Возглавлявший отряд офицер приказал остановиться и подъехал к отцу, о чем-то его спрашивая. Все пассажиры кареты застыли в испуганном ожидании после слов Элен:
— Это солдаты. Один с папой говорит.
Эмиль предъявил разрешение на поездку, полученное от майора Шаффера, и немецкий офицер после короткого разговора пожал плечами и махнул рукой своим людям, чтобы продолжали движение. Те рысью объехали карету с двух сторон, и девочки смотрели на них в окна. Луиза с большими от удивления глазами помахала рукой, и, как ни поразительно, один из немецких солдат улыбнулся и помахал в ответ.
— Луиза! — в ужасе крикнула Клариса. — Это же враги!
— А этот был хороший, — безмятежно заметила Луиза. — Он же не враг, правда, мама?
— Луиза, он немец, — ответила Розали. — Но, возможно, он добрый человек. Может быть, у него даже есть маленькая дочка, такая как ты.
— У немцев бывают маленькие дочки? — всерьез заинтересовалась Луиза.
— Конечно, бывают! — свысока воскликнула Элен, хотя, вопреки ее утверждению, мысль о том, что у немцев имеются семьи, была для нее абсолютно нова и даже несколько трудна для восприятия. Немцы или пруссаки — это буйная армия, вторгшаяся во Францию и разлучившая Элен с братьями.
Эмиль Сен-Клер снова подъехал к окну, Розали опустила стекло, и муж спросил:
— Как вы тут? Мы уже недалеко от ворот.
Жена ответила, что нормально, и Эмиль велел Пьеру ехать дальше. Карета снова начала мучительное продвижение.
Элен с жутким интересом, смешанным с ужасом, глядела в окно, ожидая увидеть описанных Анной-Мари ходячих скелетов, но ни одного не заметила. Наконец карета остановилась, и девочка долгую минуту могла только радоваться, что больше не трясет. Выглянув в окно, чтобы понять причину остановки, Элен увидела, что они уже у стен Парижа и ждут возле ворот. Потом громкие голоса привлекли к возникшему спору внимание всех пяти пассажирок. Слышно было, как папа сердито что-то говорит, а кто-то другой кричит в ответ. Элен и Кла-риса привстали, вытянув шеи, пытаясь разглядеть, что происходит, но были усажены матерью на место.
— Девочки, пожалуйста, сидите спокойно и ждите, пока ваш отец поговорит с привратником. Все, что вам полагается знать, папа вам, без сомнения, сообщит. — Розали высказалась резче, чем намеревалась, — страх обострил ее речь. Она и сама тоже напрягла слух, пытаясь понять причину задержки.
Однако неведение длилось недолго. Эмиль Сен-Клер вернулся к карете и открыл дверцу. На лице его полыхала едва сдерживаемая ярость, и он произнес тихим, сдавленным голосом, присущим ему в минуты гнева:
— Дорогая, я должен попросить вас всех выйти из кареты на минутку, если не трудно.
Шагнув в сторону, Эмиль предложил жене руку, помогая спуститься по ступенькам, потом необычайно заботливо взял на руки каждую из дочерей и осторожно поставил на землю рядом с матерью.
— И вы тоже, Мари-Жанна, — сказал он, заглянув в карету, и даже протянул руку старой няньке, неуклюже вылезавшей наружу. Потом обернулся к солдату, который лениво стоял у ворот, и гневно бросил: — Ну теперь, я надеюсь, вы удовлетворены? Наше разрешение на поездку у вас в руках, все перечисленные в нем стоят перед вами, и сейчас, с вашего позволения, мы хотели бы въехать в город и мирно добраться до своего дома.
Солдат шагнул вперед, все так же держа в руках подорожную Сен-Клеров. Элен, вспомнив россказни Анны-Мари, подалась ближе к матери и вцепилась в ее плащ. Розали инстинктивно притянула к себе детей и взглядом в-упор встретила приближающегося солдата. Лицо у нее было бледным и спокойным, голова гордо поднята. Элен уставилась на солдата. «Значит, это и есть пруссак», — подумала она. Вид довольно свирепый. Лицо потемнело от щетины, мундир грязный и кое-где требует починки. Солдат шел к ней, протягивая руку, и Элен отпрянула, сжавшись. Солдат опустил руку и обратился к матери:
— Ваши дети, мадам? Будьте добры назвать их имена.
Розали перечислила имена, и солдат демонстративно сверил их с подорожной.
— Благодарю вас, мадам. Соблаговолите минуту подождать.
Он подозвал другого солдата, и они вдвоем небрежно обыскали карету. Семья стояла на холоде, ожидая. На Луизу вдруг навалилась накопившаяся усталость последних дней, и девочка стала плакать. Даже резкое замечание отца не заставило ее успокоиться. Розали обняла дочку и начала успокаивать, не замечая нарочито мрачного высокомерия солдат, копающихся в вещах путешественников в поисках чего-нибудь спрятанного.
Не удовлетворившись обыском кареты, они заставили кучера Пьера сойти с козел, отвязали от кареты два чемодана, открыли их и тщательно обыскали, бросая вещи Сен-Клеров в грязь или небрежно кцдая в кучу.
Эмиль Сен-Клер стоял неподвижно, охваченный ледяной яростью. Вся семья, дрожа от холода и унижения, смотрела, как вываливают на дорогу их личные вещи. В конце концов солдат обернулся и буркнул:
— Можете продолжать путь.
