— Ну что?
— «Вы — Барри! Вы на стороне хороших!»
— И что это значит?
— Не знаю. Но это наверняка тот самый Барри Кит, о котором говорила Абра.
— И все?
— Абра сможет увидеть больше.
— Ты уверен?
Дэн вспомнил, как обострилось его зрение, когда Абра открыла свои глаза у него в голове.
— Да. Посвети, пожалуйста, фонариком внутрь перчатки. Тут что-то написано.
В свете фонаря стали видны выведенные рукой ребенка печатные буквы: «Тоуми 25».
— Что это значит? — спросил Джон. — Разве его не Тревор звали?
— Джим Тоуми, бейсболист. Его номер — двадцать пятый.
Дэн секунду смотрел внутрь перчатки, потом осторожно положил ее рядом с собой на сиденье.
— Он был его любимым игроком в Главной лиге. Мальчик назвал перчатку в честь него. Я доберусь до этих засранцев. Перед Богом клянусь, я их найду и заставлю об этом пожалеть.
Роза Шляпница сияла — как и все Верные, — но не так сильно, как Дэн или Билли. Прощаясь, ни Роза, ни Ворон даже не догадывались о том, что в эти минуты в Айове двое мужчин откапывают мальчика, которого Верные похитили несколько лет назад. Не догадывались они и о том, что эти двое знают о Верных уже очень много. Роза могла бы перехватить мысленную переписку Абры и Дэна, если бы находилась в глубокой медитации, но тогда девчонка сразу бы узнала о ее присутствии. А, кроме того, церемония прощания в Розином «Эрскрузере» была весьма интимного свойства.
Роза лежала, сплетя пальцы на затылке, и смотрела, как Ворон одевается.
— Ты был в том магазине? В «Районе Икс»?
— Лично не был — мне ведь надо заботиться о репутации. Послал Джимми Арифмометра. — Ворон улыбнулся и застегнул ремень. — Он мог бы управиться за пятнадцать минут, но проторчал там целых два часа. Кажется, Джимми обрел новый дом.
— Что ж, хорошо. Развлекайтесь на здоровье, мальчики. — Роза старалась поддерживать игривый тон, но после двух дней траура по Дедуле Флику, которые завершились прощальным кругом, игривость давалась ей особенно трудно.
— С тобой там ничего не сравнится.
Роза вскинула брови.
— А ты откуда знаешь, Генри? Сам проверял?
— Мне и проверять не надо. — Он оглядел ее, голую, с веером черных волос на подушке. Даже лежа она была высокой, а Ворону всегда нравились высокие.
— В моем домашнем кинотеатре ты всегда будешь гвоздем программы.
Напыщенно, конечно — обычный вороновский треп, — но Розе все равно было приятно. Она встала с кровати и прижалась к нему, запустив руки в его волосы.
— Будь осторожен. Привези всех назад живыми и невредимыми. И привези ее.
— Так и будет.
— Тогда поторопись.
— Расслабься. Мы прибудем в Стербридж к открытию почты в пятницу утром. А в полдень уже будем в Нью-Гэмпшире. К тому времени Барри уже засечет девчонку.
— Лишь бы она его не засекла.
— Я об этом не беспокоюсь.
«Что ж, — подумала Роза. — Тогда я буду беспокоиться за двоих. Беспокоиться до тех пор, пока не увижу ее в оковах».
— Штука в том, — сказал Ворон, — что если она таки нас засечет и попытается отгородиться, Барри будет еще легче взять ее след.
— Как бы она от испуга не побежала в полицию.
Ворон сверкнул улыбкой.
— Думаешь? «Да, малышка, — скажут ей там, — мы понимаем, что за тобой охотятся плохиши. Только скажи: они из космоса или всего лишь старые добрые зомби? Нам ведь надо знать, кого искать».
— Не шути и не будь таким легкомысленным. Обстряпайте все как можно тише и возвращайтесь побыстрее. Никакого постороннего вмешательства. Никаких невинных свидетелей. Если понадобится — убейте родителей, убейте любого, кто встанет у вас на пути, но следов не оставляйте.
Ворон шутливо ей отсалютовал.
— Есть, капитан.
— Всё, убирайся, идиот. Но сначала поцелуй. Задействуй на дорожку свой умелый язычок.
И Ворон внял ее просьбе. Роза долго не выпускала его из объятий.
Большую часть пути обратно в мотель в Эдере Дэн с Джоном проехали молча. Лопата лежала в багажнике. Бейсбольная перчатка — на заднем сиденье, завернутая в полотенце из «Холидэй Инн». Наконец Джон сказал:
— Теперь придется рассказать все родителям Абры. Она разозлится, а Люси с Дэвидом не захотят в это поверить, но другого выхода нет.
Дэн взглянул на него с непроницаемым лицом и спросил:
— Ты что, телепат?
Джон им не был, зато Абра была, и, внезапно услышав у себя в голове ее громкий голос, Дэн порадовался, что машину ведет Джон. Если бы за рулем сидел сам Дэн, их путешествие скорее всего закончилось бы на чьем-нибудь кукурузном поле.
(НЕ-Е-Е-Е-Т!)
— Абра, — заговорил он вслух, чтобы Джон мог слышать хотя бы эту часть разговора. — Абра, послушай меня.
(НЕТ, ДЭН! ОНИ ДУМАЮТ, ЧТО СО МНОЙ ВСЕ В ПОРЯДКЕ! ДУМАЮТ, ЧТО Я ТЕПЕРЬ ПОЧТИ НОРМАЛЬНАЯ!)
