— Да.
— И видела, что мы делаем.
— Дальше что, Ворон?
— Она может нас сдать?
— Дорогой мой, если ей больше одиннадцати лет, я съем свою шляпу. — Роза похлопала по ней для выразительности. — Ее родители скорей всего не знают, что она собой представляет и что может делать. А если и знают, то скорей всего преуменьшают, чтобы не пришлось слишком много об этом думать.
— Они могут отправить ее к психиатру, и тот выпишет таблетки, — сказал Ворон. — Это заглушит ее силу, и девчонку будет труднее найти.
Роза улыбнулась.
— Если я все правильно оценила — а я в этом почти уверена, то глушить ее паксилом будет все равно что закрывать прожектор целлофаном. Мы ее найдем, когда придет время. Не волнуйся.
— Как скажешь. Ты — босс.
— Верно, лапушка.
На этот раз она не стала хлопать Ворона по колену, а сжала его хозяйство.
— Сегодня ночуем в Омахе?
Гостиница «Ла Квинта». Я забронировал весь дальний конец второго этажа.
— Хорошо. Я собираюсь покататься на тебе как на американских горках.
— Посмотрим, кто на ком покатается, — сказал Ворон. После этого парнишки, Тревора, он был в игривом настроении. Как и Роза. Как и все они. Он снова включил радио. «Кросс Канэдиан Рагвид» пели про оклахомских парней, которые не умеют сворачивать косяки.
Верные катили на запад.
В АА были и добрые кураторы, и злые, а были и такие, как Кейси Кингсли, которые не давали своим подопечным ни малейшего спуску. В самом начале сотрудничества Кейси приказал Дэну посетить девяносто собраний подряд и звонить ему каждое утро в семь часов. Когда Дэн отходил на все девяносто собраний, ему разрешили больше по утрам не звонить. Теперь он встречался с Кингсли за кофе в кафе «Санспот» трижды в неделю.
Когда июльским днем 2011 года Дэн вошел в кафе, Кейси сидел за отдельным столиком, и хотя Кингсли пока что не собирался уходить на пенсию, Дэну его давнишний куратор АА (и первый работодатель в Нью-Гэмпшире) показался очень старым. Он почти облысел, а при ходьбе сильно хромал. Нужно было заменять тазобедренный сустав, но Кингсли то и дело откладывал операцию.
Дэн поздоровался, сел, сложил руки и приготовился к чтению Катехизиса, как это называл Кейси.
— Сегодня ты трезв, Дэнно?
— Да.
— Чему ты обязан чудом воздержания?
Дэн продекламировал:
— Программе Анонимных Алкоголиков и Богу, как я его понимаю. Ну, и мой куратор немного помог.
— Комплимент прекрасный, но не вешай мне лапшу на уши, если не хочешь, чтобы я тебе навешал.
Подошла Пэтти Нойес с кофейником и сама налила Дэну чашку.
— Как поживаешь, красавчик?
Дэн одарил ее широкой улыбкой:
— Хорошо.
Она взъерошила ему волосы и пошла обратно за стойку, покачивая бедрами чуть больше обычного. Мужчины, как положено, проводили взглядами соблазнительный маятник, потом Кейси вновь посмотрел на Дэна.
— Ну и как у тебя с этим пониманием Бога?
— Ни шатко, ни валко, — ответил Дэн. — Начинаю подозревать, что на это уйдет вся жизнь.
— Но по утрам ты просишь его помочь тебе удержаться от выпивки?
— Да.
— На коленях?
— Да.
— И благодаришь по вечерам?
— Да, и тоже на коленях.
— Почему?
— Потому что я не должен забывать, что на колени меня поставила выпивка, — ответил Дэн.
И это была чистая правда.
Кейси кивнул:
— Это первые три шага. Давай краткую формулу.
— Я не могу, Бог может, я препоручу это ему. — И он добавил:
— Богу, как я его понимаю.
— Как ты его не понимаешь.
— Точно.
— Теперь скажи, почему ты пил.
— Потому что я алкоголик.
— Не потому, что тебя не любила мамочка?
— Нет. — У Венди были свои недостатки, но ее любовь к нему — и его к ней — никогда не угасала.
— Потому что тебя не любил папочка?
— Нет. — «Хотя однажды он сломал мне руку, а в конце чуть вообще не убил».
— Потому что это наследственное?
— Нет. — Дэн отхлебнул кофе. — Хотя вообще-то да. Ведь ты и сам это знаешь, правда?
— Конечно. А еще я знаю, что это неважно. Мы пьем, потому что мы алкоголики. И никогда не исправимся. Мы живем день за днем, удерживаясь только силой духа, только и всего.
— Так точно, босс. На сегодня все?
— Почти. Думал ли ты сегодня о выпивке?
— Нет. А ты?
— Нет, — Кейси широко улыбнулся. Все лицо его осветилось изнутри и вновь помолодело. — Это чудо. Чудо или нет, как по-твоему, Дэнни?
— По-моему — да.
Вернулась Пэтти с большой порцией ванильного пудинга — аж с двумя вишенками сверху — и сунула Дэну под нос:
— Ешь. За счет заведения. Уж больно ты тощий.
— А мне, дорогуша? — спросил Кейси.
Пэтти фыркнула:
— А ты конь здоровый. Хочешь, принесу коктейль «Еловый». Стакан воды, и в нем зубочистка плавает.
И, оставив за собой последнее слово, величаво удалилась.
— Ты ее еще натягиваешь? — поинтересовался Кейси у Дэна, едва тот приступил к пудингу.