— Посади детей в карету, Розали, — очень тихо попросил Эмиль, стараясь сдержаться, — а потом мы с тобой и Мари-Жанной уложим чемоданы.
Розали повернулась к карете, но была остановлена тем же солдатом:
— Ваши лошади реквизированы, они нужны нам. Можете идти пешком.
Холодное презрение в голосе вояки переполнило чашу терпения Эмиля, и он взорвался:
— Как вы смеете отбирать моих лошадей! По какому праву?! Вы прервали наш путь, несмотря на письменное разрешение на поездку — видимо, не смогли его прочесть? Вы обыскали карету, рылись в наших вещах и думаете теперь, что имеете право отбирать лошадей? Мы без них ехать не можем! — С этими словами он шагнул вперед и взялся за уздечку своего коня, стоявшего возле кареты.
Тут же, откуда ни возьмись, появились еще пять солдат, и Эмиль оказался в кольце винтовок. Мгновенно наступила абсолютная тишина, и Элен отстраненно, нереально увидела эту сцену как фотографию: отец застыл под прицелом. Потом он медленно убрал руку от морды коня и отступил на шаг.
— А карета? — спросил он тихо, снова овладев собой.
Возмущаться значило бы лишь навлечь новые опасности на свою семью.
Солдат пожал плечами:
— Она нас не интересует.
Он отдал своим людям приказ выпрячь лошадей и отвернулся, оставив семью Сен-Клеров одиноко стоять перед воротами.
Эмиль, все еще стараясь подавить ярость, вызванную унижением, обернулся к жене.
— Боюсь, придется идти пешком, — сказал он.
— А как же багаж?
Розали посмотрела на два пустых чемодана, на их содержимое, валявшееся в беспорядке.
Эмиль, овладев собой, ответил спокойно:
— Не волнуйся, дорогая, я что-нибудь придумаю. Теперь возьми детей и сядь в карету, чтобы не мерзнуть, пока мы не отправимся.
Три девочки, как во сне, двинулись к обездвиженной карете и влезли внутрь, спасаясь от уличного холода. Вокруг уже собралась горстка зрителей, молча рассматривающих странную группу и ее рассыпанный багаж. Одна тощая девчонка, оказавшись храбрее других, рванулась вперед, схватила лежавшую сверху шаль Розали, скользнула мимо сгрудившихся зрителей и скрылась за городскими воротами. Эмиль взревел и разрядил пистолет примерно в направлении воровки, что никак ее не задержало, но зато рассеяло остальных и вызвало тревожный вскрик из кареты. Однако мародеры вряд ли долго оставались бы в бездействии, и Эмиль понимал, что времени терять нельзя, если он хочет хоть что-то сохранить после этого чрезвычайного случая. Он резко обернулся к кучеру, растерянно стоявшему рядом с лишившимся лошадей экипажем.
— Пьер!
— Да, мсье? — отозвался тот, подходя.
— Быстро идите в город и найдите кого-нибудь с тележкой. Приведите его сюда, мы погрузим чемоданы и отвезем на авеню Сент-Анн. Дайте владельцу тележки вот это, — Эмиль протянул Пьеру золотую монету, — и скажите, что он получит столько же, если доставит чемоданы в целости и сохранности. Оставайтесь все время при нем. — Он подтолкнул кучера к воротам. — Давайте быстрее, а мы тут приберем, пока вас ждем. Шевелитесь, пока все остальное не ушло туда же, куда и лошади.
Пьер неохотно пошел к воротам и скрылся за ними.
— Закутайтесь получше, — сказал Эмиль, обращаясь к дрожащим в карете дочерям. — Он может вернуться нескоро.
«Если вообще вернется», — подумала Розали, снова укутывая девочек одеялами, а Мари-Жанна с Эмилем стали распихивать вещи по чемоданам.
Элен, сейчас уже не такая испуганная в иллюзорной безопасности кареты, спросила:
— Мама, зачем пруссакам нужны были наши лошади? У них своих нет?
— Пруссакам? — Розали глянула на дочь и горько усмехнулась: — Это были не пруссаки, а французы. Национальная гвардия.
Выражение ее лица удержало Элен от дальнейших расспросов. Девочки молча смотрели, как родители и Мари-Жанна собирают вещи, и ждали возвращения Пьера.
И он вернулся сравнительно скоро. Эмиль, стороживший вновь собранный багаж с пистолетом в руке, встал с чемоданов навстречу кучеру и мрачному юному оборванцу, катившему шаткую тележку.
— Говорит, что сделает, но хочет двойной оплаты, — сказал Пьер, кивнув в сторону мальчишки.
Эмиль посмотрел на юнца и торжественно произнес:
— Получишь, если ничего не будет украдено или испорчено.
Мальчишка усмехнулся, и стало видно, что у него не хватает нескольких передних зубов. Несмотря на суровую погоду, из рваных штанов у него торчали голые ноги, тощие как палки. Помимо этих штанов он был одет в пеструю от заплат куртку. На густых спутанных волосах сидела грязная шапка. Ясно было, что этот ребенок всю осаду просидел в Париже, но говорил он вполне самоуверенно:
— Все будет сделано, мсье. Сами увидите.
Мальчишка пережил артиллерийский обстрел и голод, и предложение таких огромных денег за такую простую работу наполняло его радостным предвкушением. Это ж сколько еды можно купить! И согреться вдобавок!
— Как тебя зовут, мальчик? — спросил Эмиль.
Ему очень не хотелось вверять этому парнишке все свое имущество, но выбора не было.
— Жанно, мс