— Возможно, Павел Михайлович. Все-таки было в нем что-то хорошее. Настоящим человеком мог стать и ведь шел к этому...
Полковник поднялся с дивана и прошелся по кабинету.
— Через колдобины выбрал путь, вот и упал. И мы в этом повинны: где-то что-то проглядели. Рвался к нам парень, а не дошел... Ну ладно, Сергей Владимирович, иди. Я сегодня хочу пораньше домой прийти, а то, брат, внуков совсем не вижу. У меня ведь их трое.
— Наша смена подрастает, — улыбнулся Качалов.
— От нашей работы будет зависеть, понадобится нам смена или нет. Думаю, что нет. Хочу, Сережа, чтобы слово «преступление» вообще исчезло... А пока не забудь, что завтра ты решаешь деликатный вопрос.
Утром Качалов подъехал к парикмахерской и, убедившись в том, что Элла Викентьевна находится там, стал ждать. Вышла она минут через сорок. Качалов направился ей навстречу и, когда поравнялся с нею, остановился и приподнял шляпу.
— Доброе утро, Элла Викентьевна!
— Извините, молодой человек, но я вас не знаю, — женщина кокетливым взглядом окинула незнакомца с ног до головы.
— Я приношу свои извинения прежде всего за то, что так бесцеремонно подошел к вам на улице, — тихо говорил капитан Качалов. — Но поверьте, к этому есть все основания. В ваших же интересах я не стал тревожить вас по телефону и вызывать официально.
В глазах Эллы Викентьевны мелькнул испуг. Ее кокетливость как рукой сняло. С тревогой в голосе она спросила:
— Объясните, наконец, в чем дело? А то вы говорите какими-то загадками.
— Элла Викентьевна, это объяснять очень долго, а здесь к тому же просто неудобно. Может быть, у вас найдется время поехать со мной в управление? Вот мое удостоверение.
Женщина взглянула на обложку красной книжки со словами «Московский уголовный розыск». Раскрыв ее, она прочитала: «Капитан милиции Качалов Сергей Владимирович».
Она гордо вскинула голову.
— По какому, собственно, праву уголовный розыск хотя и вежливо, но так упорно приглашает меня на допрос? Вы знаете, кто мой супруг? Стоит ему только снять трубку — и вы будете каяться в своем поступке.
Качалов смотрел на нее и думал: «Взбалмошная и избалованная барынька, но что красивая — этого у нее не отнимешь». И капитан, вздохнув, начал объяснять.
— Элла Викентьевна, перед законом все равны. Мы могли прислать вам повестку, и вы были бы обязаны явиться по вызову. Допустим, что вы сочли бы это за оскорбление и пожаловались супругу. Но в данном случае речь идет о сохранении вашей тайны и о том, что вы должны помочь милиции. А что касается вашего супруга, то мы знаем, кто он, и знаем, что в данное время он в командировке.
Женщина капризно скривила губы, пристально посмотрела на капитана и после некоторого раздумья сказала:
— Я... Я согласна.
Сергей Владимирович помахал рукой. К тротуару подъехала «Волга». Через несколько минут они уже подходили к кабинету полковника Батурина. Качалов попросил Эллу Викентьевну обождать, а сам скрылся за дверью.
— Товарищ полковник, она здесь! — доложил он.
— Уговорил-таки. Молодец!
— Вернее, доказал, что в ее интересах побеседовать с нами, товарищ полковник.
— Проси, Сергей Владимирович, проси.
Элла Викентьевна вошла в кабинет, неся с собой тонкий и нежный аромат духов. Павел Михайлович ответил на ее приветствие и указал рукой на кресло.
— Мы не собираемся вмешиваться в вашу личную жизнь, — начал он. — За свои поступки вы отвечаете лишь перед собственной совестью. Нас интересует другое...
— Это что, намек на мою мораль? — перебила Элла Викентьевна.
— Зачем же так? Мы располагаем данными, что у вас была связь с молодым человеком, который совершил преступление. Вы должны помочь нам установить истину.
Женщина насторожилась. Острая мысль кольнула ее в сердце: «Это Николай... Негодяй! Обокрал меня... Теперь, наверное, на чем-то попался. А фото... Боже мой!»
Щеки Эллы Викентьевны стали пунцовыми. Она умоляюще посмотрела на полковника.
— А мой муж не узнает?
— Я уже ответил на этот вопрос.
— Ах, да, я так волнуюсь!
— Ну, вот и договорились, — полковник достал из сейфа фотографию и пододвинул к посетительнице.
— Узнаете?
— Да, это он, Николай.
— Скажите, Элла Викентьевна, при каких обстоятельствах вы с ним познакомились?
— В ресторане, — с готовностью ответила женщина и рассказала полковнику все, что между ними было (разумеется, опуская интимные места) до момента исчезновения драгоценностей и денег.
— А кто вам подарил это? — полковник положил перед Эллой Викентьевной перстень.
— Нашелся! — обрадовалась женщина, надела перстень на палец, вытянула руку и залюбовалась сверкающим бриллиантом. — Супруг.
— Должен вас огорчить, но эта вещь пока останется у нас.
— Хорошо, — вздохнула Элла Викентьевна и вернула перстень.
— Эту надпись вы сделали? — полковник протянул ей фотографию.
— Да, я.
— Сколько таких фотографий вы подарили ему?
