Когда грузовик ломался, нам приходилось путешествовать автостопом. Мой багаж состоял из Casio, центральной акустической колонки, осветительных приборов и нескольких кабелей. Как-то раз концерт фактически состоялся, только с задержкой на три часа, а во время концерта наш техник сумел даже заняться сексом, чем заслужил наше глубокое уважение. Он не помешал нашему выступлению, общее впечатление о нас не изменилось, и поэтому мы не нашли в этом ничего дурного. Мы брали с собой техника не из-за его профессии, а потому что мы были друзьями или потому что у него был автомобиль. Некоторых техников приходилось терпеть потому, что у них было нужное оборудование. Кроме того, мы приглашали гостевых музыкантов. Мы с удовольствием звали саксофониста, который умел играть только начало «Розовой пантеры», но зато был очень веселым.
Иногда мы ехали вообще без техников. Тогда перед концертом мы сами настраивали звук. Без дополнительного техника гораздо проще было уместиться в автомобиле, если мы отправлялись на концерт не на грузовике. Внутри грузовика мы вмонтировали откидные кровати, чтобы после концерта не приходилось искать место для ночлега. Мама нашего гитариста сшила нам чехлы на сиденья и занавески, а с нашими афишами и какими-то западными наклейками автомобиль выглядел по-настоящему стильно. По дороге я всегда испытывал приятное чувство, понимая, что все, видя нас, завидуют, и каждый раз меня переполняла гордость. Другие молодые люди в моем возрасте ездили с родителями на заднем сиденье в обычных легковых авто. А мы лежали в кроватях в грузовике и к тому же слушали музыку на полной громкости. Каждому было понятно, насколько мы круты.
В то время у нас бывали очень неплохие концерты. В Доме культуры на Филипп-Мюллер-штрассе в Халле (теперь это клуб Easy Schorre) мы так удачно все вместе играли в зале, что музыка словно поднимала над землей – я испытывал ощущение абсолютной легкости. В начале этого незабываемого концерта мы почти вслепую импровизировали, в то время как вокалист намазывал красками сцену.
За несколько дней до этого мой Casio украли, и у меня был лишь очень-очень маленький Casio, у которого было всего четырнадцать клавиш. Меня беспокоила бас-педаль электрооргана, поэтому я с бешеной скоростью скакал по клавишам, чтобы сыграть бас, однако это не получалось. По этой причине я брал с собой бас-гитару, но перед концертом кто-то наступил на мост – это деталь на деке электрогитары, поддерживающая струны и передающая их вибрацию корпусу гитары. С помощью отвертки я отогнул его, но так и не смог абсолютно правильно настроить бас.
На сцене у меня было по-настоящему много дел, и это доставляло мне колоссальное удовольствие. После концерта мы все вместе должны были чистить сцену специальным составом, потому что кабели и усилители принадлежали другой группе, которая не находила нашу мазню забавной. Кстати, вокалист упомянутой группы поет сейчас в группе Knorkator и уже сам лично пачкает сцену.
Я достиг своей цели. Я играл в группе вместе с потрясающими людьми – чего еще можно было желать? Однако среди этих крутых парней было распространено одно желание. Когда я только с ними познакомился, они постоянно говорили о том, как хотят уехать на Запад. Один за другим они получали разрешение на выезд. Из-за этого группа была вынуждена постоянно перестраиваться, заменяя их новыми участниками. Одна группа полностью уехала на Запад. Я имею в виду Happy Straps. К сожалению, их желание продолжить музыкальную карьеру на Западе не осуществилось.
Я не знаю ни одного музыканта с Востока Германии, который на Западе стал бы счастлив. Мы встречались с нашими выехавшими друзьями в Чехословакии, потому что они уже не имели права въезжать в ГДР. Эти встречи всегда были очень авантюрными, ведь мы никогда не знали, все ли смогут перейти границу.
Как-то раз мы подыскали жилье у подножья снежной вершины. Потом захотели подняться на нее. На тот момент на мне были ботинки для покойников, то есть такая специальная обувь из картона, в которой их кремируют. Мне ужасно не нравится запах кожаных ботинок. Ботинки для покойников мне подарил в шутку один знакомый, произносивший надгробные речи.
Итак, я попытался подняться по покрытому льдом склону на своих картонных подметках, взойти на вершину горы с ее западной стороны. Конечно, я поскользнулся и со свистом полетел вниз. Я получил такое потрясение, что до сих пор испытываю страх перед крутыми подъемами в гору и вижу их ночью в кошмарах. А тогда я быстро сделал глоток шнапса из фляги, которую предусмотрительно взял с собой, и попробовал еще раз. Я передвигался, цепляясь руками за камни, которые время от времени возникали изо льда. Потом мы нашли электропровод, который тянулся наверх и частично лежал над снегом. Мы вытащили его. Причем мы обогнали группу настоящих альпинистов, с веревками и ледорубами. Никогда не забуду, как они смотрели на нас.
Когда мы поднялись выше, моя обувь рассыпалась, но зато мы добрались до ресторана и канатной дороги. Толстые, подвыпившие мужчины в майках глядели на нас с недоумением. Мы взмокли и были совершенно обессилены. Ну, на ресторан мы не рассчитывали, а вот канатная дорога, конечно же, очень нам пригодилась, несмотря на то что она казалась мне шаткой и я боялся передвигаться по ней.
