Долгая дорога к дому — страница 4 из 5

Глава 1: Конец и начало

1.

Закончив историю Элари, Сергей Куницын поставил точку и задумался. Записывая всё это, он словно постепенно выплывал из тьмы. Его спасла собственная молодость и череда прожитых Элари тоскливых однообразных лет — сначала в приюте, потом здесь, в Твердыне. Большая часть памяти Айскина была ещё пуста и его воспоминания свободно разместились в ней — благо, он сам, по малости лет, видел и знал немного. Элари был старше, больше повидал — и Сергей удивлялся, что смог взять над ним верх. К счастью, их воспоминания не перепутались — он понимал, где чужая память, удивительная и странная, полная самых невероятных подробностей об этом мире. А вот чужое тело его очень доставало: стать взрослым сильным парнем — это, конечно, здорово, но переселение украло у него десять лучших лет жизни и это совсем не нравилось ему. Сам Элари ему тоже не слишком-то нравился. Изучая его память, Сергей понял, что по сравнению с ним он наивен, но далеко не глуп. И не одинок, вот что главное.

Он посмотрел на неумело нарисованный Элари портрет Усваты — самое дорогое, что у того осталось. Но у Сергея, пусть в ином мире, в ином мироздании, был дом, отец, друзья… — всё, чего Элари был лишен. Вдруг ему нестерпимо захотелось вернуться туда, сказать им, что с ним всё в порядке… раньше он не знал таких чувств. "Я вернусь домой любой ценой, как бы она не была велика" — с внезапной бесповоротностью поклялся юноша. В дверь постучали.

2.

Сергей недоуменно взглянул на Суру. У того было странное лицо — растерянное и в то же время ожесточенное. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.

— Всё, — неожиданно решившись, сказал файа. — Реактор сдох. Починить невозможно — полопались охлаждающие трубы и вытекла вся вода. Наверху всё сгорело, а понизу затопило. Персонал разбежался — там такая радиация, что не подступишься, да и смысла нет. Сегодня починим, завтра вновь лопнет — проржавело всё. Прорва наполовину пересохла — бетон горячий, лишь лужи остались кое-где, а вся вода стекла в отстойник. Сурами уже знают и через несколько дней навалятся на нас всей ордой.

— И что дальше? — спросил Сергей. Его так занимали свои мысли, что он не оценил новость.

— Дальше? — Суру недоуменно посмотрел на него. — Что ещё может быть дальше… после этого? Ничего. Они нас сомнут — у нас и патронов-то почти не осталось. Электрозаграждения сдохли, света нет, качать воду из скважин нечем — короче, тот, кто строил Твердыню, был полным идиотом. А другие идиоты ему поверили. И теперь мы все умрем.

— И ничего нельзя сделать? — Сергей спросил почти равнодушно. Его мысли были всё ещё заняты другим.

— Ну, сделать-то можно много. Только смысла в этом уже нет — бежать некуда, сражаться нечем, прятаться негде. Какое-то время мы ещё будем держаться, потом нас перебьют. А что ты предлагаешь?

— Я хочу вернуться домой, — Сергей сказал то, о чем думал и лишь через миг осознал, что произнес это вслух.

— Куда, в Айтулари? — Суру удивленно взглянул на него.

— Нет. Домой. Туда… откуда я родом. У меня там друзья и родители.

— Чудесно, — Суру сложил руки на груди. — А как?

— Анмай должен знать. Наверняка. Мы должны найти сначала его. Он нам поможет.

— Анмай за горами Безумия. Как мы туда попадем? Впрочем… — Суру вдруг задумался. Мышцы на его лице задвигались, словно подгоняя мысли. — Ладно. А что ты помнишь про тот, другой мир?

— В общем, немного, — там мне было всего четырнадцать лет. Но рассказать могу разве что за год. И ты всё равно не поверишь.

— Я постараюсь.

Сергей начал рассказывать. Суру внимательно слушал его. Они сидели совсем рядом и иногда невольно улыбались — самые счастливые из всех обитателей Твердыни.

3.

