— Его повезут в больницу? — спросила она, смирившись наконец с тем, что он говорил.
— Нет. Буду оперировать здесь. — Он посмотрел на Элен, вспомнил, что ей пришлось пережить за последние недели, и решил обращаться с ней как со взрослой — сказать правду. — Если Жорж попадет в любую из парижских больниц, он вряд ли выйдет живым. Здесь мы сможем за ним ухаживать. Он будет центром нашего внимания, а не одним из множества больных в битком набитой палате.
— Вы ему скажете, что будете делать? — спросила Элен. — А если он ответит «нет»?
— В его состоянии невозможно было бы заставить его понять необходимость ампутации. Но если не оперировать, он умрет непременно.
В тот же вечер, после того как Жорж получил анестезию хлороформом, доктор вместе с ассистентом — врачом помоложе — и медсестрой провели ампутацию в операционной, которая располагалась в глубине дома.
В ожидании развязки Элен сидела в гостиной в обществе мадам Иветт. «Не может же Жорж умереть теперь, когда война закончена!» — думала девочка.
Казалось, век прошел, пока доктор вернулся и сообщил, что операция закончена и Жорж находится в постели, на втором этаже.
— Можешь пойти и посидеть с ним, пока он не проснется, — сказал доктор Элен. — Сестра будет рядом, и когда он очнется, ты должна немедленно известить ее и меня.
Когда Элен вошла, Жорж спал. Лицо у него было бледным, дыхание прерывистым. Девочка замерла, не в силах отвести глаз от провала в накрывавшем его одеяле — провала там, где должна была быть нижняя половина ноги. Потом, пододвинув к кровати стул, она села и взяла руку брата в свои. Она подождет, пока он придет в себя и ему скажут, что у него теперь одна нога.
Следующие дни стали сплошным ужасом. Жорж очнулся и обнаружил себя калекой. Отсутствующая нога болела, и Жорж тонул в трясине уныния. Ни Элен, ни кто другой ничем не могли поднять его дух. Хотя физическое выздоровление шло по плану — гангрену, всползавшую по ноге вверх, удалили, и если снова не примешается инфекция, то нет причин, чтобы больному не выздороветь, — доктор высказывал опасения насчет психического здоровья Жоржа.
— Но как он будет ходить? — спросила как-то Элен.
— Сделаем ему деревянную ногу, — ответил доктор. — Солдаты, потерявшие нижнюю конечность, научаются ходить на протезе.
— Лучше бы мне умереть, чем остаться таким, — горько говорил Жорж сестре. — Калека, во всем зависящий от милости всех и каждого.
Когда в городе более или менее установился мир, Элен написала родителям письмо и рассказала, что Жорж и она сейчас живут у доктора Симона.
Жорж был ранен, и пришлось отрезать ему ногу. Он очень грустный, но доктор Симон сказал, что, если бы не эта операция, он бы умер. У меня все в порядке, и я вам все расскажу, как только мы увидимся. Пожалуйста, милые, дорогие мамочка и папочка, приезжайте и заберите нас поскорее.
Марсель тут был, но после падения Парижа мы его не видели и не знаем, где он сейчас.
Через несколько дней Жорж подозвал Элен к себе.
— Хочу тебя попросить написать от моего имени письмо Сильвии, — сказал он. — Если помнишь, я собирался тебя к ней отвести, когда… — Голос его дрогнул.
— Конечно, помню, — улыбнулась Элен. — Это девушка, с которой вы собираетесь пожениться.
— Больше не собираемся, — пробормотал Жорж тусклым голосом. — Я не допущу, чтобы она связала свою жизнь с одноногим калекой.
— Но это глупо! — без обиняков высказалась Элен. — Если она тебя любит, ей будет неважно, сколько у тебя ног.
— Не спорь со мной, ты еще ребенок! — прикрикнул Жорж. — Тебе этого не понять, да и вообще это не твое дело.
Элен посмотрела на него потрясенно.
— Бедный Жорж! — шепнула она, пытаясь представить, через что пришлось пройти брату. Взяв его руки в свои и глядя ему в глаза, она сказала: — Пусть я ребенок, Жорж, но все равно я думаю, что ты ей должен сказать все как есть и дать право самой принять решение. Ты же не думаешь, что мы станем любить тебя меньше, потому что у тебя нет одной ноги?
Жорж грустно засмеялся.
— Нет, конечно же нет, но вы — родственники. Вам приходится со мной мириться, однако я не перенесу, если Сильвия выйдет за меня замуж из жалости.
С большой неохотой под его диктовку Элен написала Сильвии Клавье, что он больше не хочет на ней жениться. Объяснений Жорж не давал, боясь жалости, просто сообщил, что передумал.
— Ты ей не скажешь почему? — снова закинула удочку Элен.
— Нет! — яростно ответил Жорж, и тема была закрыта.
Навестив Жоржа, один из его сослуживцев-офицеров согласился взять письма и переправить их адресатам как можно быстрее. Взяв письма, он попрощался и ушел, но на улице его догнала Элеи и дала ему еще одно письмо.
— Это тоже для мадемуазель Сильвии. — сказала она.
Офицер взял второе письмо, адресованное Сильвии Клавье, с тем же детским почерком на конверте, что и два остальных.
— Я просто хочу, чтобы она знала: я здесь, и я за Жоржем присматриваю, — соврала Элен.
Офицер улыбнулся и кивнул:
— Не волнуйтесь, мадемуазель. Обещаю вам, что она это письмо получит.
