– Зафиксировано несколько ключевых слов. Речь шла о сыне Ланского и неком мифическом и чудодейственном средстве исцеления. Неизвестный предложил передать его Ланскому.
– И?!! – почти выкрикнул Бобок.
– Они договорились о встрече в шестнадцать тридцать.
Майор взглянул на наручные часы:
– Место встречи известно?
– Да.
– Хорошо, ступай. Мне надо разобраться.
Сидорчук еще не успел покинуть кабинет, а майор уже засунул флешку в разъем компьютера. Через полминуты, еще на середине прослушивания записи, Бобок понял, что это, используя терминологию генерала Калины, горячо.
Да что там горячо! Просто невероятная везуха! Два дня назад от своего осведомителя в Министерстве обороны Бобок узнал о гибели Капитана Вальтера. От бедняги сохранилась только оторванная рука и, по иронии судьбы, наградной пистолет «Вальтер», врученный некогда капитану Олегу Юргенсу. Пистолет и оторванная рука, разумеется, еще не свидетельствовали стопроцентно о смерти – зато имелось свидетельство бойца из отряда Вальтера, который своими глазами видел, как командир погиб в аномалии. После такой новости Калина и Бобок пришли к выводу, что Вальтер, видимо, так и не сумел раздобыть «панацею». Где она теперь, одному аллаху ведомо, потому что Ирод вовсе бесследно исчез. И вдруг этот звонок Ланскому…
«Доложить генералу? – мелькнула мысль. – А вдруг его нет на месте? Или есть, но начнется бюрократическая волокита? Спецоперации – совсем не наш профиль. А ведь Калина вроде бы намекнул, что я могу проявлять инициативу… Ну что, майор? Или голова в кустах, или грудь в крестах и звезды на погонах? К тому же «панацея» стоит баснословно дорого. И еще надо подумать, что ценнее – звание подполковника или условный миллион евро?»
Бобок достал из ящика стола незарегистрированный сотовый телефон для «спецобщения» и вызвал абонента. Когда тот откликнулся, сказал в трубку:
– Собирай людей, очень срочное дело. Встречаемся через сорок минут на углу Крещатика и Хмельницкого, у ЦУМа. Остальные инструкции на месте… Да, я сам. И операцию возглавлю лично…
Клиент явно не вписывался в антураж дорогого ресторана: седой бородатый амбал из категории «морда кирпича просит» в уродливых ботинках-говнотопах и длинном черном плаще «мечта рыболова» вошел в зал и, бегло оглядевшись, направился к столику около окна. От входа до стола протянулась дорожка грязных мокрых следов – на улице шел снег. И с плаща в теплом помещении, разумеется, тоже сразу потекло. Да не куда-нибудь, а на паркет.
У официантки Оксаны, отиравшейся у барной стойки в виду почти полного отсутствия посетителей, аж челюсть отвисла от возмущения. «Ни фига себе! – недовольно подумала она. – Совсем эти колхозники из Нижнего Бердичева охамели, прутся как к себе домой, распугивая приличную публику. И как он только мимо охранника проскользнул? Тот, небось, опять курит у служебного входа?»
– Сейчас я этого индейца шугану, – сказала Оксана бармену. – А то меня же потом премии лишат. Ты, если чего, охрану вызови.
– Ладно, – сказал бармен, механически протирая стакан салфеткой. – Только на рожон не лезь. Сама знаешь, сколько быдла сейчас по Киеву шарится.
Приближаясь к незнакомцу, официантка заготовила в уме вступительную фразу иронического содержания: «Отец, ты, часом, не заблудился?», но заготовка не пригодилась. Клиент столкнулся со взглядом Оксаны, и та опешила. Уж больно молодыми оказались глаза у этого седого мужчины, совсем не стариковскими. А еще в них таилась непонятная, завораживающая своей иррациональностью, опасность, от которой у Оксаны внезапно засосало под ложечкой. И она промямлила:
– Товарищ, у нас, вообще-то, здесь гардероб есть.
Давно забытое обращение «товарищ» сорвалось с ярко и густо накрашенных уст официантки неожиданно для нее самой. Оксана и не помнила, когда последний раз так обращалась к кому-нибудь. Может, и вовсе не обращалась, а лишь в кино видела.
– Гардероб? – почему-то удивился клиент. – А зачем он мне?
Его юмор – если это был юмор – не произвел на официантку впечатления. Скорее, наоборот, слегка разозлил, вернув в боевое состояние духа.
– Вообще-то у нас элитный ресторан, – сказала Оксана, упершись руками в бедра. – Здесь принято снимать верхнюю одежду.
– Снимать верхнюю одежду?.. – повторил незнакомец. – А-а, теперь понял.
Поднявшись, он снял плащ и очутился в поношенном вельветовом пиджаке, который приобрел не иначе как на толкучке в период Гражданской войны. Положив мокрый плащ на соседний стул, странный «старик» снова сел и выжидательно посмотрел на Оксану.
Та решила, что над ней изощрено издеваются. А в таких ситуациях она всегда начинала сильно нервничать, сильно сужая свой словарный запас.
– Молодой человек, – произнесла Оксана звенящим голосом, – вы, это, ведите себя прилично. Вам же ясно сказано про гардероб. Вы, это, хотите, чтоб я охрану позвала?
– Не надо звать охрану, девушка, – спокойно отозвался клиент. – Зачем мне охрана? Я сам справлюсь. Возможно, я вас чем-то обидел? Вот, возьмите, пожалуйста. – Он вытащил из кармана несколько мятых купюр и положил их на стол. – Мне чашечку кофе, больше ничего не надо.