— Солнышко, если тем людям понадобится убить твоих маму и папу, чтобы добраться до тебя, думаешь, они станут колебаться? Я лично уверен, что нет. Особенно после того, что мы нашли.
На это у Абры возражений не нашлось, да она и не пыталась возражать… но внезапно голова Дэна наполнилась печалью и страхом, которые испытывала девочка. В глазах вновь закипели слезы и полились по щекам.
Черт.
Черт, черт, черт.
Четверг, раннее утро.
«Виннебаго» Парохода Стива с Гремучкой за рулем двигался на восток по федеральной трассе № 80 в западной Небраске, ни на йоту не превышая установленной законом скорости в шестьдесят пять миль в час. На горизонте занимался рассвет. В Эннистоне было на два часа позже. Дэйв Стоун, облаченный в купальный халат, варил кофе, когда зазвонил телефон. Звонила Люси из квартиры Кончетты на Мальборо-стрит. Судя по голосу, жена держалась из последних сил.
— Если Момо не станет хуже — а лучше ей, боюсь, уже не станет, — то ее выпишут в начале следующей недели. Я вчера говорила с двумя ее врачами.
— Почему же ты не позвонила мне, милая?
— Устала очень. И расстроилась. Думала, что если ночью отосплюсь, то буду чувствовать себя получше, да куда там. Милый, в этой квартире все говорит о ней. Не только о ее работе, о жизни…
Голос Люси сорвался. Дэвид ждал. Они были женаты больше пятнадцати лет, и он знал, что, когда Люси нервничает, иногда лучше всего помолчать.
— Я не знаю, что нам делать со всеми вещами. У меня от одного взгляда на книжные полки руки опускаются. Их только на полках и в кабинете несколько тысяч, а управляющий говорит, что в кладовке и того больше.
— Необязательно решать прямо сейчас.
— Еще он говорит, там стоит сундук, подписанный «Алессандра». Это настоящее имя моей матери, хотя, кажется, сама она всегда представлялась Сандрой или Сэнди. Я даже не знала, что у Момо были ее вещи.
— Четта писала очень откровенные стихи, но при желании могла быть весьма скрытной.
Люси, кажется, его не услышала, лишь продолжала перечислять все тем же тусклым, безрадостным голосом смертельно уставшего человека:
— Я обо всем договорилась, хотя придется перезаказывать частный реанимобиль, если ее решат выписать в воскресенье. Мне сказали, что это вполне возможно. Слава богу, у нее хорошая страховка. Знаешь, еще со времен преподавания в Тафтс. На стихах она не заработала и ломаного гроша. Да кто в этой проклятой стране заплатит сейчас хоть цент за ее стихи?
— Люси…
— У нее номер в главном здании «Дома Ривингтон» — малый люкс. Я посмотрела онлайн-тур. Правда, жить там ей придется недолго. Я подружилась со старшей медсестрой на ее этаже, и она говорит, что Момо уже подходит к концу…
— Чиа, солнышко, я люблю тебя.
И это имя — старое прозвище, данное Кончеттой, — наконец заставило Люси замолчать.
— Всем сердцем и душой, хотя они и не итальянские.
— Я знаю, и благодарна за это Богу. Было очень тяжело, но теперь уже почти всё. Я буду дома самое позднее в понедельник.
— Ждем тебя не дождемся.
— Как ты? Как Абра?
— У нас все хорошо, — и еще целых шестьдесят секунд Дэвиду будет позволено в это верить.
Он услышал, как Люси зевнула:
— Пойду, наверно, прилягу на час-другой. Кажется, теперь я смогу уснуть.
— Ложись-ложись. А мне надо будить Абс в школу.
Они попрощались, а когда Дэйв отвернулся от кухонного телефона, висящего на стене, то увидел, что Абра уже встала. Она была еще в пижаме, с растрепанными волосами, красными глазами и бледным лицом. В руках она сжимала Прыг-Скока, своего старого плюшевого кролика.
— Абба-Ду? Малышка? Тебе плохо?
«Да. Нет. Не знаю. Вот тебе точно станет плохо, когда услышишь то, что я собираюсь сказать».
— Мне нужно с тобой поговорить, папа. И я не хочу сегодня идти в школу. И завтра тоже. Вообще некоторое время посижу дома, — она заколебалась. — У меня неприятности.
Первое, о чем он подумал, услышав эту фразу, было настолько ужасно, что он тут же отбросил эту мысль, но Абра все равно успела ее перехватить.
Она слабо улыбнулась:
— Нет, я не беременна.
Он остановился на полдороге к ней и застыл посреди кухни с открытым ртом:
— Ты… ты только что…
— Да, — подтвердила Абра. — Я только что прочла твои мысли. Хотя на этот раз их смог бы прочесть любой, папа: у тебя все на лице было написано. И это называется сияние, а не телепатия. Я по-прежнему могу делать многое из того, что пугало тебя тогда, когда я была маленькой. Не все, но почти.
Дэвид очень медленно произнес:
— Я знаю, что иногда у тебя все еще бывают предчувствия. Мы с мамой это знаем.
— Все гораздо серьезнее. У меня есть друг. Его зовут Дэн. Он и доктор Джон были в Айове…
— Джон Далтон?
— Да…
— Кто такой Дэн? Мальчик, которого лечит доктор Джон?
— Нет, он взрослый. — Абра взяла отца за руку, подвела к кухонному столу, усадила и села сама, по-прежнему не выпуская Прыг-Скока из рук. — Но когда он был маленьким, то был таким же, как я.
— Абра, я совершенно ничего не понимаю.