Дэн подсадил.
Кейси неуклюже поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее, потом завел двигатель и включил дворники, чтобы смахнуть с лобового стекла мокрый снег.
— Когда вытаскиваешь что-то наружу, оно всегда оказывается меньше, чем думал, — сказал он. — Надеюсь, сможешь объяснить это ААшникам-новичкам.
— Да, о мудрейший.
Кейси с грустью посмотрел на него.
— Иди ты в жопу, дорогуша.
— Вообще-то мне нужно вернуться и помочь со стульями, — сказал Дэн.
Что он и сделал.
ПОКА ТЫ НЕ ЗАСНЕШЬ
В этом году на дне рождения Абры Стоун не было ни воздушных шаров, ни фокусника. Ей исполнилось пятнадцать.
На всю округу из колонок, которые Дэйв Стоун с помощью Билли Фримэна установил на улице, громыхала рок-музыка. Взрослые сидели на кухне, пили кофе и ели торт с мороженым. Дети заняли гостиную внизу и заднюю лужайку. Судя по их голосам, вечеринка удалась на славу. Расходиться начали около пяти, но Эмма Дин, лучшая подруга Абры, осталась на ужин. Абра, неотразимая в красной юбке и крестьянской блузке с открытыми плечами, светилась от счастья. Она радостно вскрикнула, когда Дэн подарил ей браслет с брелоками, обняла его и поцеловала в щеку. Он почувствовал запах духов. Что-то новенькое.
Когда Абра пошла провожать Эмму до дома — две девчонки, беспечно болтающие на ходу, — Люси наклонилась к Дэну. Морщины тронули ее рот и уголки вокруг глаз, в волосах начала пробиваться первая седина. Похоже, Абра сумела оставить Узел верных в прошлом, но, как подозревал Дэн, Люси не сможет этого сделать никогда.
— Ты поговоришь с ней? Насчет тарелок?
— Я собираюсь прогуляться и посмотреть, как солнце садится за реку. Можешь отправить ее ко мне, когда она вернется от Динов.
Дэн прочитал на лице Люси облегчение и подумал, что Дэйв чувствует то же самое. Для них она навсегда останется загадкой. Если Дэн признается, что Абра останется загадкой и для него, станет ли им легче? Наверное, нет.
— Удачи, шеф, — сказал Билли.
На заднем крыльце, где когда-то лежала Абра (без сознания, да не совсем), к нему присоединился Джон Далтон.
— Я бы предложил тебе моральную поддержку, но, думаю, ты должен сделать это в одиночку.
— Ты пытался поговорить с ней?
— Да. По просьбе Люси.
— Безрезультатно?
Джон пожал плечами.
— Она не слишком-то разговорчива на эту тему.
— Как и я в ее возрасте, — сказал Дэн.
— Но ты же не бил все тарелки в мамином антикварном серванте.
— У моей матери не было серванта.
Он спустился по пологому заднему двору Стоунов и вышел к реке Сако, которую закатное солнце превратило в сверкающую алую змею. Скоро горы поглотят последние солнечные лучи, и река станет серой. Там, где когда-то стоял сетчатый забор, чтобы оградить детей от потенциально опасных экспедиций, теперь росли декоративные кусты. Дэвид убрал забор в прошлом октябре. Он сказал, что Абра с друзьями больше не нуждается в его защите — все они прекрасно умели плавать.
Но, конечно же, были и другие опасности.
Когда пришла Абра, вода поблекла до едва розового цвета. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы заметить ее присутствие или понять, что она накинула на голые плечи свитер. Даже после того, как в центральной части Нью-Гэмпшира сошел последний снег, воздух весенними вечерами быстро холодал.
(обожаю этот браслет Дэн)
Она уже почти перестала называть его дядей.
(здорово)
— Они хотят, чтобы ты поговорил со мной о тарелках, — сказала она. В этих словах не было теплоты, которая чувствовалась в ее мыслях, да и сами мысли исчезли. После искренней и очень милой благодарности она закрылась от него. Теперь ей это отлично удавалось, и с каждым днем ее мастерство росло. — Ведь так?
— А ты хочешь о них поговорить?
— Я извинилась перед ней. Сказала, что не хотела. Не думаю, что она мне поверила.
(я верю)
— Потому что ты знаешь. А они — нет.
Дэн ничего не сказал и отправил ей только одну мысль:
(?)
— Они вообще мне теперь не верят! — взорвалась она. — Это нечестно! Я не знала, что на этой дурацкой вечеринке у Дженнифер будет выпивка, и уж точно не пила сама! А она все равно две недели никуда меня не пускала!
(???)
Ничего. Река почти полностью окрасилась в серый цвет. Он рискнул взглянуть на Абру. Та изучала собственные кроссовки — красные, в тон юбке. Щеки девочки тоже покраснели.
— Ладно, — сказала она наконец, все еще не поднимая глаз, хотя уголки ее губ чуть приподнялись в виноватой улыбке. — Тебя же не обмануть, да? Ну сделала один глоток — просто попробовать. Тоже мне большое дело. Наверное, она унюхала, когда я вернулась домой. И знаешь что? Оно того не стоило. На вкус редкостная дрянь.
Дэн промолчал. Если бы он сказал ей, что свою первую выпивку тоже нашел мерзкой на вкус и не посчитал «большим делом», она бы восприняла это как очередную лапшу, которую взрослые вешают на детские уши. Нельзя винить ребенка в том, что он взрослеет. Или учить его, как делать это правильно.
