Надо признаться, каган произвёл на меня сильное впечатление. И неоднозначное. Сначала я очень удивился. До этого я видел главу каганата только на фотографиях и несколько раз на видео. Специально ли это было сделано или так случайно вышло, то он казался на фото и видео довольно крупным, а по факту это был невысокий, примерно метр семьдесят, мужчина, худощавый, с тонкими правильными чертами лица и длинными чёрными волосами, заплетёнными в косу.
И с невероятной харизмой, которая чувствовалась на расстоянии. Возможно, это было действие какой-то особой магии, которая влияла на меня, несмотря на все мои защиты, но, скорее всего, дело было в широкой, открытой улыбке кагана, его светящихся радостью глазах и мягком бархатном голосе. И в его невероятно радушном поведении.
А ещё меня очень удивило окружение Абылая — он вышел нас встречать в сопровождении двух сногсшибательных высоких блондинок, черноволосой восточной красавицы и какого-то мужчины, одетого в арабский дишдаш — белую, свободную и длинную хлопчатобумажную рубаху. Блондинки были одеты в униформу и вооружены саблями, судя по всему, они являлись персональной охраной кагана; кем были араб и брюнетка, оставалось лишь догадываться.
Закончив обниматься с кесарем, каган за руку поздоровался с Лукиным, после чего неожиданно приобнял меня за плечи, улыбнулся мне и спросил Александра Петровича:
— Это и есть тот самый герой, что помог тебе остановить гражданскую войну?
Абылай говорил на русском, причём вообще без какого-либо акцента, что тоже подкупало и, конечно же, удивляло.
— Он самый, — улыбнувшись, ответил Романов.
— Позвольте выразить Вам своё восхищение, молодой человек! — сказал мне каган и похлопал по плечу, но выглядело это не панибратски, а как-то по-отечески, так, что я нисколько на это не обиделся.
Пока Абылай говорил мне комплименты, Александр Петрович поздоровался и обнялся с арабом, из чего я сделал вывод, что тот тоже является одним из гостей кагана. Нас представили друг другу, и я узнал, что это иорданский принц Хусейн. А брюнетка оказалась той самой дочерью кагана, про которую говорил Милютин.
Её звали Айсулу, и она была невероятно красива: чёрные бездонные глаза, тонкие брови, точёные идеальные черты лица, чувственные губы, густые, длинные иссиня-чёрные волосы, слегка смуглая кожа — это была настоящая восточная красавица, одним своим видом заставлявшая биться чаще сердце любого мужчины, а уж восемнадцатилетнего парня и подавно. И весь этот образ дополняла обезоруживающая и сбивающая с ног улыбка.
Была ли красота дочери кагана природной, или над девушкой поработали специальные лекари, разобрать я не мог, но меня это особо и не волновало. А ещё Айсулу была, на голову выше своего отца и обладала просто безупречной фигурой — мне невольно захотелось увидеть её в купальнике. А возможно, и без. Последнее желание вновь вернуло меня к мыслям, что надо бы уже найти себе девушку, а то со временем каждую встречную красавицу начну глазами раздевать.
И ещё я вспомнил слова Милютина, что дочери кагана активно ищут жениха, и отметил, что кого бы ей ни нашли, долго этого парня уговаривать не придётся. А потом я подумал, что этим парнем могу быть я — для чего-то ведь Абылай взял сейчас дочь с собой, вряд ли чтобы Романова встретить. И неожиданно я осознал, что меня уже не раздражает идея кесаря — женить меня. И это было удивительно, ещё накануне мне эта идея очень не нравилась.
Что же заставило меня думать иначе? Присутствие сногсшибательной сексуальной красавицы, помноженное на моё длительное воздержание в отношениях с девушками или всё-таки магия? И как бороться с одним и с другим? И надо ли бороться?
Пока я размышлял о перспективах найти во время этой поездки невесту, Лукин, пообещав Абылаю прибыть на следующий день на официальные торжества, отбыл в посольство. Кесарь с каганом и принцем отошли в сторонку и принялись о чём-то оживлённо беседовать, а я остался с Айсулу и девушками-телохранителями.
— До обеда ещё больше часа. Может, Вы желаете осмотреть дворец? — обратилась ко мне дочь кагана. — Я могу Вам его показать.
И тут же на меня обрушилась, как цунами, волна обаяния красавицы — в плане харизмы дочь не сильно уступала отцу, и мне начало казаться, что без магии в этом деле точно не обошлось. И меня очень удивляло, почему не работали мои ментальные защиты.
— Буду очень Вам признателен, — ответил я. — Уже сейчас я вижу, что дворец прекрасен, под стать своей очаровательной хозяйке.
— Я здесь не хозяйка, — ответила Айсулу улыбнувшись. — Но спасибо за комплимент.
Дочь кагана, как и её отец, свободно говорила по-русски, правда, в её речи чувствовался совсем небольшой акцент, но это вкупе с её внешностью лишь добавляло ей шарма. Айсулу улыбнулась и жестом пригласила меня пройти к входу во дворец, что я с радостью и сделал. Суровые блондинки с саблями последовали за нами, видимо, это были телохранители не кагана, а его дочери.
*****
— Филипп Александрович, Варвара Георгиевна, благодарю вас, что согласились принять меня в вашем имении! — произнёс князь Милютин, присаживаясь на диван в гостиной особняка Васильевых.
