– Но если этот район является таким опасным, почему его нельзя обойти?
– Я передаю вам только то, что мне приказали передать. А этот вопрос вне моей компетенции.
– Как будет организована передача информации?
– Все указания будут направлены вам в пакете с деньгами, который вы получите сегодня вечером в отеле «Феникс».
– Хорошо. Но это, как я понимаю, деньги, предназначенные для вербовки агентуры. А как...
– Ваше вознаграждение составит 10 тысяч рублей,
– Отлично, – не смог скрыть довольной улыбки Хеккельман. – Как я могу найти вас в случае чрезвычайных обстоятельств?
– «Отель д'Англетер» или наша миссия на Брэгадэ. Но это совершенно нежелательно. А пока – честь имею, – атташе чуть кивнул, прощаясь, и, не подав руки, круто свернул в боковую аллею.
Хеккельман внимательно посмотрел ему вслед. Десять тысяч... десять тысяч – неплохо для начала. Для начала. Судя по всему, с него можно будет содрать больше. Надутый индюк. «Приказ, приказ»... Война, видите ли... На империю надвигается другая война, пострашнее. Забывают господа офицеры присягу. «От врагов внешних и внутренних», так-то. И сейчас враг внутренний будет во много раз опаснее. Впрочем, об этом пусть начальство заботится. Главное – не упустить момент, моряки паникуют и готовы поверить всему на свете, лишь бы звучало пострашнее. Нужно только не зарваться, дадим парочку настоящих информаций, а потом он будет платить...
– Честь имею, господин атташе, – с ухмылкой поклонился Хеккельман опустевшей аллее, – Мы с вами еще встретимся.
Трудно быть военным атташе, очень трудно. Давно уже сложилось всеобщее и твердое убеждение, что военный атташе – это официальный шпион. Почему? Ведь у каждого человека есть вполне естественная любознательность – и только. Конечно, имеются еще этика и достоинство официального представителя, но ведь так хочется, покрываясь непробиваемой броней дипломатического паспорта, постараться узнать то, что любезные хозяева отнюдь не горят желанием сообщить. Но нельзя, нельзя! И тогда в атташе, измученном неравной борьбой с самим собой, просыпается вдруг тяга к странствиям. Ему надоедают холодные блестящие балы у посланника, чопорные рауты в министерстве иностранных дел, вязкая и непреодолимая, как разогретая смола, неприязнь военного министерства. Атташе решает отдохнуть, вдохнуть от своих многотрудных обязанностей, отдохнуть от неприкрытых знаков внимания, оказываемого ему полющей (явной и тайной), ну, словом, просто отдохнуть. Он сбрасывает увешанный орденами и аксельбантами мундир, прячет подальше парадную саблю и, облачившись в скромный серый костюм, старается, по возможности незаметно, пробраться на вокзал.
Путешествует он, обычно, год чужой фамилией, стремясь не привлекать ничьего внимания, но это ему редко удается. Как правило, несколько до странности похожих мужчин, одетых в добротные, но дурно пошитые костюмы, с независимым видом следуют за ним повсюду. По какому-то странному стечению обстоятельств в поезде они оказываются в одном вагоне с атташе, и на каждой станции напротив двери его купе маячит неподвижная серая фигура, плохо вписывающаяся в вокзальную суматоху. Но вот путешествие окончено. Однако беспокойство мужчин в плохих костюмах резко возрастает. Они начинают преследовать нашего отдыхающего с настойчивостью, уже выходящей за рамки приличий. Атташе, решив, что он, в конце концов не оперная примадонна, привыкшая окружать себя точной поклонников, старается как-нибудь скрыться от них. Человек приехал на курорт отдыхать, оставьте же его в покое? И если рядом с курортом оказался крупный оружейный завод (арсенал, военно-морская база и так далее), то это не его вина, бывают в жизни и более неожиданные совпадения. Иногда ему удается ускользнуть от внимания попутчиков, и те долго мечутся с растерянными лицами по пляжам и курзалам.
Назад, в столицу, атташе возвращается свежий и отдохнувший, его спутники же, напротив, едут в самом скверном состоянии духа, с тоской предвкушая неприятные объяснения, По приезду атташе начинает писать письма, видимо, делясь дорожными впечатлениями со своими друзьями, которые, конечно по чистой случайности, служат в генеральном штабе. А потом... Потом все начинается сначала.
Вот почему мужчины в скверных костюмах неподдельно обрадовались, когда поезд, уносивший японского атташе из Берлина, пересек голландскую границу. Один из них даже смахнул платком несколько сомнительной свежести срезу, выступившую в уголке глаза. На сей раз обошлось, чем тот будет заниматься дальше – не их забота. Донесение, соответствующим образом занумерованное и подшитое, легло в архив, и больше никто, кроме тамошних крыс, им не интересовался. И зря.