У Эллы Викентьевны вспыхнуло все лицо, даже уши. Она отвернулась и еле выдавила из себя:
— Это тоже важно?
— Праздных вопросов мы не задаем, — ответил полковник.
— Две, — Элла Викентьевна опустила голову.
— Одинаковые?
— Да. Он фотографировал, и мы вместе печатали фотокарточки на даче. Пленку я сожгла.
— Записка, которую он вам оставил, сохранилась?
— Я ее сберегла как память о своем легкомыслии, — Элла Викентьевна смахнула платком слезинки с ресниц.
— Ваша молодая приятельница, которая была с вами в ресторане, знает о случившемся?
— Что вы, Павел Михайлович, как можно! Я все похоронила здесь, — женщина дотронулась рукой до пышной груди.
— Марина вам ничего не говорила?
— Говорила, что он чудной какой-то, — оживилась женщина. — Пришел и сразу лег спать, а чуть свет уехал.
— И все?
— Все.
— Где она работает?
— Сейчас, кажется, нигде. Она выходит замуж за хорошего человека.
— Ну что ж, пожелаем ей счастья. У меня вопросов больше нет. Если вы нам понадобитесь, мы вас пригласим, Элла Викентьевна.
— Чем только могу, всегда готова помочь. Вы отдадите мне фотографию?
— Разумеется, но позже.
Хотя уголовное дело на Ковалева, Сергеева, Маркина и Светловидову направили в прокуратуру, сотрудники МУРа не прекращали разыскивать украденный у потерпевшего костюм. Все места, где можно сбыть похищенное, все лица, известные своей склонностью к скупке краденого, находились под постоянным контролем милиции, которой помогали дружинники, члены комсомольских оперативных отрядов, общественность.
Схожий по приметам костюм обнаружил в комиссионном магазине один из дружинников и сообщил в уголовный розыск. Сергей Владимирович тут же выехал на место. Директор магазина с готовностью представил ему квитанционную книжку. А под вечер капитан Качалов вместе с участковым инспектором уже стучал в комнату человека, который сдал костюм.
Дверь открыл пожилой низкорослый мужчина с детским выражением лица.
— Власть пришла, милости просим, — дохнул он на вошедших водочным перегаром.
— Что-то ты часто стал пить, Иван Егорович, — с укоризной проговорил участковый.
Хозяин сел напротив Качалова и спросил:
— Вот ты, мил человек, скажи участковому: могу я выпить на свои кровные или нет?
— Если в меру, почему же нет? — ответил Качалов.
— За последнее время он потерял меру, — вставил участковый.
— Как это потерял? — обиделся Иван Егорович. — Валялся я на дороге, затронул кого? Обойди соседей, спроси любого.
— Чего не было, того не было.
— То-то и оно, — выпятил петушиную грудь Иван Егорович. — Восемьдесят целковых пенсия, да ящичков для посылок настругаю, деньги есть, почему же не выпить? Старуха, царствие ей небесное, та держала. А теперь я сам себе контролер.
— Иван Егорович, да разве, кроме того, чтоб водку пить, другого занятия нет? Она людей до беды доводит, до преступлений, — поучал участковый.
— И это я от тебя слышал, а вот меня не довела и не доведет!
— Как же не довела, если вы плохим людям помогаете? — будто бы к слову заметил Качалов.
Ивана Егоровича как ветром сдуло с табуретки. Он бочком подскочил к капитану и погрозил ему морщинистым пальцем:
— Ты мне это брось! Да я этих ворюг сам... — и он, сжав свои маленькие натруженные кулачки, показал, как поступит с преступниками.
— Оно и видно, — подзадорил участковый. — Грозится, а сам в комиссионку вещи таскает.
Сергей Владимирович пристально смотрел на старика — ждал, как он прореагирует на эти слова.
— Едрена палка, — прошепелявил тот, — эва откуда начал. Доверие я потерял. Обижаешь, участковый. Это ему позволительно ошибаться, — Иван Егорович кивнул в сторону Качалова, — а тебе... Сколько ты меня лет знаешь. Почитай, больше десятка. Так бы и спросил сразу: «Егорыч, когда ты сдавал костюм и откуда он взялся?»
— Так нельзя, сразу с места в карьер, — дружелюбно усмехнулся участковый. — С подходцем надо.
— Ну, да ладно, — Иван Егорович почесал затылок. — В пятницу, значит, торгую я ящичками, и тут подходит ко мне такая фря. Женщина, значит. Баба — мы втроем не обхватим. Одета с модой. И говорит: «Уважаемый папаша, помогите моей беде. Хотела костюм сдать в комиссионный, а пачпорт дома забыла». Прямо скажу, польстился я на такое доверие. Велел ей ящики покараулить, а сам — мигом в магазин. Трешницу она мне преподнесла. Я отказывался, уломала. Квитанцию я ей отдал. Договорились, что она будет наведываться, чтобы узнать, когда продадут костюм. Адресок мой записала.
— Мы верим, Иван Егорович, что вы нас не подведете, — Качалов протянул старику руку.
Тот, вскочив с табуретки, гордо подал свою. Потом что-то вспомнил и бросился к комоду.
— Погодите! — он открыл ящик, вытащил со дна его узелок, развязал и что-то протянул Качалову на ладони. — Заслужил я доверие или нет?
Сергей Владимирович увидел медаль «За трудовую доблесть», взял ее и прикрепил к лацкану пиджака Ивана Егоровича.