Я открыл электронную историю болезни пациентки, и начал просматривать жалобы. Так, вот суставы, прописаны нестероидные противовоспалительные препараты. Так, а вот сердце. На ЖКГ — атриовентрикулярная блокада, и тахикардия. Что-то всё это в совокупности мне не нравится.
Я глянул анализы крови, и увидел сильное повышение СОЭ — до 50 миллиметров в час.
— А про кровь Елена Александровна что-нибудь говорила? — спросил я.
— Да, там какой-то показатель повышен сильно, — кивнула пациентка. — Елена Александровна сказала, что это после болезни нормально. Как и температура иногда.
— После какой болезни? — уточнил я.
— Да глупости, пару месяцев назад переболела ангиной, — ответила женщина. — Лежала с температурой и больным горлом. Вот, видимо, остатки и остались.
В голове начала проясняться картина заболевания. Дело тут явно не в ишемической болезни сердца.
Я провел осмотр женщины, и моя догадка подтвердилась. Дело гораздо серьезнее. Острая ревматическая лихорадка.
— Мне придется вас положить в круглосуточный стационар, — сказал я женщине. — У вас острая ревматическая лихорадка. Или ревматизм, если проще.
— Какая лихорадка? — не поняла женщина.
— Ревматическая. Это заболевание, которое вызывается бактерией. Стрептококком. Обычно ему предшествует либо ангина, либо фарингит. Бактерия выделяет токсины, которые начинают циркулировать в крови. В ответ на это, иммунная система пытается их убить. Но начинает сама поражать сердце и суставы, — объяснил я.
— А это опасно? — испугалась пациентка.
— Если вовремя поймать — то нет, — успокоил я её. — Но теперь надо лечь в стационар, чтобы вылечиться.
— Конечно, — закивала женщина. — Лягу, куда скажите.
Я начал писать направление. Да, сложная получилась ситуация. Скорее всего, пациентка не пропила до конца курс антибиотиков, которые ей назначали. Из-за этого стрептококк не вылечился, и отправился циркулировать по организму. Ещё хорошо, что она занялась своим сердцем, и попала ко мне. Если бы этого не произошло — процесс бы усугубился, и привел к пороку сердца. А это уже лечиться гораздо сложнее.
Елену Александровну винить не стоит, она просто не сочла между собой боль в суставах и проблемы сердцем. Между тем, про ревматизм даже есть поговорка «лижет суставы, но кусает сердце».
Но главное, что диагноз поставлен вовремя. Теперь пациентка пролечиться, и никаких осложнений на сердце не будет.
Я заполнил направление, и решил предупредить Татьяну Тимуровну.
— Татьяна Тимуровна, это Михаил Алексеевич, — проговорил я в трубку, набрав номер заведующей. — Я к вам пациентку сейчас направлю.
— В пятницу под конец дня. Михаил Алексеевич, вы мен без ножа режете, — вздохнула заведующая. — С чем?
— Острая ревматическая лихорадка, — ответил я. — Лучше не тянуть, сами понимаете.
— Уверен, что именно она? — оживилась заведующая. — Что по критериям?
Татьяна Тимуровна спрашивала про критерии Киселя-Джонса, главные критерии для установки диагноза. Они делились на большие и малые. К большим относилось как раз поражение сердца, а также артрит. Ещё бывали формы с кожными проявлениями, но их у пациентки я не обнаружил. Малые критерии — это клинические признаки, увеличение СОЭ в анализе крови и так далее.
— Уверен, конечно, — ответил я. — Два больших критерия, и несколько малых. Да и анамнез заболевания это подтверждает.
— Тогда направляй, — ответила Татьяна Тимуровна. — Я её дождусь.
— Спасибо, — ответил я, и положил трубку.
Я отдал заполненное направление женщине, и пациентка отправилась в стационар. Так, теперь можно закончить другие дела, а в частности — годовой отчет ещё и по дневному стационару.
С документами я засиделся до конца рабочего дня. Ближе к вечеру в общем чате пришла рассылка, с названием ресторана и временем общего сбора — девять вечера.
Так, остается ещё три часа. На работе задерживаться смысла нет, но и домой на это время идти не хотелось. Снова охватило непонятное чувтво. Тоска, что ли. Было стойкое ощущение, что всё должно вот-вот решиться. Буквально в течение недели. А вот как это все решится для меня… Это вопрос.
Я решил навестить своих родителей. Было очень стыдно, что я пропадал на такое долгое время, и пора было это исправить.
Поэтому я направился к ним домой. В маленький частный дом, который родители купили вскоре после моего отъезда в Москву. До этого мы жили на жилплощади побольше, но родители решили переехать, снабдив меня достаточным денежным довольствием для поездки. Да так в итоге и остались здесь.
Я добрался до крыльца и постучал в дверь. Через минуту дверь открыла мама.
— Мария Анатольевна, добрый вечер, — неловко поздоровался я. — Я решил к вам в гости зайти.
— Привет, Миш, — кивнула та. — Заходи, мы всегда тебе рады.
Я прошел на кухню, где на неизменном месте восседал Павел Алексеевич с газетой в руках.
— Добрый вечер, — кивнул я ему. — Как вы себя чувствуете?
— Привет, Миш, — отложил отец газету. — Да все более менее, приступов больше не было таких. Диета вот строгая, лишнего не ем ничего.