Неделю спустя Сергей сидел на крыше дома Элари, наблюдая за разгоревшимся с утра сражением. Собственно, сражения он не видел — доносилась стрельба, иногда над гребнем вала поднимались дымки — и всё. Его взгляд невольно притягивали клубы пара, ещё ползущие над отстойником — огромная масса воды остывала медленно. Пирамида реактора выглядела совершенно мирной и безобидной — толща земли надежно скрыла радиоактивный клокочущий ад, в котором расплавленная масса погружалась всё глубже среди мертвого света и взрывов, сама себя погребая. Но эти взрывы гремели лишь в его воображении — никто не подходил туда ближе, чем на милю. Теплицы, пустые и холодные, были заброшены, и он всё это время бездельничал, изучая свою и, в то же время, чужую память — словно смотрел бесконечный фильм, видимый только ему.

4.

За гребнем вала сверкнули ослепительные вспышки — одна, вторая, третья, четвертая — и через минуту в небо поднялись четыре черных дымных гриба. Сергей понял, что в ход пошли магнитные пули Ньярлата и значит, сражение вступило в решающую стадию. Он с нетерпением ожидал пятой вспышки, но её не было — похоже, сурами хватило и этого.

Он подумал, что это победа… и тут же заметил, как с вала в беспорядке скатываются темные точки. Отсюда даже острые глаза Элари не различали деталей и он лишь гадал, что происходит… пока не заметил другие темные точки — более крупные и многочисленные, они спускались вниз рядами. Сергей не сразу понял, что это сурами, настигающие бегущих защитников Твердыни. Некоторые бежали со всех ног, другие останавливались на пути этих черных точек — и тут же исчезали, словно гасли, а сурами шли дальше.

Сергей, оторопев, смотрел на это, чувствуя, как противно сжимается живот. Лишь когда до него донеслись крики, он опомнился — нырнул в пыльную вонь чердака, опрометью скатился вниз и выбежал на пустынную улицу. Ему хотелось что-то делать — но что он мог?

Внезапно ему захотелось убежать в комнату Элари, запереть дверь, забиться под одеяло — и лежать так, пока не кончится этот кошмарный сон, или пока копье сурами не воткнется ему меж лопаток. Он не сделал так лишь потому, что надеялся найти Суру.

Сергей спрятался за деревом, вслушиваясь в приближавшиеся крики. Вскоре показались первые бегущие — солдаты и добровольцы из молодых и крепких жителей Твердыни. Лишь у немногих осталось оружие, все они бежали сами по себе, на всех лицах был страх. Никто из них не обращал внимания на юношу, даже не замечал его — все стремились к воротам Твердыни, прочь от сурами, не останавливаясь ни на миг. Сергей напряженно вглядывался в лица беглецов. Он понимал, что если Суру не появится в ближайшие минуты — то не появится уже никогда. Они условились встретиться здесь и юноша чувствовал, что друг придет к нему… если останется жив. Он не представлял, что будет делать здесь в одиночестве — наверное, просто бросится с криком навстречу сурами, надеясь на милосердную быструю смерть. А пока он с мучительным нетерпением и страхом вглядывался в толпу… и его сердце чуть не разорвалось от радости, когда он увидел Суру.

5.

Они бросились в объятия, словно после долгой разлуки, и застыли. Суру часто дышал, после быстрого бега его широкая грудь порывисто вздымалась и Сергей чувствовал, как часто и твердо бьется в ней сердце. Наконец, Суру отстранил юношу, взяв его за плечи, и заглянул в его глаза. Снайперская винтовка файа исчезла, карманы были пусты — но нож всё ещё висел на поясе, а глаза живо блестели.

— Сурами пересекли Прорву. Для Твердыни всё кончено — но не для нас. У нас ещё есть шанс — не слишком честный, конечно, но иного нет.

— Где Янтин?

— Стрела в горле. Он не мучился… в отличие от большинства. У нас просто кончились патроны… а в рукопашную с сурами — сам знаешь. Правда, в башнях у ворот и ещё кое-где стрелки держатся. Кое-кто побежал к реактору. Но в городе сейчас начнется резня.

Сергей хотел спросить, что будет с семьей Янтина, но тут на улице показались сурами. Они оглушительно и страшно орали, подгоняя отставших беглецов, размахивая на бегу длинными мечами и копьями в свежих темных пятнах. Один из них откачнулся назад и, ухнув, метнул свое копье. Оно воткнулось в спину худощавому парню, бежавшему последним — его подбросило и он пролетел пару метров по воздуху, раскинув руки. Затем его ноги вновь задели землю, тело, как рычаг, описало дугу, голова с треском врезалась в камень — и кровь брызнула во все стороны от его лица.

