ясь, но все-таки пошел за народными энтузиастами. Не повторяется ли та же история сегодня в Донбассе?
Само слово «мир» многие почему-то обыгрывают и трактуют как синоним слова «гармония». Таков латинский термин Pax Romana (это мирный договор и замирение). Но, безусловно, в нашем случае это тот термин «мiр», который писался раньше с точкой. То есть это, космос, вселенная, а также крестьянская община, сход, та единица жизни, которая была необходима и органична для русского народа. И даже если эти вещи не сознаются большинством наших сограждан и наших соотечественников, они все равно работают. Русский мир может сжиматься и разжиматься, именно потому что это социальная вселенная, социальный космос. Какие-то свои части и даже принципы он может то включать, то выталкивать. Так в 70 лет советской власти официально было вытеснено из него православие, но глубинные архетипы не могли быть вытеснены. О чем это говорит? Что буквальное прочтение многоединства Русского мира невозможно – оно неспособно описать его во всей его полноте и во всей этой многогранности, в том числе и в ущербной многогранности исторических эпох.
И поэтому попытки вычленить какую-то фундаменталистскую основу Русского мира обречены. Посмотрите, вот предлагается целый ряд таких кругов, таких единств: «восточнославянский мир» – это некое братство родственников; «восточнохристианский мир», который построен на религиозной общности; «евразийский мир» как общая судьба, общее геополитическое дело; мир международного коммунистического движения в XX веке. Я думаю, можно искать и другие большие единства, например, союз Русского мира с другими мирами, что тоже имело место в истории. Не получается ли так, что через эти растяжки сторонники разных идей стараются не допустить формирования полноценной доктрины Русского мира? Я встречал такие публикации, в которых пытаются противопоставить: давайте строить восточнославянский мир, но вы тогда откажитесь от евразийского, – или противопоставляют восточнохристианский мир исламскому и т. д.
В этом словосочетании действительно есть попадание в унисон с требованиями времени, потому что оно сумело возвыситься над теми вещами, которые обычно и привычно ассоциируются с патриотизмом, с национальным возрождением. Я бы такое определение предложил вашему вниманию: Русский мир – это поле тяготения русской цивилизации, вовлекающее элементы других культур, народов, религий и цивилизаций. Но, безусловно, Русский мир действует и внутри России, и в этом смысле он многомерен. Второе определение (как бы заход с другого конца), Русский мир – это определенный тип человека, обладающего способностью к сплочению людей, в том числе других культур, вокруг общего дела, общего проекта. И вот этот тип человека нужно описать.
Нам часто говорят о некой привлекательности цивилизационных проектов. Но идея привлекательности сама по себе бессодержательная, пустая. Русский мир, как правило, привлекал к себе через миф об общем деле, ведущем к лучшему будущему, общему будущему, через миф о построении царства правды, или какого-то порядка правды и братства.
Поэтому, когда сегодня задают вопрос, почему часть украинского народа отворачивается от Русского мира, одним из ответов на этот вопрос может быть то, что эта часть потеряла из виду проект общего дела. Она больше не воспринимает его, а воспоминания вчерашнего такого проекта в их глазах уже опорочены и недействительны. При этом есть и другая часть, которая заявила о себе в Русской весне. В чем ее мотивация? Она же не видит сегодня в современной Российской Федерации такой проект общего дела? Скорее, она живет воспоминаниями и, не веря в западный проект, смутно надеется на возрождение реального проекта Русского мира, каким он был всегда. Когда мы были в Донбассе, мы убедились в этом, потому что там есть огромная тяга, жажда к новой альтернативной идеологии. Русский мир для ополченцев Донбасса символизирует путь, утраченный – для кого-то с крушением СССР, для кого-то с крушением Российской империи.
Мы намерены, привлекая самые лучшие умы, создать обновленную доктрину Русского мира и представить ее нашему обществу, нашему государству и постараемся быть в этом максимально убедительными.
Александр ДУГИН,
лидер Евразийского движения, доктор политических наук:
Вопросы поставленные здесь очень серьезные, очень достойная тема. Я вот сейчас работаю над большим проектом, который называется «Ноомахия», и перевалил уже за десятый том. Проект связан с изучением особенностей цивилизаций. И при этом о Русском мире, о том, что такое «русское», о русском логосе или отсутствии русских логосов (я до сих пор не очень ясно себе представляю, как ответить на этот вопрос), – я решил высказаться в самую последнюю очередь. Иными словами, вся эта огромная работа по исследованию цивилизаций должна закончиться попыткой приближения к какому-то более основательному взгляду на Русский мир.
И вот, изучая разные цивилизации, я подумал, что нам необходим новый методологический инструментарий, для того чтобы говорить об одной цивилизации с позиции другой. Но как только мы этот культурно-антропологический опыт приобретаем, соответственно, мы можем говорить и о позиции своей цивилизации с определенной дистанции. То есть мы обретаем те навыки эмпатии, которые являются необходимой компетенцией культурного антрополога.
