому времени когда приятель нашел отцу работу зимнего смотрителя в отеле «Оверлук», его вполне можно было использовать в качестве примера к словосочетанию