— Разговору в стенах вашего кабинета я всегда предпочту беседу дома, — довольно грубо ответила графиня, сразу давая понять генералу КФБ, что видеть его не рады.
— У меня нет возможности пригласить вас в свой кабинет, — улыбнувшись, заметил Милютин. — Мои полномочия ограничиваются столицей, поэтому я и выразил вам свою благодарность.
— Мы все знаем, что ваши полномочия ничем не ограничиваются.
— Хорошо, пусть будет так, — согласился Милютин. — Вы ведь догадываетесь, зачем я приехал?
— Не имеем ни малейшего представления, — ответил граф Васильев.
— Но понимаем, что ничего хорошего это нам не сулит, — добавила графиня.
— Хорошего же Вы обо мне мнения, Варвара Георгиевна, — сказал глава столичного КФБ и в очередной раз улыбнулся.
— Оно сложилось не на пустом месте, Иван Иванович, — ответила Васильева. — И я буду признательна Вам, если мы перейдём к делу. Что Вы хотите от нас в этот раз?
— Я хочу поговорить о вашей дочери.
— Вы вдруг поняли, что не до конца сломали Анне жизнь и хотите исправить этот момент?
— Наоборот, я хочу, чтобы ваша дочь была счастлива.
— Так оставьте её в покое! — особо не скрывая своё негодование, произнесла графиня. — Я не знаю, что Вам нужно в этот раз, но я уверена, что ничем хорошим для Анны это опять не закончится. Отстаньте от неё! Мы сами позаботимся, чтобы наша дочь была счастливой!
— Вы говорите о вашем желании сделать дочь счастливой, но отчего же вы тогда не разрешаете ей выйти замуж за Глеба Денисова? — спросил Милютин, и этим вопросом он окончательно вывел графиню из себя.
— А вот это уже не Ваше дело! — воскликнула Варвара Георгиевна.
— Дорогая! Не стоит настолько повышать градус нашего разговора! — произнёс граф Васильев, не давая жене сказать лишнего, после чего он обратился к Милютину: — Позвольте узнать, Иван Иванович, какое Вы имеете отношение ко всему этому?
— Скажем так, я чувствую за собой некоторую вину, — признался Милютин. — Ведь в том числе и из-за моей работы сорвалась свадьба Ани и Глеба. Поэтому я хотел бы помочь ребятам, ведь они любят друг друга.
— Право не стоит, всё, что Вы могли сделать, Вы уже сделали, — процедила сквозь зубы Васильева. — И мы будем очень Вам благодарны, если Вы оставите в покое Анну и всю нашу семью! Мы не хотим иметь ничего общего с Денисовыми!
Милютин вздохнул и с сожалением проговорил:
— Что-то не клеится у нас разговор.
— И хорошо, что Вы это понимаете, — сказала графиня.
— Но я думаю, у нас всё же есть шанс договориться.
— Иван Иванович! — снова вступил в разговор граф. — Давайте начистоту. После всем известных событий наша семья понесла серьёзные репутационные потери, и всё это в первую очередь из-за Денисовых. Вы знаете, что у нас и раньше были проблемы, а сейчас они лишь усугубились. И если раньше Денисовы могли нам помочь выплыть, то сейчас они, практически опустившись на самое дно, утащат нас за собой. Мы этого не хотим, и Вы должны это понимать.
— Есть доля правды в Ваших словах, Филипп Александрович, — согласился Милютин. — Но всё же Вы слишком сгущаете краски.
— Да помилуйте, Иван Иванович! — воскликнул Васильев. — Даже если на секунду допустить, что свадьба Анечки и Денисова могла бы состояться, представьте, кто бы на неё пришёл? Никто! Никто бы не пошёл на свадьбу к внуку предателя! Мы бы даже не смогли найти Анечке свидетельницу. Денисовы — отщепенцы! Неужели Вы думаете, что мы можем желать дочери такой судьбы — войти в семью, которую все презирают? Неужели Вы думаете, что мы хотим породниться с предателями?
— Ну насчёт «презирают» Вы погорячились, — возразил Милютин. — Я бы сказал, смотрят с некоторым недоверием, но всё проходит, и это рано или поздно пройдёт. А ваша дочь и Глеб Денисов любят друг друга. Нельзя это взять и проигнорировать. К тому же Денисовы не предатели, они не отвечают за деяния Демида Давыдовича. Их семье не было выдвинуто никаких обвинений.
— Зачем Вам это, Иван Иванович? — вздохнув, произнёс Васильев. — Скажите честно.
— Я обещал помочь, — ответил Милютин. — Теперь вижу, что погорячился, на раз уж дал слово, то пытаюсь его сдержать.
— Кому дали слово? Анечке? Денисову? — с недоверием спросил Васильев. — Каким образом они смогли взять с Вас слово, Иван Иванович? Вы уж извините, но мне кажется, Вы что-то недоговариваете.
— Я дал слово юному князю Седову-Белозерскому, известному вам под именем Романа Андреева.
— А его это вообще не касается! — не скрывая возмущения, произнесла графиня. — Из-за этого мальчишки все наши проблемы!
— Благодаря Роману, ваша дочь смогла вернуться домой целой и невредимой, — возразил Милютин.
— Не такой уж и… — начало было графиня, но осеклась.
Иван Иванович никак не это не отреагировал и обратился к графу:
— Раз уж я ответил на ваш вопрос, Филипп Александрович, то хотелось бы получить откровенность за откровенность. Дело ведь не в Денисовых?