Осень. Скучнеют шумные летом города южной Англии, Пустеют номера отелей, исчезают до следующего лета завсегдатаи пансионатов. Тихо становится на улицах Брайтона, Богнор-Риджиса, Борнемута, С моря ползет холодная промозглая сырость, так и норовящая забраться в рукава и противным влажным комом свалиться за воротник. Только ветер, что-то раздраженно насвистывая, шляется по пустынным пляжам в напрасной надежде найти кого-нибудь. Но тщетно! Те немногие чудаки, которые приезжают сюда осенью, все-таки предпочитают прятаться от него в аллеях парсов или дожидаются у теплого камина редкого в это время года солнечного дня. Их, этих людей, немного, и он невольно ищут друг друга, чтобы перекинуться хоть парой слов.
И нет ничего удивительного в том, что встретились эти двое, медленно идущие сейчас по аллее. Один их них записался в отеле как мистер Джонс, второй – как мистер Хара, коммерсант.
Ветер швырнул им в лицо пригоршню листьев, смешанных с мелкой, почти невесомой водяной далью, злорадно фыркнул и помчался дальше. Мистер Дюне зябко поежился и поплотнее запахнул пальто, его спутник чихнул и поднял воротник.
– Ох уж эта ваша осенняя погода, – недовольно пробурчал он и чихнул еще раз, – Извините.
– Вы правы, погода не очень располагает к прогулкам, но мне кажется, что здесь спокойнее, чем в отеле.
Мистер Хара согласно кивнул.
– Мистер Джонс, мне хотелось бы уточнять срок заключения нашей сделки.
Джонс внимательно посмотрел на него, а потом начел рассеянно ворошить тростью опавшие листья.
– Мистер Хара, мы еще не пришли к взаимоприемлемому соглашению, и поэтому говорить о сроках мне представляется несколько преждевременно.
– Извините, мистер Джонс, но ваш представитель в Берлине – мистер Алленби – сообщил мне, что правление вашей фирмы благосклонно отнеслось к идее сделки.
– В этом мистер Алленби был прав. Мы действительно поддергиваем саму идею, однако правление нашей фирмы, членом которого являюсь и я, категорически не согласно о предлагаемыми ваш условиями.
Японец удивленно посмотрел на него.
– Но, мистер Джонс, та помощь, которую вы до сих пор нам оказывали, дает основания надеяться, что вы поддержите и нашу последнюю просьбу. Ведь вы не меньше нас заинтересованы в успехе наших совместных – именно так! – действий. Кроме того, мистер Алленби обещал...
– Я еще раз повторяю: мы готовы помочь, но то, что предлагаете вы – неприемлемо. Дня нас это повлечет разрыв слишком со многими партнерами, и полученная выгода не оправдает понесенных убытков.
– Но мы просим только о небольшой помощи.
– Мистер Джонс улыбнулся.
– По видимому, мистер Хара, мы с вами вкладываем несколько разный смысл в слово «помощь». Вам отлично известно, что наша фирма участвует во всех ваших предприятиях негласно, и соблюдение секретности ставится во главу угла. Именно поэтому мы просили приехать в Англию вас, а не обратились к лондонскому представителю вшей фирмы. У нас есть самые серьезные основания подозревать, что наши общие конкуренты установили за ним слежку. Обратите внимание, на какие усложнения мы идем, чтобы гарантировать секретность всего лишь переговоров. А то, что вы предлагаете... Мы можем организовать продажу именно сейчас. Кроме того, вам вряд ли удастся скрыть прибытие вашего персонала.
– Но это можно отложить до самого последнего момента.
– Однако вы не стали откладывать, – покачал головой мистер Джонс, – И, как мне кажется, несколько поспешили.
Мистер Хара изобразил искреннее недоумение и совершенное непонимание.
– «Мы имеем людей, расположенных в разных местах, которые должны сообщать нам обо всех движениях и, по возможности, препятствовать им». Ведь эту телеграмму отправил ваш представитель в Гааге? – осведомился мистер Джонс несколько рассеянно.
Мистер Хара побледнел и облизнул внезапно пересоздав губы, удар был метким и сильным. Но, немного оправившись, он попытался перейти в наступление.
– Послушайте, господин капитан...
– Мистер Джонс, – мягко, но настойчиво поправил англичанин.
– Послушайте, господин капитан 1 ранга! – разозлился японец, – давайте не будем играть в прятки. Объясните, почему вы не хотите продать миноносцы.
Улыбка англичанина мгновенно пропала, и он сухо ответил:
– Правительство Его Величества в вашем конфликте с Россией занимает строго нейтральную позицию...
Сигнальщик, заметив дымок, осторожно кашлянул. Вахтенный офицер, еще раз затянувшись сигаретой, лениво поинтересовался:
– Что случилось, Ходжсон?
– Корабль, сэр.
Офицер, щелчком отправив сигарету за борт, поднял бинокль. И вдруг его словно ударяли. Он лихорадочно подкрутил окуляры, напряженно вглядываясь в сверкнувшую год солнцем голубизну. Потом, срывая голос, выкрикнул:
– Рассыльный! Передай капитану: просьба немедленно подняться на мостик. Быстрее!
Когда капитан, застегивая на ходу китель, взбежал по трапу, офицер встретил его словами:
– Русский крейсер, сэр!
Щека капитана нервно дернулась.
– Вы не ошиблись?
– Нет, сэр. Три трубы, одна мачта. Это «Новик», сэр.