Как-то получилось, что капитан Качалов оказался чуть впереди товарища. Он уже было хотел стиснуть Хмырю правую руку, но тот внезапно оглянулся и, крикнув: «Геха, обрывайся!» — резко отскочил в сторону. Капитан Гришин преградил ему путь. И тут Хмырь молниеносно выхватил из кармана пистолет и выстрелил. Гришин покачнулся, но устоял и даже успел подставить преступнику ногу. Хмырь упал, но быстро вскочил и помчался дальше, отстреливаясь на бегу. Генка, тяжело дыша, бежал следом за ним. И тут Хмырь заметил «Газ-69», на котором приехал «руководящий товарищ» с компанией. Подбежав к машине, он распахнул дверцу, вскочил в кабину и приставил пистолет к голове водителя:
— Гони, убью!
Машина взревела мотором и уже готова была рвануться с места. Но тут за ручку открытой дверцы ухватился Генка и прохрипел, задыхаясь:
— Серега, обожди!
Хмырь рванул дверцу на себя. Генка вскрикнул от боли, сполз вниз и скрылся под колесами автомашины. «Газик» забуксовал. Этой заминки было достаточно для капитана Качалова: он распахнул дверцу и прыгнул в кабину. Хмырь, понукавший водителя, не успел выстрелить. Только он повернул голову к Качалову, как тут же получил сильный удар в челюсть.
Личность погибшего под колесами автомашины капитан Качалов установил на следующий же день. Вместе с понятыми он осмотрел в морге одежду Маркина и изъял у него из карманов истертый клочок белой бумаги, массивный золотой перстень с крупным бриллиантом и дарственной надписью, месячный проездной билет на автобус, пачку сигарет «Памир», двадцать шесть рублей, ключ от дверного замка. Кроме того, он взял всю одежду погибшего и полуботинки. Оформив необходимые документы, капитан поблагодарил понятых и уехал в управление.
Очные ставки, опознания и добытые сотрудниками милиции вещественные и другие доказательства заставили преступников давать показания. Постепенно, от допроса к допросу, от версий, выдвигаемых Сергеевым и Ковалевым, не осталось камня на камне. Наконец они сдались: признались не только в попытке убить Светловидова, но и в других преступлениях. Третьим участником последнего преступления, не считая наводчицу, Хмырь сразу назвал Маркина. Ковалев же каждый раз показывал, что он был вдвоем с Серегой. Но однажды на очной ставке Хмырь успел крикнуть ему: «Геха дуба врезал», — и тут же Гундосый назвал Маркина, причем определил ему роль организатора «дела».
Эти показания вызвали у полковника Батурина сомнение, так как ни в МУРе, ни у следователей, ни у экспертов не было никаких данных о причастности Маркина к преступлению. В показаниях Светловидова и Зинаиды Яковлевны тоже фигурировали только двое. Но фабула преступления подсказывала, что был еще один соучастник или соучастники.
По приказу полковника Батурина была создана оперативная группа во главе с капитаном Качаловым. Группе ставилась задача определить соучастника. Накануне Павел Михайлович рассказал Качалову о предстоящем задании и предложил заранее обдумать его. Поэтому, как только Сергей Владимирович появился в отделе, Батурин сразу же спросил:
— Ну, что надумал?
— У меня есть одна просьба, а потом я вам доложу все по порядку, — ответил Качалов.
— Вот те на, — прищурился полковник, — пальцем о палец не ударил, а уже просьба. Ладно, что нужно-то?
— Санкцию на обыск в квартире Маркина.
«И я бы с этого начал», — с радостью подумал Павел Михайлович. И вслух произнес:
— Одобряю.
...По пути Сергей Владимирович заехал в местное отделение милиции и оттуда вместе с участковым и инспектором уголовного розыска отправился к месту обыска. Уже на месте участковый нашел понятых. Сергей Владимирович разъяснил им их обязанности и первым перешагнул порог квартиры. В ноздри ударил тяжелый запах давно не проветриваемого помещения. Сергей Владимирович открыл форточку, подумал немного и настежь распахнул окно. Осмотрелся. Середину большой комнаты занимал массивный ничем не покрытый прямоугольный стол. К стене прижался видавший виды диван с засаленной обивкой и вылезшими наружу пружинами. У окна, в углу, высился старый обшарпанный буфет, к нему сиротливо прижался колченогий венский стул. Сергей Владимирович осторожно открыл дверцы буфета: на нижней полке хозяйничала мышь. Качалов брезгливо поморщился и прошел во вторую комнату.
Кто-то из понятых участливо проговорил:
— Эх, Акулина Петровна, докатилась ты до ручки...
— Давно ее отправили на лечение? — спросил Качалов из смежной комнаты.
— С месяц, наверное, — ответили одновременно понятые и вошли в комнату вслед за Сергеем Владимировичем. — А здесь ее сын жил.