Суру схватил юношу за руку и потащил за собой. Сергей не сопротивлялся. Сейчас он думал лишь о том, как не упасть.

6.

К удивлению юноши, они побежали в сторону вала. Лишь увидев плоское квадратное здание, похожее на заводской цех, он понял, куда они направляются.

— Неужели этот корабль может летать?

— Нет, конечно. Но кое-что в нем — ещё может. Это тайна и нам не дали бы её использовать… но сейчас следить за этим уже некому.

Они подбежали к будке охранников — комнатке, пристроенной к стене здания. Суру яростно забарабанил в запертую дверь. Через секунду она приоткрылась. В ней показалась рука с пистолетом и испуганное лицо охранника-файа. Они быстро, с ожесточенными нотами, заспорили. Сергей услышал за спиной крики и торопливо оглянулся.

Из-под деревьев вышло несколько сурами. Один из них вскинул лук. Сергей испуганно присел, но стрела предназначалась не ему — она по самые перья воткнулась в грудь охранника. Тот поперхнулся фразой, — из его рта выплеснулась кровь — и шумно, уже со стеклянными глазами, рухнул за дверь.

Суру мгновенно пригнулся, изворачиваясь схватил юношу за руку и швырнул внутрь, затем проскочил сам. Когда он выпрямился, захлопнув дверь, в неё что-то ударило. Суру вскрикнул, потом рванулся, словно зацепившись за гвоздь. Треснуло дерево, файа освободился, тут же схватил пистолет убитого охранника и стал стрелять прямо сквозь стекло. Брызнули осколки, тесное помещение вмиг наполнилось дымом и грохотом. Сергей сжался у стены, зажимая уши — мальчишка в нем взял верх.

Через минуту, когда всё кончилось, он приподнялся, осторожно осматриваясь. Второй охранник тоже был убит — он лежал на полу, среди битого стекла, сжимая в руке разряженный пистолет. На месте правой глазницы зияла рваная сквозная дыра — стрела, навылет пробив череп, засела в штукатурке на уровне его головы. Сергей выглянул в окно. Все сурами легли мертвыми — несколько неподвижных темных пятен среди травы.

Суру вдруг страшно всхлипнул, уронив бесполезное оружие, и юноша мгновенно обернулся к нему. Из левого плеча файа торчал обломанный деревянный стержень, который он почему-то даже не пытался вытащить. Второй кусок стержня торчал из двери, как-то пробив насквозь толстые доски. Сергей медленно, неохотно, начал понимать, что всё это значит. Крови не было, совсем не было, ничего страшного, просто…

— Стрела отравлена, — совершенно спокойно сказал Суру. — Я чувствую яд в своей крови. Это смерть.

7.

— Не бойся, — добавил файа прежде, чем Сергей успел испугаться. — Я проживу ещё какое-то время. Но не особенно много и мы должны потратить его с пользой.

Суру обшарил карманы убитых охранников, нашел ключи и отпер небольшой сейф в стене под окном.

— Патронов больше нет, — сказал он. — Жалко. Зато есть вот это, — он достал небольшую коробочку с кнопками и короткой антенной. — Радиоключ. Я дежурил здесь и знаю шифр. Пошли.

Они вышли в зал с кораблем. Суру с трудом, несколько раз начиная сначала, набрал код. Массивный люк открылся и, едва они прошли в него, тут же захлопнулся.

— Здесь никого нет, — сказал Суру, осмотрев шлюз. — Все попрятались по домам. Что ж, тем лучше…

Он ещё мог двигаться сам и они прошли сначала во внутренний коридор, потом, когда файа отпер дверь в его конце — в просторный зал с сетью балок на стенах, заставленный машинами, коробками и контейнерами.

— Это бывший грузовой ангар, — сказал он. — Теперь просто склад. Когда-то именно на этом корабле сюда из Унхорга бежали наши, но теперь его машины пришли в полную негодность… почти в полную.

Они прошли вглубь помещения. Суру начал спотыкаться и ударяться об ящики.

— Вот он, — он показал на овальную платформу длиной метра в четыре, с двумя массивными возвышениями на носу и корме. — Это погрузочный скиммер. Он ещё работает, но, чтобы включить его, нужен ключ, а его здесь ни у кого нет. Он у тебя. Иситтала отдала его тебе…

— Вот этот? — Сергей с удивлением достал золотой медальон, с которым Элари не расставался никогда, даже занимаясь любовью.

