Вот теперь ректора можно брать голыми руками!
Енох Спидекур выскочил из кресла и принялся метаться по кабинету, вытаскивая из разных углов книги и книжечки, откидывая их в стороны, бормоча под нос «Не то! Не моя!», но наконец-то отыскал нужное.
— Вот, самая свежая! — похвалился Енох, со смесью скромности и гордости.
К счастью, она была отпечатана «ин-октаво» и, для транспортировки сложностей не представляла. Открыв обложку, прочитал на титульном листе, что «Трактат о свойствах государей и государственной сущности, написан ректором университета святого Дитриха Мейзенского, доктором философии и магистром теологии Енохом Спидекуром. Отпечатано в университетской типографии на средства вышеупомянутого университета, в лето первого года от пребывания на престоле императора Адалберта — Вильгельма Благородного и посвящен Его Императорскому Величеству».
О, теперь я знаю, что в Швабсонии новый император и, даже знаю его имя. А как прежнего звали? Не то Фриц, не то Фридрих. М-да, не помню. За последние двадцать лет императоры на престоле империи сменялись с такой частотой, что запомнить их было сложно.
— Сколько с меня? — поинтересовался я.
— Ну, что вы, Юджин, разве с друзей берут деньги? — замахал ректор руками. Помявшись, сказал: — Ну, если вам так хочется — пятьдесят фартингов. Бумага, знаете ли, вздорожала, и чернила. Я отпечатал двести экземпляров, но почти все разошлись.
Пятьдесят фартингов по меркам Силингии, где самая дешевая книга стоит талер — это почти даром. Не задумываясь, положил на стол талер. Уловив завистливый взгляд Силуда — младшего, выложил еще один и спросил:
— А нет ли еще, для нашего юного друга?
Устоять перед искушением талером ректор не смог и, скоро Вилфрид уже баюкал на коленях собственный экземпляр.
— Наверное, господин граф, нам пора прощаться, — сказал господин придворный маг, спешивший отправиться в обратный путь.
— С вашего разрешения, я задержусь на несколько минут, чтобы перемолвится парой слов со старым другом, — склонил я голову перед родственниками.
Когда маг и принц ушли, я достал еще одну монету — на этот раз золотую, и положил ее перед Енохом.
— Это тебе по старой дружбе, для издания новой книги!
Спидекур отказываться не стал. Еще бы. На такую монетку можно отпечатать полсотни книг. Похоже, теперь можно задавать вопросы.
— Господин ректор, когда мы направлялись сюда, то заметили вооруженных крестьян…
— Знаю-знаю, — перебил меня ректор. — Это все ерунда. Император уже отдал приказ остановить отряды, рассеять их, а зачинщиков примерно наказать. Казни предавать никого не станут, но выпороть — выпорют!
— А с чего вдруг они вообще взъелись на университет? Мол — «гробокопатели» и прочее?
Енох замялся. Его толстенькие щеки, свисавшие ниже подбородка, слегка задергались.
— Юджин, вы же прекрасно знаете, что университет действительно покупает тела умерших людей. А что делать? Когда я десять лет назад стал ректором, на медицинском факультете училось двадцать студиозо, а теперь — почти сто. Спрос на врачей растет! И их нужно учить. По городскому Уложению города Мейзена, университет получает тела всех казненных, но сколько таких? В год еле-еле наберется четыре-пять человек, а нам такое количество нужно на один месяц. Труп можно использовать в анатомическом театре не дольше двух недель — дальше его съедают черви. Вот и приходится… Впрочем, я сам к этому отношения не имею. А студенты медицинского факультета платят на талер больше, чем остальные.
— Друг мой, а что еще? — настаивал я.
— Что еще… — хмыкнул ректор. — Среди крестьян разнеслись слухи, что если разгромить университет, то все наши земли перейдут к ним. Мол, император не станет возражать, если разгромят гнездо ереси, напротив — отблагодарит своих верных подданных, оставив им занятые земли.
Вот теперь мозаика начала складываться. Крестьяне, которых мы встретили, хотели получить землицу, а это уже более правдоподобное объяснение их порыву. А слухи… Слухи могут стать серьезным оружием, знаю по своему опыту. Но где земля, на которую претендуют пейзане? Мысленно представил территорию университета, я хмыкнул:
— Ну, земли здесь хватит на три, максимум на пять крестьянских семей.
Спидекур уставился на меня так, словно увидел на мне рога.
— Здесь — это где? На территории университета? Но, дорогой граф, разве речь идет о наших придомовых территориях?
— А разве университет имеет еще что-то? — удивился я.
— Если говорить о формальном владении, то нет. Собственником всего движимого и недвижимого имущества университета святого Дитриха, равно как и любого другого, является Корпорация ученых. Помимо земли, на которой мы в данный момент находимся, Корпорации принадлежит еще достаточно много угодий — три югера лесов, десять югеров пастбищ и даже вся городская территория, на которой стоит город Мейзен. Вокруг нашей с вами Каролины тоже немало земель, принадлежащих корпорации.
— Ничего себе! — удивился я.