На этажерке стопкой лежали несколько учебников и три томика Чехова. Сергей Владимирович поочередно брал каждую книгу и перелистывал от корки до корки. Тем временем участковый и инспектор обследовали шкаф, тумбочку, простукивали стены, пол, проверяли одежду. Все, что заслуживало внимания, складывали на кушетку. На этажерке за стопкой книг стояла прислоненной к стене тетрадь в коленкоровом переплете. Капитан вытащил ее, уселся на низенькую скамеечку и стал тщательно просматривать каждый лист. Первые шестнадцать страниц были чистыми, а на семнадцатой угловатым почерком написано: «Гражданину начальнику Уголовного розыска города Москвы». Потом слово «гражданину» зачеркнуто и сверху выведено: «товарищу», затем «товарищу» снова перечеркнуто. На этом запись обрывалась. Сергей Владимирович перевернул еще несколько страниц и увидел фотографию красивой обнаженной женщины. В верхнем углу фотографии наискось округлым почерком было написано: «Любуйся, бесстыжий! Твоя Э.» Сергей Владимирович прижал локтем раскрытую тетрадь и достал из своего блокнота фотокопию записки, найденной у Маркина в морге: «Звонить с десяти до восемнадцати, кроме воскресенья. Жду. Э.» Сличил. «Кажется, одна и та же особа. Кто она? Любовница, воровка, скупщица, наводчица?» — подумал он и снова принялся за тетрадь.
На следующей странице автор опять делал попытку написать официальное письмо. Вверху значился все тот же адресат, ниже: «От гражданина Маркина Геннадия Георгиевича». Дальше шел текст: «Начальник, заблудился я, ох, как заблудился! Веришь или нет, я сам приходил на Петровку. Да не дошел, стукнула дурь в башку. Повернул. А ведь я знаю теперь: что воровать, что себя грабить — одно. Прикинул: за что я срок тянул, за какие гроши? И выходит, что потерял. За годы отсидки я не заработал того, что за месяц на заводе можно. Да что там говорить! Работяги честные, незамаранные, и выпить могут открыто, и куда хочешь пойти. А ты оглядывайся, огрызайся. А среди нашего брата тоже тунеядцы есть. Ты тянешь, а он, подлец, тянет с тебя, да норовит урвать кусок пожирнее. Знай, начальник, четыре дела за мной. На последнее шел не по своей охоте. Припомнили, что мне в трудную минуту кусок бросили, вот и пошел. В деле был на стреме, в квартиру не входил. Возьмете — расскажу как на духу. Только берите, когда выйду из проходной. Это значит — в пять. Отсижу срок, стану инструментальщиком. Была не была, уж все сразу. Я писал про тунеядцев. На хату приходит один видный...» На этом письмо обрывалось, и до конца тетради листы были чистыми.
Сергей Владимирович задумался, закурил. Он представил себе изуродованное тело Маркина, и ему до боли стало жаль этого бесшабашного парня. Капитан вспомнил, как встретился с Маркиным в тот последний для него вечер и подумал: «Зачем же он побежал? Водка!..» И Сергею Владимировичу даже почудился последний душераздирающий крик этого парня.
— Эх, Маркин, Маркин, садовая твоя голова, — произнес вслух капитан Качалов.
— Что вы сказали, Сергей Владимирович? — оторвался от дела инспектор.
— Да вот, говорю, задал нам Маркин задачу, — капитан встал, помассировал затекшие ноги и подошел к столу. — Ну и ворох же вы собрали. Из этого, пожалуй, нам немногое пригодится. Занесите-ка в протокол вот эту тетрадь и фотографию. Придется на завод ехать, нам почерк Маркина нужен.
Понятая — пожилая женщина — взглянула на фотографию, сплюнула и отвернулась:
— Ну и бабы пошли бесстыжие, хоть наизнанку выворачивай.
— Это вы зря, мамаша, нельзя же всех под одну гребенку, — заметил участковый.
— Я разве про всех, сынок, я про эдаких.
— Про таких можно, — поддержал женщину Сергей Владимирович.
Эксперты-графологи дали заключение, что заявление о приеме на работу, автобиография и текст в тетради написаны рукой гражданина Маркина Геннадия Георгиевича. Все это подтверждало причастность Маркина к преступлению. Качалову удалось собрать еще и косвенные улики. В квартире у Маркина были найдены четырнадцать пачек сигарет «Памир». При повторном выезде на место происшествия Сергей Владимирович обнаружил в кустарнике у подъезда множество размокших окурков, все они были марки «Памир». Сергеев же и Ковалев курили сигареты другой марки.
Наконец полковник Батурин счел дело законченным и созвал совещание, на котором подробно разбирались действия всех сотрудников, участвовавших в раскрытии этого преступления. Во время совещания Павел Михайлович особенно много говорил о недостатках и упущениях. В частности, Качалову досталось за горячность при задержании Сергеева.
Сразу же после совещания Сергей Владимирович выяснил, кому принадлежит номер телефона, указанный в записке, которая была изъята в морге. Записав адрес, он позвонил начальнику отделения милиции и продиктовал ему несколько вопросов, на которые требовался срочный ответ. Начальник отделения попросил день сроку на выяснение. И через сутки Сергей Владимирович уже докладывал полковнику об Элле Викентьевне.
Павел Михайлович взъерошил волосы.
— Тут, капитан, нужна такая деликатность, такой подход... А то, глядишь, и оборвется ниточка. А она есть. Что мы имеем? Записку, фотографию и перстень.
— С гравировкой, — вставил Качалов.
— Какой гравировкой?
— На внутренней окружности перстня есть дарственная надпись: «С рождением, Эллочка».
— Неужели Маркин готовил такой дорогой подарок? — рассматривая перстень, с удивлением спросил полковник.