— Да. Это не просто украшение. В этом глазе — искусственная сетчатка. Это ключ от всех наших древних машин… последний. Вставь его вон в ту прорезь на пульте… да, туда.

Сергей подчинился. Через секунду звонко щелкнуло, донеслось гудение и на пульте загорелись огоньки.

— Управление очень несложное, — Суру сел, привалившись спиной к штабелю. Его била крупная дрожь. — Этот рычажок управляет скоростью и движением вперед-назад. Штурвал — повороты. Наклонишь его вперед — спуск, назад — подъем. Кнопки управляют силовым полем. С остальным ты разберешься сам. Об топливе не беспокойся — у скиммера ядерный генератор, его хватит на годы…

— А как же ты? — удивился Сергей. — Я тебя не брошу!

8.

Сергей развернул машину на месте и помчался в поселок, лавируя между древесными кронами или с треском проламываясь сквозь них. Он не считал Янтина своим другом, как Суру, но хотел — должен был — позаботиться о его семье.

На улицах поселка не осталось никого, кроме деловито спешащих сурами. Со стороны ворот ещё доносилась плотная стрельба, но здесь лишь редкие трупы напоминали о сражении. Из разбитых окон домов доносились душераздирающие вопли, иногда в проеме показывалась женская фигурка и бросалась вниз, желая избежать если не смерти, то хотя бы рук сурами.

Сергей, сжав зубы, мчался среди этого кошмара, разыскивая нужное окно на третьем этаже. Он не ошибся — жена и дочка Янтина ещё были там. Там же были и сурами, деловито разделывая их на мясо. Юноша закричал и на полном ходу направил машину в окно. Силовое поле скиммера отбросило его, словно мяч, и машина бестолково закружилась посреди улицы.

Тогда Сергей уткнулся лицом в руки и заплакал — сначала мужественно сдерживая рыдания, потом открыто, дико, в крик, не замечая града стрел и копий, скользящих по силовому полю скиммера. Он остался один, совершенно один в этом распадавшемся, похожем на кошмар, вывернутом наизнанку мире.

Поняв, что всё, что он знал и любил, осталось ТАМ — в его мире — он опомнился, сам удивленный взрывом своих чувств. Сейчас он был совершенно спокоен. Ему было лишь нестерпимо стыдно, что он так позорно проявил перед сурами свою слабость. Какое-то время он хладнокровно обдумывал, не отключить ли ему поле и не спрыгнуть ли с ножом в руке вниз, потом отверг эту мысль — наверняка, у Вэру найдется более мощное оружие…

Он устроился поудобнее и с надменным лицом, ещё мокрым и распухшим от слез, помчался, не обращая никакого внимания на сурами — сначала по улицам поселка, потом над полями. Скиммер набрал полную скорость и легко взлетел на вал. Затем он, планируя, заскользил вниз и Сергей испугался, что машина угодит в ров, в ловушку, из которой ему уже не выбраться. Но после нескольких мучительных секунд падения она подпрыгнула, врезавшись во внешнюю стену рва… и дальше легко понеслась над степью. Весь этот огромный чужой мир лежал открытый перед ним и Сергей тихо засмеялся.

Глава 2: То, что сильнее страха

1.

Путешествие оказалось гораздо сложнее, чем ожидал юноша. Вечером того же дня он достиг гор Лабахэйто, но скиммер не смог одолеть крутых склонов — он мог скользить лишь над относительно ровной поверхностью. Оставалось лишь отправиться на юг, к морю, потом по долине Айтулари подняться до перевала Ай-Курьех, пересечь море Нанг-Ламин, за Байгарой перевалить Эхоттал и лишь тогда повернуть на запад, огибая над океаном горы Безумия — короче, почти полностью повторить путь Айскина в долину Лангпари.

В этом было что-то символичное — Сергей мог сам увидеть места, которые Элари знал и любил, кроме Лангпари, куда тот не хотел возвращаться. А потом с надеждой отправиться в край, откуда не возвращался ещё никто. Как ни странно, он был даже рад этому — действительность превзошла самые смелые его мечты о приключениях. Поэтому он всласть полюбовался вершинами гор, алеющими в закатном небе, потом среди коробок соорудил себе постель и крепко заснул, не выключая силового поля. А утром, когда солнце вновь окрасило багрянцем вершины гор, начал свой путь.