— Диета — это самое главное, — проговорил я. — Я бы хотел извиниться, что так долго к вам не приходил. И вообще, за все хотел бы извиниться.
— Да что ты, Миш, ты же не обязан, — всплеснула руками Мария Анатольевна. — Никто на тебя не в обиде.
— Я дал Дмитрию обещание, что буду присматривать за его родителями, — ответил я. — И должен это обещание держать. Правда, простите, что тогда не смог поддержать вас.
— Всё в порядке, Михаил, — ответил Павел Алексеевич. — Мы рады, что ты пришел сейчас.
— Тем более мы слышали новости, — подхватила Мария Анатольевна. — Про твой карьерный рост. Ты теперь новый заведующий в поликлинике?
— Да, заведующий терапией, — улыбнулся я. Странное дело, много людей меня поздравляли. Но от родителей слова звучат как-то по-особенному. Искренне, что ли.
— Хороший друг у нашего сына, — довольно проговорил Павел Алексеевич. — Мать, накрывай на стол давай.
— Ой, сейчас, — засуетилась Мария Анатольевна, убегая в сторону холодильника.
Через пару минут уже был накрыт стол, разлит чай, и мы собрались праздновать.
— Мария Анатольевна, у вас как со здоровьем? — поинтересовался я. — Давление не беспокоит?
Я уже назначил ей подходящие препараты, ещё несколько месяцев назад. Но надо проконтролировать.
— Нет, Мишенька, все таблетки пью и все хорошо, — улыбнулась женщина. — Только вот ноги отекать стали.
— По вечерам? — уточнил я.
— В основном к вечеру, да. С утра все хорошо.
Плохо, значит сё равно присоединяется сердечная недостаточность. Сердце плохо справляется со своей главной функцией — перекачиванием крови. Кровь застаивается в нижних конечностях, и возникают отеки.
— Надо ещё мочегонное начинать пить, — проговорил я, доставая бумажку и ручку, — название вам напишу, завтра же купите в аптеке.
— Хорошо, Миша, спасибо, — кивнула Марина Анатольевна.
Я написал название препарата и дозировку, и вручил матери. В это время мой телефон активно завибрировал, уведомляя о пришедших сообщениях. Это были голосовые сообщения от Совина, который, видимо, уже успел напиться в этом самом ресторане.
— Миха, тут уже народ собирается, где ты, — вещал Совин. — Я был прав, тут все говорят, что главный врач хочет объявление сделать. Про кадровые перестановки, да-да. Заведующих поменять хочет, и вообще скажет, кто его место займет. Приезжай!
Я посмотрел на часы, было без двадцати девять. Ну, наверное, и правда пора.
— Мне надо идти, — проговорил я, вставая из-за стола. — Спасибо за чай.
— Подожди, — остановила меня Мария Анатольевна. Она встала напротив меня и внимательно посмотрела мне в глаза. — Неужели ты думаешь, что я не поняла?
— Что именно? — не понял я.
— Что ты мой сын.
Глава 20
Я замер, думая, послышалось мне или нет. Глянул на место Павла Алексеевича, но тот как раз отлучился в ванную, и эту часть разговора не слышал. К лучшему, или нет — я не знаю.
— Паша ничего не знает, — быстро сказала Мария Анатольевна, заметив мой взгляд. — Я ему не говорила.
— Почему…Как… — я пытался понять, как мне реагировать. Надо начать убеждать её в обратном? Надо согласиться и объяснить всё? Я не знал, как лучше.
— Не пытайся сказать мне, что я сошла с ума под старость лет, — усмехнулась мама. — Я знаю, что это не так. Ты мой сын.
— Давно ты поняла? — спросил я, поняв, что уже не получится это отрицать.
— Не знаю, сложно сказать, — задумчиво ответила женщина. — Просто в какой-то момент осознала, что это так. Ты сильно изменился, Дима. И дело тут не только во внешности. Ты стал другим. Но я бы всегда тебя узнала.
— Это знание очень опасно, — проговорил я. — Никто не должен знать, что я — это я.
— Я понимаю, — кивнула Мария Анатольевна. — И я никому не скажу, можешь быть уверен.
— И я сейчас не готов отвечать на вопросы, — добавил я.
— И это я тоже знаю, — печально улыбнулась женщина. — Стал бы ты это скрывать, если бы на то не было бы веской причины. Я всё знаю, сынок. И я сохраню твою тайну.
— Почему ты тогда решила сказать мне об этом? — неловко поинтересовался я.
— Я что-то почувствовала. Какие-то твои тревоги, страхи. Ты не просто так пришёл к нам сегодня. Ты как будто пришел попрощаться, — ответила мне мама. — Будто что-то должно произойти, и ты не знаешь, увидишь ли нас снова.
— Так примерно и есть, — растерянно кивнул я. Мария Анатольевна очень четко озвучила все мои мысли.
— И я ни о чем не буду спрашивать тебя. Просто я захотела, чтобы ты знал. Я узнала тебя, и я всегда буду любить тебя, — произнесла Мария Анатольевна.
— И я тебя, мама, — кивнул я, сдержав подкатившиеся к горлу слезы.
— Ну что, Михаил, хорошего тебе кооператива, — громыхнул появившийся в кухне Павел Алексеевич. — Веселись там.
— Спасибо, Павел Алексеевич, — улыбнулся я. — Всего доброго.