– Что это? – спросила Оксана, раздувая ноздри.
– Деньги, вроде бы.
– Вижу, что деньги. Это евро. Мы валюту не принимаем.
– Почему? – Незнакомец слегка разгладил примятые «еврики». – А-а, мало, наверное?
Он повторно сунул руку в карман, извлек еще две такие же зеленоватые купюры и добавил их в общую стопку. Теперь там находилось шестьсот евро – что-что, а деньги считать Оксана умела быстро, ошибаясь исключительно в свою пользу. И тут девушку осенило!
А все потому, что она разглядела на груди незнакомца – под самой яремной ямкой – странный двойной амулет. Раньше его прикрывал застегнутый борт плаща, и Оксана заметила лишь тонкий кожаный шнурок. Оказалось, что на шнурке висели крупный клык какого-то экзотического зверя и перстенек из белого золота с черным шариком вроде жемчужины. Да уж, крестьянин из Житомира такое бы ни в жисть не нацепил – уж слишком стильно, да и дорого.
«Блин, да он прикалывается! – подумала официантка. – Прикинулся бомжом и решил народ разыграть. Где-то я о таком читала. Или кино видела… «Принц и нищий», что ли… Нет, как-то по-другому. Но не в этом дело. Меня не разыграешь, я тебе не лохушка какая-то».
Она молниеносным движением сгребла купюры со столешницы и запихнула их в свой карман на фартуке. Потом с понимающей усмешкой спросила:
– Значит, чашка кофе? Больше ничего не надо? У нас, к примеру, фуа-гра имеется, совершенно свежая, прямо из Аквитании.
– Нет, прямо из Аквитании не надо. Ну разве что… Яичницу можно?
– Можно, – великодушно разрешила Оксана. – Хоть из яиц страуса.
– Страуса не надо. Пожалуй, четыре куриных хватит. Это не очень долго? У меня не так много времени.
– Через пятнадцать минут яичница будет у вас на столе.
– Тогда и хлеба побольше, если можно.
– Сделаем, молодой человек. Подождите немного.
Тимур кивнул и проводил взглядом покачивающиеся бедра, обтянутые узкой и короткой юбкой. Хм…
Он чувствовал себя чертовски неловко в этом роскошном ресторане, да и вообще во всей этой жизни за Периметром. Неловко и глупо, потому что ни черта в ней не ориентировался. И ресторан для встречи выбрал лишь потому, что увидел вывеску во время телефонного разговора с Ланским. Знал бы, ни за что бы сюда не заперся.
Весь его опыт обитания в условиях двадцать первого века – если не считать пары сумасшедших суток в Чернобыльской Зоне – сводился к нескольким дням, проведенным на окраине Киева в двухкомнатной квартирке дамы бальзаковского возраста. С дамой Тимур познакомился на автовокзале, где она предлагала туристам комнату в аренду посуточно. Правда, сначала она поинтересовалась паспортом, но, увидев еврокупюры, резко передумала, сказав: «Да и бис с ним, с паспортом, утратил, и ладно. По очам бачу, шо хлопец ты гарный».
Дама тоже оказалась гарной – добродушной, житейски опытной и разговорчивой. Разве что разговаривала на немного странном языке, но понять ее было не сложнее, чем того же кешайна. Из общения с дамой Тимур почерпнул много полезной информации бытового уровня, на толкучку сходил, чтобы сменить одежу (по выражению дамы), и даже парикмахерскую посетил. После чего, опять же по мнению дамы, стал немного походить на цивильного людину. В общем, малость пообтесался. И все равно ощущал себя дикарем.
Но куда ему было деваться? Он дал обещание Марусе и обязан был его выполнить. А потом… Потом видно будет – Тимур не привык далеко заглядывать…
Оксана подошла к барной стойке и протянула бармену одну купюру:
– Слушай, глянь-ка на всякий случай. И в свой фонарик посвети.
– Он что, с тобой «еврой» расплатился? – Бармен взял в руку «сотенную» и покрутил перед глазами.
Оксана хмыкнула:
– Подарил за высокий уровень обслуживания. Ну что, натуральная?
– Сейчас, не торопи.
Он вытащил из нагрудного кармашка рубахи зажигалку с инфракрасным фонариком и направил его на купюру. Через несколько секунд коротко резюмировал:
– Порядок. Можешь заказать себе коктейль.
– Если только ты проставишься.
– Я-то с каких шишей? Слушай, Оксанка, за что тебя так клиенты любят? Мне сто евро еще никто на чай не давал.
Официантка медленным движением поправила – обеими руками – бюстгальтер и жеманно хихикнула:
– Это потому, что у меня обаяния больше…
Тимур неторопливо доедал яичницу, когда к столику приблизились двое мужчин. Он заметил их сразу, едва они появились в зале, как и третьего, задержавшегося у входа, – однако не подал вида. Отломив кусок хлеба, наколол его вилкой и стал возить по тарелке, промокая остатки жира – действия, известные каждому, кто привык доедать пищу до последней крошки. А Тимур и в самом деле на практике знал, что такое голод.
Неизвестные между тем со всей очевидностью искали именно Тимура. Первый, высокий и худощавый, с хитрым лисьим лицом, остановился сбоку от стола. Второй, коренастый крепыш с бульдожьей физиономией, занял позицию правее «лиса», наискосок от Тимура. Третий