2.

До моря Сергей добрался лишь через три дня. Никаких средств навигации погрузочному скиммеру не полагалось и он ориентировался лишь по солнцу, то есть, летел наполовину наугад. Он быстро научился управлять скиммером, ему понравилось смотреть, как тяжелая машина, подчиняясь точным движениям его рук, огибает препятствия и вся стремительно мчащаяся под неё земля плавно наклоняется то в одну, то в другую сторону.

Это не так захватывало дух, как полет Элари в силовом поясе, но движение скиммера приводило юношу в восторг и порой он начинал бессвязно петь от безотчетного восхищения. Файское сидение стало казаться ему на удивление удобным, но вот само управление утомляло — уже через несколько часов у него начинала кружиться голова и он то и дело налетал на препятствия, большей частью, на кроны деревьев. Силовое поле не давало машине разбиться, но каждое столкновение кончалось дикими прыжками и рывками. Груз от них выползал из-под ремней и угрожал улететь за борт.

Именно с грузом была связана его главная проблема. Консервы он мог есть не разогрев, но у него не было воды. Когда ему хотелось пить, он высматривал подходящий ручей — они встречались тут на удивление редко, — потом подолгу кружил над округой, а потом торопливо глотал воду из сложенных ковшиком рук, поминутно оглядываясь, точно испуганная лань. Так же было и с отправлением естественных потребностей. Но хуже всего оказались предвечерние часы, когда лететь Сергей уже не мог, а спать ещё не хотелось. Тогда он подолгу лежал в своей постели, поглядывая по сторонам или, наплевав на опасность, бродил вокруг машины, стараясь не терять её из виду. Его сильно донимало одиночество — степь была пустынной, зверей и сурами он видел всего несколько раз и не горел желанием знакомиться с ними вблизи. Длинными вечерами он подолгу лежал, глядя в небо и закинув руки за голову, вспоминал прошлое, мечтая о будущем, или тихо разговаривал сам с собой — просто от скуки. Потом он спал, а утром с радостью продолжал путь. Бескрайняя степь понравилась ему куда больше Твердыни и Сергей без радости увидел море.

Он очень хотел узнать побольше об этом мире и задумался — не полететь ли в Ленгурью, мир детских мечтаний Элари? Но без запасов воды не стоило и думать о таком путешествии.

Он повернул на восток, но лететь над морем оказалось очень трудно — скиммер дико приплясывал на волнах и от этих колебаний его начало тошнить. Сергей с ужасом понял, что вскоре ему придется без вариантов терпеть всё это… и с облегчением повел машину по узкой полосе пляжа между обрывом и морем.

Путь вдоль извилистого берега занял целый день. Потом исполинские утесы подступили к волнам и он так и не увидел Защитной Стены и прохода, через который сурами ворвались в Айтулари.

3.

Всего за один день Сергей прошел долину Айтулари, поднявшись по Супра-Кетлох от устья до самых истоков и выше. Вначале он миновал ничуть не изменившиеся возделанные поля Атымьи, потом черные, выжженные, неузнаваемые развалины Гумьи. Много раз ему встречались люди — на катерах или по берегам реки. Иногда в него даже стреляли, но он никак не реагировал на это — силовое поле надежно защищало скиммер от пуль.

Затем начались мертвые земли, испепеленные взрывом водородной бомбы — по счастливой случайности в тот день дул восточный, а не северный, как обычно, ветер и радиоактивный пепел снесло в море. На выжженной земле уже пробивалась растительность — нечто, похожее на траву с неестественно большими синеватыми листьями. Сергей с содроганием подумал, как выглядят звери, живущие на земле, каждый дюйм которой был отравлен. Но он не слишком хотел это узнать и потому не останавливался ни на миг.

Он лишь издали видел рыжий горообразный вал чудовищной воронки, уже изъеденный глубокими морщинами эрозии. Лахола превратилась в россыпи битого камня пополам с горелым мусором. Здесь глазу не за что было зацепиться и Сергей равнодушно миновал это, совершенно незнакомое ему место, в котором Элари провел две трети своей жизни. Он остановился лишь однажды — увидев неизменное устье коллектора Емс-Самзы, с взорванной ржавой решеткой, наполовину заросшей камышами. Он помнил, как Элари смотрел на неё с другой стороны — вместе с Янгутой, Янгутой, которая, вне всяких сомнений, была уже шесть лет как мертва. Элари до конца не хотел верить, что его жертва оказалась напрасной. Почему судьба пощадила пошедшего на верную смерть ради любимой, а не её саму? Сергей не хотел этого знать.