— Как мило, — заметил Дэн, — очень воспитанно, и в духе нового века.
— Спасибо. Так натягиваешь?
— Мы встречались-то всего месяца четыре, да и то три года назад, Кейс. Пэтти помолвлена с одним хорошим парнем из Графтона.
— Графтон, — презрительно бросил Кейси. — Виды хороши, а городишко дерьмовый. С тобой она себя ведет не как помолвленная.
— Кейси…
— Нет, ты не думай. Я бы в жизни не советовал своему питомцу совать нос — или член — в чужие отношения. В такой ситуации так и тянет выпить. Но… у тебя кто-нибудь есть?
— А твое ли это дело?
— Выходит, что да.
— Пока нет. Была одна сестричка из «Дома Ривингтон», я тебе о ней рассказывал.
— Сара как-ее-там.
— Олсон. Был разговор о том, чтобы нам жить вместе, а потом она нашла шикарную работу в «Масс Дженерал». Мы иногда общаемся по е-мейлу.
— Никаких отношений на первом году трезвости, это и ежу понятно, — сказал Кейси. — Мало кто из исправляющихся алконавтов воспринимает это правило всерьез. Ты — наоборот. Но, Дэнно… пора уже завести постоянную подружку.
— Батюшки, мой куратор только что обернулся доктором Филом![10] — воскликнул Дэн.
— Жизнь у тебя наладилась? По сравнению с тем днем, когда ты заявился сюда прямиком с автобуса, с поджатым хвостом и налитыми кровью глазами?
— Сам знаешь, что да. О лучшем я и мечтать не смел.
— Тогда задумайся над тем, чтобы разделить ее с кем-нибудь. Вот и все, что я хочу сказать.
— Возьму на заметку. А теперь можно поговорить на другие темы? Может, о «Ред Сокс»?
— Но сначала, как твой куратор, я должен спросить еще кое о чем. А потом мы снова станем просто друзьями, которые вместе пьют кофе.
— Давай… — Дэн устало посмотрел на Кейси.
— Мы никогда толком не говорили о том, чем ты занимаешься в хосписе. Как помогаешь людям.
— Не говорили, — ответил Дэн, — и пускай так и будет. Знаешь, как говорят в конце каждого собрания? «Уходя, оставляйте все увиденное и услышанное в этих стенах». К той стороне моей жизни это тоже относится.
— Сколько сторон твоей жизни пострадало от выпивки?
Дэн вздохнул:
— Ты сам знаешь ответ. Все.
— И?
Не дождавшись ответа, он добавил:
— Персонал «Ривингтона» зовет тебя Доктор Сон. Слухами земля полнится, Дэнно.
Дэн сидел молча. На тарелке оставалось еще немного пудинга, а Пэтти его со свету сживет, если не доесть, но аппетит куда-то улетучился. Он давно уже предполагал, что такой разговор возникнет, и знал, что после десяти лет трезвости (и учитывая тот факт, что теперь он и сам курировал пару подопечных) Кейси с уважением отнесется к личным границам, но затрагивать эту тему все равно не хотелось.
— Ты помогаешь людям умереть. Не в том смысле, что кладешь подушки на лицо или еще как, этого и в мыслях ни у кого нет, но просто… Не знаю. И, похоже, никто не знает.
— Я просто сижу рядом, и все. Немного разговариваю с ними. Если им это нужно.
— Ты отрабатываешь Шаги, Дэнно?
Считай это Дэн новой темой для разговора, он бы охотно ее поддержал, но ему было известно, что это не так.
— Ты же знаешь, что да. Ты — мой куратор.
— Да-да, по утрам ты просишь о помощи, а по вечерам — говоришь спасибо. Стоя при этом на коленях. Это первые три шага. Четвертый — про примирение с самим собой и все такое. Как насчет пятого?
Всего шагов было двенадцать. Наслушавшись, как их читают вслух в начале каждого собрания, что он посетил, Дэн выучил их наизусть.
— Честно признать перед Богом, самим собой и другими людьми свои проступки.
— Угу. — Кейси поднес чашку кофе к губам, сделал глоток и поверх этой чашки посмотрел на Дэна. — Ты это сделал?
— Большей частью. — Дэн понял, что хочет провалиться сквозь землю. Все равно куда. А еще — впервые за довольно долгое время, — что хочет выпить.
— Дай догадаюсь. Себе ты признался во всем, Богу, как ты его не понимаешь — тоже, а вот другому человеку, то есть мне, во всем, да не совсем. Я угадал?
Дэн ничего не ответил.
— Вот что я думаю, — продолжал Кейси, — и поправь меня, если я ошибаюсь. Восьмой и девятый шаги — это искупление того зла, которое мы натворили тогда, когда находились под мухой двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Я думаю, что твоя работа в хосписе, то важное, что ты делаешь, как-то связана с искуплением. И я думаю, что какой-то свой проступок ты забыть не в силах, потому что тебе до смерти стыдно в нем признаваться. Если все дело только в этом, то ты далеко не первый, поверь мне.
Дэн подумал: «Мама».
Дэн подумал: «Сахав».
Увидел красный кошелек и жалкую пачечку продуктовых талонов. И деньги. Немного. Семьдесят долларов — хватит на четыре дня пьянки. Даже пять, если изо всех сил экономить, а закусывать только для того, чтобы не помереть с голоду. Увидел, как его рука берет эти деньги и кладет в карман. Увидел малыша в футболке «Храбрецов» и разбухшем подгузнике.