Облокотившись на подушку, я попила соку, слопала вкуснющие бутерброды, заполировала все это мандаринами и, наконец, пошатываясь, встала с кровати.
Прошлепав в коридор, я увидела в соседней комнате сидящую по-турецки у телевизора Маргошу. Вокруг нее была повсюду разбросана мандаринная кожура, а в руке провисал гигантский бутерброд с бужениной.
– О! Ну ты и соня! – проворчала она, когда я сипло окликнула ее по имени. – Я тут совсем извелась, а ты все спишь и спишь. Прямо, как Илья Муромец. Нельзя же так нервы нам мотать. Мы все изнываем от отсутствия информации, а ты без зазрения совести дрыхнешь. Олег уже два раза звонил, беспокоился.
Выпалив эту, надо полагать, вполне справедливую тираду, она поправила очки на переносице и воззрилась, не мигая, на меня. Буженина в руке подрагивала…
– Маргоша, дорогая! Как я рада тебя видеть! – запричитала я, садясь к ней на краешек дивана. – Ты знаешь, я так натерпелась, что думала уж все, конец мне пришел.
– Но тут появились мы и спасли тебя, – гордо добавила Маргоша и отправила половину бутерброда в пасть.
Громко чавкая, она рассказала мне, как все было на самом деле.
Когда я десантировала ее из машины на Кутузовском, понять сразу, что делать, Маргоша, разумеется, не смогла. Как большинство тучных людей, она соображала медленно, но зато, что называется, верно.
Поэтому, поразмыслив немного над ситуацией, Маргоша поехала к нам домой, еле дождалась Димку с работы, все время сидя на кухне у Риммы Семеновны, которая рада была с кем-то поговорить, поэтому беспрепятственно впустила ее в свою квартиру, но совершенно измучила районными сплетнями. Периодически Маргоша пыталась дозвониться до меня, но трубку я не брала, и она начала волноваться.
Наконец, с работы приехал хмурый уставший Димка. Нашел мою записку о том, что мы с Маргошей уехали «по магазинам» и расстроился окончательно. Позже, когда от Риммы Семеновны прибежала Маргоша и выплеснула на него всю ту скудную информацию обо мне, которой располагала, Димка сначала чуть не убил ее, а потом стал лихорадочно звонить Соловьеву
Димка дозвонился до Олега и, как мог, объяснил ему ситуацию. «Батон» не подвел старинного друга. И через каких-то полчаса полицейский микроавтобус уже стоял у нашего подъезда. Забрав «на борт» Димку и Маргошу, автобус погнал по направлению к Минскому шоссе, яростно распугивая всех сиреной.
По дороге оба друга выяснили много интересного. Соловьев, у которого от злости фуражка съехала на затылок, пытал практически в полном смысле этого слова бедную Маргошу. Та, то краснея, то бледнея, выдавала ему информацию о том, как мы нашли таксиста Симакова, как он рассказал нам, куда отвез третьего ноября пассажира с детьми. Рассказала она и о том, как мы ездили в «Кучкино» к Антону и детям. Естественно, она опустила подробности с переодеванием в полицейскую форму, а также многие другие мелочи, которые могли бы окончательно взбесить Батона.
Пока они мчались с «сиреной» на бешеной скорости по «Минке», Соловьев поведал им о том, что к моей машине был прикреплен «маячок». По его словам, в первый же день нашего знакомства он понял, что я так просто не прекращу свое дурацкое расследование. «Маячок» он прилепил к сиденью моей машины тогда, когда я везла его к нам домой, чтобы отдать диск с компроматом на Купцова и Селькова. С тех пор, хитрый следак периодически справлялся о местонахождении моего автомобиля. И вот когда Димка сообщил ему о моем исчезновении, Батон смог с точностью до метра определить, где находятся мои «Жигули».
Таким образом, маршрут опергруппы совпал с рассказом перепуганной Маргоши. Остаток пути до деревни «Кучкино» все молчали и думали лишь об одном: удастся ли застать меня в живых. Дело в том, что Соловьев уже давно начал подозревать Антона Губанова. Еще когда я рассказала ему о том, что видела «учительница» из своего окна третьего ноября, Соловьев стал прорабатывать и эту версию. Только он работал немного медленнее, чем мы с «сержантом Пучковой». Когда Маргоша рассказывала о нашей поездке в «Кучкино», Соловьев обрушился на нее с бранью, но, увидев, что Маргоша пустила слезу, обругал нас безмозглыми дурами и замолчал.
Дальнейшее уже происходило на моих глазах. Подъехав к речке, полицейские сначала обозрели мой пустой «Жигуль», поставленный на сигнализацию, а потом, услышав мои вопли, рванули вперед. И стали свидетелями душераздирающего зрелища: на фоне догоравшего остова «Мерседеса» меня, отчаянно лягавшуюся, пытался придушить Антон.
Его сразу же повалили, одели в наручники и препроводили в машину. Был вызван патрульный автомобиль из близлежащего отделения полиции, на котором убийцу и повезли в Москву.
Меня же, поняв, что я жива, но нахожусь в обмороке, бережно перенесли в микроавтобус. Влили в меня глоток коньяку, предложенного запасливым водителем, сняли и выкинули промокшие и распухшие ботинки и, накрыв меня несколькими куртками, оставили спать в полицейском автобусе.