История повторялась с бессмысленным упорством — в тот же закатный час он поднялся к перевалу Солнечных Ворот и всё было таким же, как тогда, лишь ветер не бил в лицо — невидимая броня силового поля отражала его и поездка-полет походила на сон. Вот только от Элари остались лишь его воспоминания, а позади не стояли дымы пожаров. Там сквозь мягкую дымку воздушного океана просвечивал сплюснутый провал черно-рыжего кратера, окаймленного радиальными полосами — струями выброшенного при чудовищном взрыве грунта.

У перевала Сергей пережил несколько неприятных минут — внешней стены скиммер даже не заметил, но вот внутренняя была слишком высока для него и меж её зубцов ходили сурами, вооруженные громадными, в их рост, луками. Решив рискнуть, он разогнал машину до предельной скорости и направил её на стык стены с наклонной скалой. Скиммер бешено подскочил вверх — так, что его желудок прижался к пяткам, а потом провалился вниз, уже за стеной, и запрыгал, успокаиваясь, словно мячик.

Слегка удивленный тем, что у него это получилось, Сергей помчался дальше, через просторы пустыни Уса-Ю, и всё было так же, как запомнил Элари в тот раз.

В сумерках он слишком поздно заметил обрыв, и скиммер, уже неуправляемый, заскользил вниз с быстротой падающего камня, дико прыгая на уступах. От рывков у юноши потемнело в голове и лишь ценой невероятных усилий он смог удержаться на сиденье.

Он пришел в себя лишь когда скиммер, словно норовистый конь, заплясал над волнами. Несколько коробок с продуктами всё же улетели за борт, но Сергей удивлялся, что не вылетел сам — он не мог понять, как уцелел, скатившись с обрыва высотой в триста метров.

Си-Круана встретила его нагромождением зловещих в закатном свете развалин и россыпями костей — они лежали друг на друге в несколько слоев, иногда целыми грудами. Здесь не было ничего живого, даже сурами не стали селиться в этом гиблом месте. От бассейнов и цистерн остались лишь груды камней и Сергей понял, что попался — нигде не нашлось ни капли пресной воды, а ему предстояло лететь через море.

Он переночевал в промоине, подальше от страшных руин, а утром помчался на север, впервые с пустым желудком — есть всухомятку он не мог. Как назло, день выдался жарким — солнце палило его спину, а прыгающие по волнам ослепительные блики резали мучительно сощуренные глаза. Вечером, посадив машину на каменистый северный берег, Сергей едва смог встать на ноги — его лихорадило, голова кружилась, нестерпимо хотелось пить, а достать воду он мог только в Байгаре. И, несмотря на темноту, он полетел туда.

Это путешествие запомнилось ему, как бесконечный ночной кошмар — он лишь отчасти понимал, что делает. Несколько раз его выносило в море и, если бы не яркий свет Ируланы, он бы бестолково кружился на месте. Было уже далеко за полночь, когда под ним потянулись поля. Забыв обо всех опасностях, Сергей бросил машину и полез в колодец оросительной системы, по запаху поняв, что там есть вода.

Лучшую минуту в своей жизни он жадно глотал её — чистую, холодную, вкусную. За эту минуту переменилось всё — он вновь ощутил себя бодрым и полным сил… по крайней мере, их хватило, чтобы отогнать скиммер к горам Эхоттал, укрыть его в неприметной расщелине и только потом уснуть.

Утром ему захотелось вернуться и посмотреть, как сурами живут в Байгаре, — а они там жили, раз поля были возделаны и орошались. Это не заняло бы много времени, но неуязвимость скиммера вовсе не была беспредельной. У сурами, кроме винтовок, могли найтись и пушки, и Сергей решил не испытывать лишний раз судьбу.

Он помчался к колоссальным естественным воротам в хребте Эхоттал, ведущим в сумрачные просторы пустыни. Обогнув выступы скал, он увидел мрачную цитадель Байгары, ничуть не изменившуюся за шесть прошедших лет. Сергей изменил курс, чтобы рассмотреть её поближе, но не рискнул подлетать вплотную, боясь сверзиться в ров — оттуда по-прежнему доносился чавкающий гром воды, рушащейся в бездонную шахту.