— Я правда не хотела бить тарелки, — произнесла она тихо. — Несчастный случай, как я ей и сказала. Просто я так взбесилась.
— С тобой это бывает.
Он помнил, как Абра стояла над Розой Шляпницей, когда та схлопывалась. «Больно? — спросила она умирающее создание, похожее на женщину — если не брать во внимание этот жуткий клык. — Надеюсь, что да. Надеюсь, очень больно».
— Ты собираешься читать мне нотации? — И с ноткой презрения: — Знаю, она бы хотела именно этого.
— Обойдусь без нотаций, но могу рассказать историю, которую когда-то услышал от мамы. Она о твоем прадеде, отце Джека Торранса. Хочешь послушать?
Абра пожала плечами. «Рассказывай, коли начал», — говорил этот жест.
— Мы с Доном Торрансом кое в чем похожи — он работал медбратом. После автомобильной аварии Дон до конца своих дней пользовался тростью, и как-то вечером за ужином он отходил этой тростью свою жену. Взял и начал избивать, безо всяких причин. Сломал ей нос и рассек голову. Когда она упала со стула на пол, он поднялся и по-настоящему принялся за работу. Согласно тому, что отец рассказывал маме, Дон забил бы жену до смерти, если бы Бретт и Майк — мои дяди — не оттащили его. Когда прибыл врач, твой прадед стоял на коленях, держа аптечку, и пытался помочь ей. Сказал, что жена упала с лестницы. Прабабушка — момо, которой ты никогда не видела, — подтвердила его слова. Как и дети.
— Почему? — выдохнула Абра.
— Потому что были напуганы. Спустя какое-то время — много позже смерти Дона — твой дед сломал мне руку. Потом, в «Оверлуке», на месте которого теперь находится Крыша мира, он едва не забил насмерть мою мать. Орудовал не тростью, а молотком для роке, но по сути это то же самое.
— Я поняла.
— Через много лет в баре Сент-Питерсберга…
— Хватит! Говорю же, поняла! — Ее трясло.
— …я избил парня до потери сознания бильярдным кием — потому что он засмеялся, когда я промазал. После этого сын Джека и внук Дона провел тридцать дней в оранжевом комбинезоне, собирая мусор на 41-ом шоссе.
Она отвернулась и заплакала.
— Спасибо, дядя Дэн. Спасибо за испорченный…
В его сознание ворвался образ, мгновенно вытеснивший оттуда реку: обугленный, дымящийся праздничный торт. В других обстоятельствах картинка бы его рассмешила. Но не сейчас.
Он мягко взял ее за плечи и повернул к себе.
— Здесь нечего понимать. Это просто семейная история. Говоря словами бессмертного Элвиса Пресли, «твой малыш, тебе и баюкать».
— Ты о чем?
— Может, когда-нибудь ты станешь писать стихи, как Кончетта. Или силой мысли столкнешь с обрыва кого-нибудь еще.
— Я бы никогда этого не сделала… но Роза заслужила. — Абра подняла заплаканное лицо и посмотрела Дэну в глаза.
— С этим не поспоришь.
— Тогда почему она мне снится? Почему я хочу вернуть все назад? Почему я так сожалею о сделанном — ведь она бы нас убила!
— Ты сожалеешь об убийстве или удовольствии, которое при этом испытала?
Абра опустила голову. Дэну захотелось ее обнять, но он не стал.
— Никаких лекций. Никакой морали. Кровь взывает к крови, и только. Глупые порывы проснувшегося человека — а ты полностью проснулась, такой уж возраст. Для тебя это тяжело. Это тяжело для всех, но большая часть подростков лишена способностей, какие есть у тебя. Твоего оружия.
— Что мне делать? Что я вообще могу? Иногда я так злюсь… не только на нее — на учителей, например… на одноклассников, которые считают себя такими крутыми… и смеются, если ты лажаешь на физкультуре или носишь не ту одежду…
Дэн подумал о совете, который ему когда-то дал Кейси Кингсли.
— Иди на свалку.
Она вытаращилась на него.
— Чего?
Он отправил ей образ: своей удивительной силой — поразительно, но она еще не достигла максимума, — Абра переворачивает выброшенные холодильники, взрывает старые телевизоры, швыряет стиральные машины. Вокруг порхают стайки испуганных чаек.
Теперь она не таращилась, а хихикала.
— И это поможет?
— Лучше уж свалка, чем мамины тарелки.
Она наклонила голову и бросила на него озорной взгляд. Они снова друзья, и это хорошо.
— Но те тарелки были такие уродские.
— Попробуешь?
— Да. — И, судя по ее виду, Абре уже не терпелось.
— И еще кое-что.
Она снова приняла серьезный вид.
— Тебе вовсе не обязательно вести себя как тряпка.
— Вот и хорошо.
— Да. Просто помни, сколь опасным может быть твой гнев. Держи его…
Зазвонил его телефон.
— Лучше ответь.
Он поднял брови.
— Ты знаешь, кто это?
— Нет. Но, думаю, звонок важный.
Он вытащил телефон из кармана и посмотрел на дисплей. «Дом Ривингтон».
— Да?
— Дэнни, это Клодетт Альбертсон. Можешь приехать?
Он мысленно пробежался по списку постояльцев хосписа на своей доске.
— Аманда Рикер? Или Джефф Келлогг?