Маргоша, вспомнив, что в доме осталось двое детей, взялась проводить двух полицейских к дому Антона. Перепуганных насмерть взрывом и криками детей кое-как успокоили и тоже привели в микроавтобус. В доме остались два опера, которые, совместно с областными ментами начали осматривать все вокруг.
Димка недоумевал, куда подевались мои ключи от машины, но Соловьев успокоил его, сказав, что раз я как-то приехала в «Кучкино», значит ключи у меня были. А то, что в настоящий момент они отсутствуют, то это полдня работы его зорких «соколов».
Решив не спорить с железной логикой боевого друга, Димка успокоился и сел в микроавтобус. Наша большая компания покатила домой, в Москву.
Приехав в город, Олег Соловьев принял решение завезти Настю и Артема к их бабушке, Галине Владимировне. Та была страшно рада, что хотя бы дети остались живы. Соловьев намекнул ей, что дети находятся в сильном шоке от происшедших событий, и попросил временно воздержаться от каких-либо вопросов.
Далее уже все совсем просто. Соловьев выскочил где-то посреди дороги, сказав, что ему надо еще кое-что выяснить (Как мы потом узнали, добрый Батон, поняв, что Тушканович погибла, подключил ее соседей по лестничной площадке, чтобы дети не оставались одни на ночь). Нас же довезли прямо до дома и даже подождали, пока Димка сбегает за моими сапогами.
Несколько позже вернувшийся Соловьев вошел к нам в квартиру и, зловеще хмуря брови, попросил Димку ни в коем случае о происшедшем со мной не разговаривать, чтобы «не замылить» показания «важного свидетеля». И, как только я приду в себя, сразу же привезти меня к нему.
Приятели посидели часок на кухне, выпили по двести граммов за мое спасение и договорились обязательно встретиться как-нибудь в спокойный денек и повспоминать боевую молодость.
Маргоше было милостиво разрешено наметать на стол закуску для бывших афганцев, чему она была страшно рада. Кстати сказать, Олег Соловьев оказался не женат, так что теперь «сержант Пучкова», думается мне, добьет его своими «чарами». Правда, он об этом и не догадывается, бедняга.
– Представляешь, как он, наверное, истомился без твоего рассказа? – Маргоша явно злорадствовала, помня, как распекал ее на пути в «Кучкино» за самодеятельность Соловьев. – Наверное, уже полопался от злости, – с удовлетворением окончила она свой рассказ.
– Так он что, просил меня приехать? – уточнила я.
– Ты чегой-то, подруга, поглупела в борьбе с преступностью, как я вижу, – с иронией ответила Маргоша. – Ну, говорю же, он, наверное, не спит, не ест, ждет твоего звонка.
– Так чего же ты меня столько времени не будила? – разозлилась я.
– Это занятие было абсолютно бесперспективным в течение почти двух дней, – парировала Маргоша.
Действительно! Я, похоже, больше двух суток валяюсь тут в постели, а Соловьев там томится без моей информации.
Набрав номер его мобильника и услышав знакомое: «Да, слушаю. Соловьев», я тихонько произнесла:
– Здравствуйте, Олег Сергеевич, это Яна…
Я не успела продолжить заготовленную речь. Следователь, видимо, действительно ждавший моего звонка, заорал:
– Быстрова?!!
– Да.
– Ну, ёперный театр!!! Жива, значит! Ходить можешь? Тогда давай, дуй срочно ко мне. Все! Жду! – рявкнул он и отсоединился.
– А можно я с тобой поеду? – робко попросила меня Маргоша.
Я поняла, что, несмотря на обиды, нанесенные ей Батоном, она все-таки хочет его увидеть, а, главное, послушать мой подробный рассказ о происшедшем.
Перезвонив еще раз Соловьеву, я упросила его выписать пропуск и на гражданку Пучкову, затем мы с Маргошей быстро собрались и уже через каких-то сорок минут сидели в кабинете у следователя прокуратуры Олега Сергеевича Соловьева.
***
Оказалось, что Батон был страшно рад меня видеть. Но, видимо, считая, что нечего меня баловать благодарностями за раскрытое дело, он сначала лишь упорно хмурил брови. Наконец, не выдержал и рассмеялся:
– А ты молодец, Быстрова. Есть в тебе сыщицкая жилка. Жаль только, что вот мозгов у тебя маловато, – добавил он, видя, что похвала действует на меня не в нужном направлении. – Ты ведь погибнуть могла, зараза этакая, – рявкнул он. – Ну что было бы, если бы мы не подоспели вовремя?! А, мисс Марпл доморощенная?
Я вздохнула. Вспомнив тот страшный вечер, когда Антон чуть было не задушил меня, я снова расстроилась, а в глазах у меня заблестели слезы.
– Ну-ну, – испугался Олег, – ты это, не расстраивайся, слышишь, Яна? Мы же приехали вовремя! Ты вообще-то здорово раскрутила это дело, но больше никогда не занимайся частным сыском. Это опасно для жизни. Твой муж просил мне тебе это, как следует, растолковать и взять с тебя честное слово.
Пожурив для верности меня еще пару минут, Соловьев угостил нас с Маргошей кофе и, включив диктофон, попросил меня рассказать во всех подробностях о том, что со мной произошло в тот ужасный день в «Кучкино».
Я начала с жаром повествовать о диких и печальных событиях. Иногда мне приходилось прерывать свою речь, потому чт