сидевший так, что из-за его спины задержанный не мог видеть небольшой стол, на котором лежало что-то покрытое листом бумаги, отошел в сторону и пересел на другое место. Гордо настороженно посмотрел на стол и судорожно сжал пальцами сиденье стула. В наступившей вдруг тишине было слышно, как у него хрустнули суставы.
— Вы не назвали город К. Может быть, на этот раз память вас подвела и требуется подсказка с демонстрацией, для убедительности, кое-каких предметов? — перехватив взгляд задержанного, спросил майор.
— Вениамин Алферович, — вступил в разговор лейтенант Воронин, — в уголовном кодексе есть статья, согласно которой чистосердечное признание рассматривается как обстоятельство, смягчающее вину. Советую вам воспользоваться этим положением закона.
— При чем тут кодекс, да еще уголовный? — искоса поглядывая на стол, ответил Гордо. — Ну, был я в этом городе, к знакомой ездил. Но это же не командировка.
— Адрес, имя и фамилия знакомой? — спросил лейтенант Воронин.
— Зовут ее Ольгой, фамилию не знаю, а адрес могу найти по памяти, — вяло ответил Гордо.
Майор Рогов решительно встал и подошел к столу, за которым несколько минут назад сидел Воронин.
— Не получается чистосердечного признания. Тогда взгляните сюда, — и он приподнял бумагу. На столе лежали гипсовые слепки следов обуви, футляр от библии и пожелтевшая от времени фашистская газета.
Задержанный вздрогнул.
— Не понимаю. Решительно ничего не понимаю!
Лейтенант Воронин раскрыл папку и положил перед ним заключение экспертизы.
— Прочтите. Здесь сказано, где и почему вы наследили.
По мере того как Гордо читал, беззвучно шевеля губами, его полное лицо покрывалось бисеринками пота. Наконец он отложил документ.
— Ну так как, будете говорить? — шагнул к нему полковник Лосев.
— У него иного выхода нет. Куда он от всего этого денется? — указал на стол Рогов и повернулся к задержанному: — Так что же заставило вас пойти на убийство Изосима Карловича Дымши?
— Кабланович, гад, навел, — еле слышно выдавил из себя Гордо.
— Продолжайте.
— Раньше я по его просьбе доставал ему антиквариат. Познакомились мы у него в кабинете, он мне коронки менял... — Гордо жадно затянулся сигаретой и закашлялся. — Весной он позвонил мне в мастерскую и сказал: «Есть тысячное дело». Встретились. Разговор шел о драгоценной библии и ее хозяине — старике, который живет в другом городе, на окраине, в отдельном доме. В общем, на отшибе...
Майор Рогов снова подошел к столу, взял футляр от библии и положил его перед задержанным:
— Для наглядности.
— Да, в нем она и лежала, — выдохнул Гордо и еле слышно попросил: — Пить до безумия хочется.
Ему налили воды из графина. Задержанный облизал сухие губы и прильнул к стакану. В наступившей тишине было слышно, как его зубы стучат о стекло. Осушив стакан до дна, он поставил его на стол, дотронулся до футляра и вдруг начал биться головой о край стола, выкрикивая:
— Идиот, идиот, зачем бросил... За-а-ч-е-е-м... бро-о...
Сотрудники вместе со стулом оттащили его в сторону. Проходила минута, другая, а он все сидел, скорчившись, и только вздрагивал.
— Пожалуй, на сегодня достаточно, — проговорил начальник уголовного розыска.
Техник-стоматолог Кабланович пребывал в отличном настроении: один надежный человек твердо заверил его в том, что составит протекцию и библия будет предложена богатому туристу-коллекционеру. И, хотя о цене не было сказано ни слова, Кабланович, знавший толк в подобных вещах, предполагал получить огромную сумму. Мысль о близком обогащении сделала его несколько расслабленным и рассеянным. Это отметили сотрудники уголовного розыска, когда вошли к нему в квартиру, чтобы пригласить его в управление — якобы для выяснения фактов, указанных в анонимном письме.
С мечтательной улыбкой на лоснящемся лице Кабланович сел в автомашину и, сняв велюровую шляпу, проговорил:
— У милиции тоже своеобразные методы. Без повесток и звонков сразу к делу.
На его слова никто не прореагировал, и Кабланович, беспокойно поерзав на сиденье, спросил:
— Сколько это займет времени? Учтите, у меня много пациентов, они ждут.
Майор Рогов обернулся к нему:
— Это зависит от линии вашего поведения.
— Какая может быть линия, если идет речь об анонимке? Клевета на труженика, — и Кабланович распахнул плащ: — Видите, я ударник коммунистического труда!
Ему никто не ответил.
Войдя в кабинет начальника отдела уголовного розыска, Кабланович снял шляпу, подошел к Лосеву и протянул руку:
— Здравствуйте, товарищ полковник. Вы будете рассматривать анонимное письмо, которым какой-то пакостник замахнулся на мой авторитет?
Полковник ответил вялым рукопожатием и указал на стул:
— Садитесь, пожалуйста. Сейчас будем разбираться.
Кабланович покосился на Рогова.
— Видимо, ваши работники погорячились, товарищ полковник. По пути они явно намекали на какую-то мою погрешность. Думаю, вы устраните это недоразумение?
— Да-да, конечно, — ответил полковник и кивнул Рогову: начинайте, мол.