Вечером мы сидели в горной хижине и часами развлекались. Я замечал, что наши выехавшие за границу друзья стремились оправдать перед нами свое решение, но все же выглядели очень грустными. Эти встречи укрепили меня в том, чтобы остаться в ГДР. Впрочем, я никогда всерьез не хотел покинуть ГДР.
Я очень хотел учиться. Я хотел стать хирургом. Это заветное желание появилось у меня тогда, когда после ДТП я очень долго оставался в больнице и имел дело с хирургами. Тогда у меня была возможность наблюдать, как тяжело травмированные жертвы несчастных случаев снова становились здоровыми детьми, которые возвращались домой, к счастливым родителям. И врачи там были настолько дружелюбны, компетентны и так умели успокаивать, что я сразу же захотел стать хирургом. Моих оценок успеваемости было вполне достаточно для этого.
В детстве я мечтал о разных профессиях. Помню, что в первом классе я хотел стать пожарным, чтобы иметь возможность спасти девочек моего класса из горящего дома. Но тогда мне сказали, что пожарный должен быть хорошим спортсменом, таким образом, с этим вопросом было покончено.
Около двух лет назад на заправочной станции я случайно познакомился с настоящим пожарным и подружился с ним. Он предложил мне навестить его на дежурстве. Мне показалось все это очень увлекательным. Вот почему я прошел там стажировку и даже поездил с настоящей спасательной машиной. Причем тогда я отметил про себя, что это профессия, которая мне по-прежнему очень нравится. Однако всем людям, которые вызывали спасательную машину, было плохо. Психологически спасателям это не так просто переварить.
Но в то время, когда я был ребенком, мои интересы быстро менялись. Я забыл про пожарную часть и по необъяснимым причинам увлекся самолетами. Я принял решение стать летчиком. И уже собрал такой маленький пластиковый самолет, который нужно было мастерить самому. Такие модели можно было купить в специальных магазинах. Это удалось мне не очень хорошо, потому что помимо того, что я с ним долго провозился, его надо было еще смазать клеем. Тогда я выдавил клей в корпус самолета и просто поджег его.
Это выглядело достоверно, как настоящая катастрофа. Он мощно дымился и крайне ядовито вонял. Запах никак не мог выветриться из моей комнаты. Из-за этого я изменил свои предпочтения в пользу моделей из пробкового дерева. Они очень хорошо летали, но быстро приходили в негодность. Ведь пробковое дерево крайне нежное.
Чтобы содействовать моему новому увлечению, отец после работы ездил со мной в аэропорт Берлин-Шёнефельд – смотреть на взлеты и посадки самолетов. К сожалению, в ГДР не было развито воздушное сообщение. Но те немногие самолеты, которые нам удавалось увидеть, производили адский шум. Отец принес мне из производственной библиотеки громадное количество книг о полетах. К моему огорчению, в большинстве из них, опять же, было написано, что летчик должен быть хорошим спортсменом. Осознав это, я с тяжелым сердцем начал рассматривать что-то другое.
Один хороший друг моего отца был промышленным художником-конструктором и разрабатывал новые автомобили, которые, к сожалению, никогда так и не были созданы. А еще он работал над мопедом Simson S50. Мопеды были очень популярны среди молодежи ГДР. Для меня вопрос езды на мопеде не стоял, потому что я был боязлив и неуклюж, но я восхищался мопедами Simson, которые были у друзей.
В мастерской этого конструктора было множество потрясающих вещей. Например, щитки приборов или книжки с образцами цвета окрашивания. В мастерской было невероятно интересно. И поэтому я захотел стать художником-конструктором. Огромное преимущество этой профессии состояло в том, что было неважно, насколько хорош или плох я был в спорте. Чтобы овладеть этой профессией, надо было идти в Высшее художественное училище. Поэтому я зарегистрировался там, чтобы пройти испытание на профессиональную пригодность.
Там я оказался среди детей художников, которые знали друг друга, и на экзамене рисовал сидящую бабушку. До этого я никогда серьезно не занимался рисованием. Я был поражен, что меня признали пригодным и приняли, правда, не в первую группу, а все-таки во вторую. Теперь мне требовался только экзамен на аттестат зрелости. Тогда было принято, чтобы те, кто планирует получать высшее образование, три года отслужили в NVA[23] в качестве младшего офицера. После бесконечных дебатов у моего брата получилось служить знамени, как это называла молодежь, только полтора года; несмотря на это, он получил место в вузе. Но там ему пришлось изучать технологические процессы строительных материалов, хотя он хотел стать ландшафтным дизайнером.
Даже полтора года в армии для брата оказались тяжелыми. Истории, которые он рассказывал, были ужасными. Для меня это звучало так, будто речь шла о лагере пыток. Старшие солдаты издевались над младшими, и разнообразие истязаний казалось неисчерпаемым. Поэтому во время бесед с военным командованием округа я очень осторожно намекал на то, что хочу пойти в армию только на полтора года. Офицеры достаточно удачно взяли меня в клещи, но я не поддавался. Они предложили мне пойти в караульный полк имени Феликса Дзержинского и получить там диплом профессионального музыканта. Так у меня была бы возможность даже спать дома! Однако это заняло бы пять лет. Я не купился на это, потому что очень боялся армии.