Глава тридцатая
Розали срезала в саду розы, чтобы поставить дома в вазу, когда горничная Анна-Мари прибежала к ней, вся красная от волнения.
— Мадам, прошу вас, идите немедленно! — закричала она. — Из Парижа прибыл солдат с письмом!
Розали уронила корзинку и почти бегом кинулась в дом, крикнув через плечо:
— Анна-Мари, где мсье Сен-Клер?! Найдите его немедленно и скажите, что я жду его в утренней гостиной!
Солдат ждал в прихожей, и Розали тут же на него налетела:
— Письмо? Вы привезли письмо? От моего сына, капитана Сен-Клера? Отдайте его мне скорее!
Солдат протянул письмо со словами:
— Я думаю, это от вашей дочери, мадам.
— От дочери! — выдохнула Розали, посмотрев на конверт.
Действительно, адрес был написан почерком Элен. Тут вошел Эмиль.
— В чем дело, дорогая? — спросил он неприветливо. — Мы с Патрисом обсуждали, что делать с садом…
— Забудь ты про Патриса и про сад! — воскликнула Розали. — Этот человек привез нам письмо от Элен! Она жива!
Розали протянула письмо Эмилю, и он его вскрыл.
Читая, опустился на стул, потом передал письмо жене.
Розали перечитала его дважды.
— Надо ехать немедленно, — сказала она.
— Они были оба в порядке, когда вы уезжали? — спросил Эмиль, оборачиваясь к солдату.
— Насколько я знаю, да, мсье, — ответил тот. — Я лично не видел капитана, мне только приказали отвезти это письмо вам.
Эмиль позвал Анну-Мари и велел ей отвести гонца на кухню и проследить, чтобы его как следует накормили перед обратной дорогой.
— Ну, моя дорогая, — сказал он, когда они с женой снова остались одни, — что за восхитительные новости!
Розали с трудом могла себе представить, как двое из ее детей пережили тот ужасный бой в Париже. Но они сейчас вне опасности и живут у доктора. Она не могла сдержать слез радости, и Эмиль почувствовал, что ему тоже нелегко удержать слезы. Он давно уже смирился с мыслью, что средняя дочь пропала навсегда, и вот она снова появилась и пишет, что Жорж ранен, и просит приехать и забрать их обоих. Что же с ней случилось? Где она была все это время?
— Прикажи Пьеру немедленно приготовить фаэтон, — попросила Розали. — Если Жорж ранен, мы должны привезти его сюда, чтобы ухаживать за ним, а поездом он ехать не может. А Элен! Моя дорогая девочка, милая, милая моя девочка! Она жива! — Слезы новым потоком потекли по щекам Розали, и она схватила мужа за руки: — О Эмиль!
В Париж они выехали в тот же день. Вез их Пьер, под сиденьем стояла корзина с провизией. Девочек оставили в Сент-Этьене с мадемуазель Корбин. Клариса и Луиза прыгали от радости, узнав новости, и умоляли, чтобы их взяли с собой, но Розали усвоила урок. Больше ни одна ее дочь не поедет в город, по-прежнему находящийся в состоянии гражданской войны.
— Мы привезем их в Сент-Этьен, как только сможем, — обещала она. — Это будет скоро.
— Мама, но ты вернешься? — с тревогой спросила Луиза.
— Конечно, — ответила мать. — Бои в Париже прекратились, и мы через несколько дней вернемся обратно.
Они заночевали в гостинице, но с первыми петухами встали, чтобы ехать дальше, в Париж. На этот раз не было национальных гвардейцев при воротах, никто не стал допытываться о цели путешествия или же конфисковывать лошадей.
Доехав до авеню Сент-Анн, Сен-Клеры тут же направились в дом доктора. Когда мадам Иветт провела их в комнату, Элен сидела с Жоржем и читала ему вслух. Увидев родителей, Элен взвизгнула, уронила книгу и бросилась в объятия матери. Розали обняла ее так крепко, будто собиралась никогда не выпустить.
Эмиль подошел к кровати, где лежал осунувшийся и бледный Жорж.
— Дорогой мой мальчик! — воскликнул он, беря сына за руки. — Слава богу, ты живой!
— Не слишком, отец, — ответил Жорж, глядя, как плачут, обнявшись, Элен и мать. — Изувечен на всю жизнь. Что толку в одноногом? Уж пусть лучше убили бы.
Эмиль посмотрел на него, полный сочувствия.
— Не говори так, Жорж. Никогда, никогда так не говори!
Когда доктор Симон вернулся домой, он отозвал Розали в сторону и сказал ей следующее:
— Вашей дочери, когда ее похитили, пришлось пережить что-то жуткое. Девчушка невероятно смела и находчива, но говорить об этих событиях ей может быть трудно. Постарайтесь не засыпать ее вопросами. Пусть она сама расскажет, что с ней случилось, когда захочет это сделать. Это может произойти не сразу, а по истечении нескольких дней и даже недель. — Доктор вздохнул. — Я ее не расспрашивал, но знаю, что иногда ее мучают кошмары. Слышал, как она плачет по ночам. Так что я понимаю, это может быть трудно, но не торопите ее с рассказами.
Розали последовала его совету и вопросов задавать не стала, но она поговорила с Жоржем, оставшись с ним наедине, и узнала многое из того, что случилось с Элен, естественно придя в ужас. Не менее ее интересовала судьба Марселя.