Роза принимала пар.
Закончив, она вернула канистру на место и села за руль своего трейлера, глядя прямо перед собой. «Не стоит ко мне идти, Роза, я сама приду». Вот что сказала девчонка. Вот что она осмелилась заявить в лицо Розе О'Хара, Розе Шляпнице. Не просто сильная, но еще и мстительная девчонка. Злобная.
— Приходи-приходи, милочка, — произнесла Роза. — И злись посильнее. Чем злее ты будешь, тем больше глупостей натворишь. Давай, навести свою тетушку Розу.
Раздался хруст. Роза опустила глаза и увидела, что отломала нижнюю часть руля «Эрскрузера». Пар увеличивал физическую силу. Руки у Розы кровоточили. Она отшвырнула изогнутый обломок пластика, поднесла руки к лицу и начала слизывать кровь с ладоней.
Глава шестнадцатаяЗАБЫТОЕ
Едва Дэн закрыл телефон, как Дэйв заявил:
— Забираем Люси и едем за ней.
Дэн покачал головой:
— Она говорит, что с ней все хорошо, и я ей верю.
— Тем не менее, она под действием наркотика, — возразил Джон. — И не может ясно соображать.
— Она сообразила, как помочь мне управиться с Вороном, — ответил Дэн, — и в этом я ей доверяю. Пусть проспятся после той дряни, что им вкололи. У нас есть другие дела. Неотложные. Вам придется поверить мне на слово. Совсем скоро вы увидите свою дочь, Дэвид. А пока слушайте меня внимательно. Мы высадим вас у дома Кончетты. Вы заберете жену и привезете ее в больницу.
— Не знаю, поверит ли она мне, когда я ей все расскажу. Не знаю, как мне убедить кого-то в том, во что сам верю с трудом.
— Скажете ей, что все рассказы подождут, пока мы не соберемся все вместе. Включая прабабушку Абры.
— Сомневаюсь, что вас к ней пустят, — Дэйв кинул взгляд на часы. — Приемные часы давно закончились, а она очень больна.
— Когда речь идет об умирающих, дежурный персонал смотрит на нарушение правил сквозь пальцы, — ответил Дэн.
Дэйв взглянул на Джона, который пожал плечами:
— Он же работает в хосписе. По-моему, в этом вопросе ему можно доверять.
— Она, может, вообще без сознания, — сказал Дэйв.
— Давайте решать проблемы по мере их поступления.
— А при чем тут вообще Четта? Она ничего об этом не знает!
Дэн ответил:
— Я уверен, что она знает куда больше, чем вы думаете.
Они высадили Дэйва на Мальборо-стрит и наблюдали из машины, как он поднимается по ступенькам и звонит в дверь.
— Он похож на ребенка, который знает, что сейчас с него снимут штанишки и выпорют, — сказал Джон. — Все это здорово скажется на их браке, чем бы дело ни кончилось.
— Когда происходит природный катаклизм, винить некого.
— Попробуй объясни это Люси Стоун. Она будет рассуждать так: «Ты оставил дочь одну, и ее украл маньяк». В каком-то смысле она всегда будет так считать.
— Может, Абра заставит ее изменить мнение. А на сегодня мы сделали все, что могли, и пока что у нас неплохо получалось.
— Но ничего еще не закончилось.
— Какое там закончилось.
Дэйв снова звонил в дверь, заглядывая в маленький вестибюль, когда открылись двери лифта, и из него вылетела Люси Стоун. Лицо у нее было бледное и напряженное. Дэйв начал говорить сразу же, как она открыла дверь. Люси втянула его внутрь рывком, схватив за обе руки.
— Да уж, — тихо проговорил Джон. — Напоминает мне обо всех тех случаях, когда я вваливался домой пьяный в три часа ночи.
— Или он ее убедит, или нет, — отозвался Дэн. — А у нас есть свои дела.
Дэн Торранс и Джон Далтон приехали в Массачусетскую больницу вскоре после половины одиннадцатого. В отделении интенсивной терапии царило затишье. Сдувающийся шарик с разноцветными буквами «Поправляйся поскорей» завис под потолком в коридоре, отбрасывая тень, похожую на медузу. Дэн подошел к сестринскому посту, назвался сотрудником хосписа, в который должны были перевести миссис Рейнольдс, показал свое ривингтоновское удостоверение и представил Джона Далтона как семейного врача (натяжка, но не прямая ложь).
— Нам нужно оценить ее состояние перед переводом, — сказал Дэн, — и два члена семьи тоже хотят поприсутствовать. Это внучка миссис Рейнольдс и муж этой внучки. Простите за поздний час, но так получилось. Они скоро будут здесь.
— Я знакома со Стоунами, — ответила старшая медсестра. — Прекрасные люди. Люси была так внимательна к бабушке. Кончетта — это личность. Я читала ее стихи, они замечательные. Но если вы ожидаете от нее какой-то реакции, джентльмены, придется вас разочаровать. Она впала в кому.
«Это мы посмотрим», — подумал Дэн.
— И потом… — Сиделка нерешительно взглянула на Джона. — Понимаете… Вообще-то это не мое дело…
— Я слушаю, — сказал Джон. — Никогда не видел старшей медсестры, которая не знала бы, что к чему.
Она улыбнулась и снова повернулась к Дэну.