— А вы об этом не знали? Странно. Всегда считал, что члены королевских фамилий хорошо осведомлены о положении дел в стране.
Я только пожал плечами. Мне много чего следовало знать из того, что я так и не узнал. И что, переживать из-за таких пустяков? Вот, теперь знаю, что Корпорация — это не сообщество прекраснодушных и бескорыстных ученых, а один из крупнейших землевладельцев.
— Просветите меня, — попросил я, а Енох, хотя и спешил по делам, но из-за полученных денег, посчитал неловким прекращать разговор. Вздохнув, ректор начал небольшую лекцию:
— Так сложилось исторически. Корпорация ученых приобретала земли — ну, или получала в виде дарственных, в безлюдных, заболоченных местах, которые никому не были нужны. И первые университеты основывались вдалеке от обжитых мест, там, где тишина и покой. Первые профессора и студенты мало чем отличались от монахов-отшельников. Но шло время, земли заселялись. Четыреста лет назад в этом месте был сплошной лес, приобретенный Корпорацией не то у разбойника, не то у барона.
— Что иногда, одно и тоже, — хмыкнул я.
— Вот-вот… Тогда никто не мог предположить, что здесь пройдут торговые пути. Когда такие пути были проложены, возник поселок. Теперь это город. Но все жители должны платить налог за пользование землей Корпорации и они платят. Парадоксальная ситуация — подданные императора платят налоги в чужую страну!
— А новому императору это положение дел не нравится, — констатировал я.
— Не только императору. Это не нравится городу, крестьянам, пользующимся нашими лесами, это не нравится мне, то есть, руководству университета. Наш университет выступает в роли сборщика налогов, но все налоги от нас уходят в империю Лотов. Но для города, для крестьян именно мы являемся главными злодеями!
— И по приказу императора были распущены слухи, что если разгромить университет, то крестьянам достанется земля…
Кажется, я сказал что-то не то, потому что Енох Спидекур подпрыгнул на месте, подбежал к дверям, выглянул наружу.
— Его Величество Адалберт — Вильгельм никогда не приказывает ничего подобного! — горячо заявил ректор. — И все эти слухи о слухах, гнусная клевета и инсинуация!
— Енот, кончай орать! Ты не в аудитории!
Спидекур еще раз выскочил за дверь, убедился, что никто не подслушивает, а потом укоризненно сказал:
— Юджин, ты так и не научился держать язык за зубами? Ну, с тебя-то как всегда, как с гуся вода. А мне отдуваться за твой язык.
— Не переживай, — усмехнулся я. — Ты же мне ничего не говорил, верно? Но я, когда был в дороге, слышал еще, что император собирается ввести старые порядки — воюют только рыцарские дружины. Дескать, какой-то барон об этом говорил.
— А, ты, наверное, слышал про барона Ашерберта! — развеселился Спидекур. — Старик живет по законам рыцарской чести! Собирается создать отряд кнехтов из крестьян, чтобы приводить их на войну по приказу сюзерена! Выступает против наемников — мол, нельзя защищать страну за плату, а война не измеряется деньгами, а только честью! Его величество не возражает. Кстати, про твои похождения ходят легенды! Его Величество тебе очень благодарен, что ты сумел ослабить одного из самых серьезных его противников — герцога Фалькенштайна. Ведь это ты потрепал его войско?
— Ну, потрепали, допустим, горожане, — сказал я, решив, что так будет справедливо.
— Но командовал-то ими ты?
— Да, а ты не знаешь, почему император обложил налогом стекло из Ульбурга? — поинтересовался я.
— Стекло? — нахмурил лоб Спидекур. — Знаю, что Его Величество ввел новые налоги в тех городах, что противились его власти. А там, где сразу признали власть императора — ничего не вводилось.
Что ж, правильно делает, император, подминая под себя княжества и вольные города, превращая лоскутное одеяло в единое целое. А ведь его поддержат и купцы, и ремесленники, и малоимущие рыцари. Лучше иметь одного сильного монарха, чем десять. И лишние таможенные границы вместе с излишними таможенными пошлинами уберут, и станет единая система мер и весов и, более-менее безопасные дороги.
С крестьянским «бунтом» понятно. Нельзя же просто так взять, да и объявить чужую собственность своей. (Ну, на самом-то деле можно, но лучше поискать благовидный предлог!) Теперь же крестьяне пойдут «громить университетских», император возьмет университет под защиту, а заодно и наложит руку на собственность Корпорации под благовидным предлогом — мол, вынужден защищать своих подданных. И Мейзен начнет платить налоги императору. Ай да молодец Адалберт — Вильгельм! И никто не скажет, что это грабеж!
Все самое интересное я узнал. Но как только собрался откланяться, как в кабинет заскочил начальник охраны и, осипшим голосом прохрипел:
— Господин ректор, крестьяне!
Глава 21. О методах подавления восстаний
— Фаларель, какого чёрта? — рявкнул ректор так, что даже у меня заложило в ушах. — Какие крестьяне? Где? Сколько? Доложите, как положено.