— Михаил Евсеевич, — задал первый вопрос Рогов, — назовите ваших знакомых, с которыми вы встречались в последние месяцы, в частности в июне-июле.
Кабланович дернулся на стуле.
— Моя профессия, товарищ, основана на общении с людьми. Поставил коронки, заменил мост, сделал протез — и уже знакомство. Сами посудите, сколько потребуется времени, чтобы назвать хотя бы фамилию и отчество каждого, с кем я встречался в названное вами время, — с готовностью ответил Кабланович и посмотрел на полковника.
— Речь идет не о таких знакомых, а о близких, — уточнил майор. — О тех, кому вы оказываете какие-либо услуги или кто оказывает услуги вам.
— И таких знакомых у меня хватает, — заявил Кабланович и, мельком взглянув на часы, обратился к Лосеву: — Товарищ полковник, могу я позвонить домой? Время обеда, а я здесь. Моя половина будет беспокоиться. Я ей только скажу, что задерживаюсь. Можно?
Прищурившись, полковник ответил:
— Позвоните потом, — и спросил: — И все же, как насчет близких знакомых?
Кабланович чуть слышно вздохнул:
— Раз вы так настаиваете, извольте. Сосновская, Шеер, Беленков, Зюков, Мартынов... Эти фамилии вам абсолютно ни о чем не говорят. По-моему, товарищи, вы не о том спрашиваете. Насколько мне известно, вы обязаны прочесть то письмо и проверить вместе со мной достоверность указанных в нем фактов. На деле же вы использовали предоставленное вам право, затащили меня сюда и учиняете непонятный допрос, — начал разглагольствовать Кабланович.
— Ну, что касается «затащили», это вы напрасно, — заметил полковник, — а все непонятное... Оно со временем станет ясным.
— Значит, вы считаете свои действия правомерными? — вскинулся Кабланович.
— Мы все делаем в соответствии с законом, — парировал полковник и, попросив лейтенанта Воронина включить магнитофон, добавил: — Сейчас вы услышите голос одного вашего знакомого, которого забыли упомянуть.
Кабланович пристально следил за руками здоровенного парня, которого полковник назвал Ворониным. Наконец кассеты медленно завращались, в динамике что-то прошуршало, и послышались голоса: «Кабланович, гад, навел... — Продолжайте... — Раньше я по его просьбе доставал ему антиквариат. Познакомились мы у него в кабинете, он мне коронки менял (в динамике раздался громкий кашель)... Весной он позвонил мне в мастерскую и сказал: «Есть тысячное дело»...»
— Михаил Евсеевич, как фамилия этого человека? — спросил Рогов.
— Ничего не понимаю. Записали какой-то ложный донос и мотаете душу невинному человеку, — закатив глаза, простонал Кабланович.
Наблюдавший за ним майор отметил, что прослушивание записи как рукой сняло спесь с этого дельца, но выработавшаяся в нем с годами наглость еще продолжает по инерции выплескиваться наружу.
— И все-таки, Михаил Евсеевич, вы обязаны назвать, кому принадлежит только что услышанный вами голос, — требовательно произнес полковник.
— Вы тоже обязаны... Как гражданин Советского государства я требую согласно нашей самой демократичной в мире Конституции дать мне возможность!.. — жестикулируя, выкрикивал Кабланович.
— Пафос этот к данной ситуации никак не подходит, — прервал его майор и, подойдя к телефону, набрал номер: — Товарищ дежурный? Майор Рогов. Распорядитесь, чтобы в кабинет начальника ОУР доставили арестованного Гордо.
Кабланович вскочил и прижал руки к груди:
— Товарищи! Товарищи! Не надо Веню. Я откровенно... Я скажу...
Майор повернулся к лейтенанту Воронину:
— Встретишь в коридоре. Если что, позову.
— Садитесь, Кабланович, и давайте все по порядку, — сердито нахмурился полковник.
Стоматолог плюхнулся на стул.
— Весной у какого-то модного парня...
— Инженера Новикова, — вставил Рогов.
— Не знаю, кто он. Я купил у него две книги... — Кабланович поморщился, достал платок и вытер взмокшие ладони. — В одной из них обнаружил письмо. Из него узнал, что у старика Дымши имеется драгоценная библия. В мае поехал к нему, но не договорился...
— Дальше? — вывел его из раздумий полковник.
— Что дальше? Ах, да... Вене я сказал: «Вот адресок, съезди. Может, тебе удастся уломать старика». Веня согласился сделать попытку. Он говорил мне о каком-то молодом человеке, который может ему помочь.
Рогов и Лосев переглянулись.
— Как фамилия этого человека? — спросил майор.
— Кажется, что-то от рыбы. Вспомнил: Лещ... — Кабланович ослабил галстук и расстегнул верхние пуговицы рубашки. — В июне Веня передал мне книгу и получил ровно четыре тысячи, как и условились...
— Деньги выдадите добровольно, или проводить у вас обыск? — спросил полковник.
— Зачем рыться в доме, травмировать семью? Я порядочный человек, сам отдам, — скороговоркой проговорил Кабланович и заискивающе уставился на полковника. Помолчав, вкрадчиво спросил: — Это мне зачтется?
— Меру наказания определяет суд, Михаил Евсеевич, — ответил вместо полковника майор Рогов. — А что касается нас, милиции, то мы считаем, что в качестве меры пресечения к вам следует применить содержание под стражей, о чем и будем докладывать прокурору.