— Я слышала много хорошего о хосписе «Ривингтон», но сильно сомневаюсь, что Кончетта туда поедет. Даже если она дотянет до понедельника, вряд ли есть смысл ее перевозить. Может быть, было бы гуманней дать ей завершить свой путь здесь. Если я вмешиваюсь не в свое дело, прошу прощения.
— Нет, — сказал Дэн, — и мы примем это во внимание. Джон, будь добр, спустись в вестибюль и проводи Стоунов наверх, когда они приедут. Я могу начать без тебя.
— Ты уверен…
— Да, — ответил Дэн, встретившись с ним взглядом. — Уверен.
— Она в девятой палате, — сказала старшая сестра. — Одноместная, в конце коридора. Если понадоблюсь, нажмите кнопку вызова.
Имя Кончетты значилось на дверях палаты № 9, но кармашек для назначений врача был пуст, а мониторы над кроватью не показывали ничего утешительного. Дэн шагнул в атмосферу знакомых запахов: освежитель воздуха, антисептик, смертельная болезнь. Последний звучал в его голове, словно скрипка, знающая только одну высокую ноту. Стены были увешаны фотографиями, в основном — Абры в разных возрастах. На одной из них группка малышей с разинутыми ртами наблюдала за фокусником, который доставал из шляпы белого кролика. Дэн был уверен, что снимок сделан на знаменитом дне рождения, в День ложек.
В окружении фотографий похожая на скелет женщина спала с открытым ртом и намотанными на пальцы жемчужными четками. Остатки ее волос, тонкие, почти невидимые, разметались по подушке. Когда-то оливковая кожа стала желтой. Тощая грудь едва заметно поднималась и опадала. Дэну хватило одного взгляда, чтобы убедиться, что старшая медсестра и правда знает, что к чему. Если бы здесь был Аззи, он бы уже свернулся на постели женщины, дожидаясь прихода доктора Сна, чтобы возобновить ночное патрулирование пустых коридоров — пустых, не считая того, что видят только кошки.
Дэн сел на край кровати, отметив попутно, что в единственной капельнице, подсоединенной к пациентке, был физраствор. Ей могло сейчас помочь только одно лекарство, и в больничной аптеке его не держат. Катетер перекосился; он поправил его. Потом взял спящую за руку и посмотрел ей в лицо.
(Кончетта)
Ритм ее дыхания слегка сбился.
(Кончетта вернитесь)
Под тонкими потемневшими веками задвигались глаза. Может быть, она слушала его, а может, видела свои последние сны. Наверное, об Италии. Она наклоняется над колодцем во дворе дома и вытаскивает ведро холодной воды. Наклоняется под горячим летним солнцем.
(Абре нужно чтобы вы вернулись и мне тоже)
Больше он ничего не мог сделать и не был уверен, что этого достаточно, но ее глаза медленно распахнулись. Сначала они были пусты, но потом в них забрезжило понимание. Дэну уже случалось это видеть. Чудо возвращающегося сознания. Не в первый раз он гадал, откуда оно берется и куда уходит, когда уходит. Смерть — не меньшее чудо, чем рождение.
Рука в его руке напряглась. Глаза по-прежнему смотрели на Дэна, и Кончетта улыбнулась. Слабой улыбкой, но все же.
«Ohmiocaro! Seitu? Sei tu? Come e possibile? Sei morto? Sono morta anch’io?. Siamo fantasmi?»
Дэн не знал итальянского, но это и не было нужно. Он прекрасно слышал в своей голове, что она говорит.
«Дорогой мой, это ты? Как же это? Ты умер? А я?»
И потом, после паузы: «Мы — призраки?»
Дэн склонился к ней, коснувшись щекой ее щеки.
Он зашептал ей на ухо.
Потом она зашептала в ответ.
Разговор был коротким, но содержательным. Кончетта говорила в основном по-итальянски. Наконец подняла руку — это стоило ей больших усилий, но она справилась, — и погладила его по небритой щеке. Она улыбалась.
— Вы готовы? — спросил он.
— Si. Готова.
— Бояться нечего.
— Si. Знаю. Я так рада, что вы пришли. Скажите мне еще раз, как вас зовут, синьор.
— Дэниел Торранс.
— Si. Мне вас сам Бог послал, Дэниел Торранс. Sei un dono di Dio.
Дэн надеялся, что это так.
— Вы дадите мне это?
— Si, конечно. Все, что нужно для Абры.
— А я отдам кое-что вам, Четта. Мы вместе выпьем из колодца.
Она закрыла глаза.
(Я знаю)
— Вы заснете, а когда проснетесь…
(все станет лучше)
Сила была даже мощнее, чем в ночь смерти Чарли Хэйеса. Он чувствовал ее ток, нежно держа Четту за руки и ощущая ладонями гладкие камушки ее четок. Где-то гасли огни, один за другим. Это было не страшно. В Италии девочка в коричневом платье и сандалиях доставала воду из прохладного жерла колодца. Она была похожа на Абру, эта девочка. Лаяла собака. Il cane. Ginata. Il cane si rotolava sull’erba. Лаяла и каталась в траве. Смешная Джината!
Кончетте было шестнадцать, и она была влюблена, или тридцать, и она писала стихи за кухонным столом жаркой квартиры в Квинсе, слыша крики детей под окнами; ей было шестьдесят, и она стояла под дождем и смотрела на сотни тысяч нитей чистого серебра, падающего с неба. Она была своей собственной матерью и собственной правнучкой, и для нее пришло время перемен, время большого путешествия. Джината каталась по траве, и огни