И вот, разрабатывая адекватную методологию для исследования цивилизаций, я нащупал очень важный термин, который называется «историал». Его ввел выдающийся религиовед Анри Корбен для изучения иранской шиитской цивилизации (сам он был француз-протестант). Историал – это не просто история, это то, что можно назвать иеро-историей, священной историей, или смысловой историей, семантической историей.
Дальше, если мы обращаемся к понятию времени в феноменологической философии, например, у Гуссерля, мы там находим очень интересный момент. Что такое «время» по Гуссерлю? Это семантическая секвенция. Но ведь и сама история несводима к набору фактов. Набор фактов – это физика. История – это набор интерпретаций фактов, это совокупность интерпретированной действительности, представляющая собой рассказ или смысловую последовательность.
Я согласен, что Русский мир – это, конечно же, не только географическое понятие, и не только языковое понятие. В Русском мире содержится совокупность и языкового, и пространственного, и теперь – самое главное – временного исторического измерения. Это не просто бытие русских во времени – но определенная структура времени.
Какова феноменологическая структура русского времени? Какова структура понимания русскими времени (а это означает понимание русскими самих себя)? Здесь возникает герменевтический круг. Ведь для того, чтобы определить, что такое «русский», нам надо сказать, какова наша история, потому что без этой истории мы не русские. А для того, чтобы сказать, какова наша история, надо сказать, кто такие русские. Одно невозможно объяснить без другого, но ни одно из этих явлений не может быть взято за изначальное. Русских без нашего русского времени, то есть без историала, нет. Но и историала нет без нас.
Время имеет смысл понимать не как схему, когда мы откладываем точку, и рассматриваем будущее и прошлое на линии относительно этой точки. Гуссерль сказал, что время надо понимать как музыку. Что это значит? Что мы берем ноту как элемент музыки; но она становится нотой или становится чем-то значимым только в том случае, если мы знаем предыдущую ноту (а желательно предыдущие ноты) и последующие ноты. Если мы возьмем эту ноту в отрыве от предыдущих и последующих, мы не сможем понять мелодию. Это будет не нота, это будет не музыка, это будет белый шум.
Поэтому если мы сейчас возьмем русских, вот как мы сейчас есть, как совокупность современного населения, мы вообще не получим никаких русских. На этом играют либералы, они говорят: «Вот смотрите, вот население есть со своими интересами. Вот и имейте с ним дело». Однако те, которые сегодня являются русскими чисто фактологически, живут на русской территории – это как раз не есть русские. Это та отдельная нота, которая лишена всякого смысла. И действительно, чем более русские современные, тем они менее русские, и тем более они бессмысленны. Посмотрите на наших детей: они на порядок бессмысленнее, чем мы, мы на порядок бессмысленнее наших отцов. По отношению к нашим прадедам – и говорить нечего!
Соответственно, мы наблюдаем отрыв от семантической секвенции, отрыв от стихии времени, которая у марксистов или либералов является объективной. А вот с точки зрения культуры время – это часть культуры, а мы – часть времени. Мы не просто живем во времени, мы и есть это время, мы – его нота. И эта нота становится нотой, а не белым шумом, если у нее есть прошлое. Тогда она идет выше или ниже, тогда она входит в ту или иную гармонию, и тогда она предполагает следующее разрешение.
К этому и можно свести понятие «историал». Мы, русские, приобретаем смысл только тогда, когда у нас есть осмысленное прошлое, которое придает смысл нашему настоящему, и благодаря этому смыслу, нашему настоящему, мы творим или играем ноту нашего русского будущего. То есть когда нам дано все русское время целиком. Часть русского времени, например, «мы живем в великую эпоху»… Бог его знает, какая это эпоха – великая или низкая! Если мы будем смотреть только на нее, мы вообще этого не поймем. Историал мыслится только гораздо более широкими пропорциями.
Нам сегодня жизненно необходимо, чтобы быть Русским миром, чтобы быть русскими, чтобы быть носителями идентичности, какое-то, пусть очень приблизительное, согласие относительно нашего прошлого. Есть ли оно сейчас? Ясно, что нет. Соответственно, это, на мой взгляд, глубокая проблема. Любое прошлое – это всегда некая интерпретация, некий миф, если угодно, некий концепт. Так было всегда, и так есть, и так будет.
Так вот, это прошлое нам надо, по большому счету, создать или вообразить. Придумать. Наше русское прошлое нам не дано, это задание, а не данность. И вот если мы его сейчас не создадим, его и не будет. Если прошлое бессмысленно, его нет, это чужое прошлое. Мы не можем продолжать жить, как русские, если у нас нет прошлого. Мы не родим русских детей, мы не передадим им наш язык, нашу культуру, мы не сможем сформировать образ русского будущего, если у нас нет образа, консенсуса и согласия в отношении русского прошлого.