У ворот крепости стояло несколько сурами с винтовками и юноша повернул, направляясь в пустыню. Но там он увидел ещё нескольких, и, к своему удивлению, узнал их вождя, — того, что когда-то пощадил Элари. Не зная почему, Сергей остановился.

4.

Он сам не понимал, почему это делает. Возможно, им двигало простое любопытство. Возможно, желание полюбоваться бессильной яростью врага… но сурами не злились. Они просто смотрели на него — словно ждали, и ждали уже долго. Вдруг эта встреча перестала казаться случайной — он двигался быстро, но всё же, не настолько, чтобы обогнать весть о своем приближении. А здесь был единственный доступный ему путь. Всё просто.

Сергей медленно посадил скиммер, не снимая, однако рук с пульта, готовый умчатся при малейшем признаке опасности. Один раз сурами уже говорил с Элари. Он мог заговорить и с ним. Страх, жажда мести — всё отступило перед обычным мальчишеским любопытством. Но тут было и ещё кое-что. Элари был обязан этому сурами жизнью и Сергей просто не мог пролететь мимо него, словно мимо камня. Их что-то связывало и он хотел знать — что именно.

— Ну? — наконец спросил он, поняв, что сурами не будут говорить первыми.

— Мы ждали тебя, — сказал вождь. Сергей вздрогнул при звуке его голоса. — Мы знаем, куда и к кому ты идешь…

— Разве? — перебил юноша и тут же смутился — слово вышло куда язвительней, чем он хотел.

— Я хочу говорить с тобой, но сомневаюсь, что ты этого достоин, — спокойно сказал сурами. — В первый раз я предлагал тебе испытать твой дух, но ты обманул меня. Теперь я предлагаю это тебе ещё раз.

— Ты думаешь, что я настолько глуп, что позволю себя замучить? — так же спокойно ответил юноша.

Вождь мотнул головой, недовольный его глупостью.

— Теперь я не предлагаю тебе смерти. Я хочу узнать, достоин ли ты жизни. Узнать, кто ты на самом деле. Если достоин — ты будешь жить. Нет — умрешь.

Сергей хотел спросить, что будет, если он откажется, но он и так это знал — его запомнят, как труса. Собственно, мнение сурами не имело для него никакого значения. Он мог — и даже должен был — рассмеяться им в глаза и умчаться прочь, словно ветер. Но Элари слишком часто убегал, слишком часто прятал свою спину за чужими телами. Сергей не хотел этого делать. Это было нужно не сурами — это было нужно ему самому. Он хотел узнать, кто он на самом деле… и стоит ли ему жить.

— Что будет, если я соглашусь? — спросил он, чувствуя, что всё это происходит во сне. "Ты же не пойдешь к ним, правда? — спросил он себя. — Ты же не хочешь, чтобы тебя убили?"

— Ты продолжишь свой путь… когда сможешь. Я обещаю — уродом или калекой ты не станешь.

Это "когда сможешь" наполнило сердце юноши ужасом. Он уже понимал, что ему предстоит… но чувство вины за все совершенные Элари уступки собственной трусости было сильнее страха. "Я могу исправить всё, — сказал он себе, — не поддавшись своему страху один-единственный раз. Всё. И я буду свободен". Непонятно почему он был уверен, что сурами не лжет — может быть, потому, что не лгал никогда. Он приготовился бороться со своим страхом — и тут же с удивлением обнаружил, что ему не страшно. Совсем не страшно. В это душе билось что-то большое… но не страх. Может быть, уверенность?

— Я согласен, — сказал он и поднялся. — Я приму испытание.

Затем он отключил силовое поле скиммера и пошел вперед.

5.

Его уложили нагим между двух каменных глыб, руки развели в стороны и привязали к кольям. Напряженное тело юноши изогнулось, ему пришлось упираться босыми ногами в одну глыбу, а плечами — в другую, иначе острие меча, нацеленного под левую лопатку, пронзило бы его сердце насквозь. Умелая и безжалостная рука раз за разом вонзала в ноющие от напряжения мышцы его живота тонкий, словно игла, стилет — всего на полдюйма, но каждый раз Сергей громко вскрикивал. На его коже уже кровоточили сотни ранок, образуя сложный узор — а безжалостные уколы наносили всё новые.

Вначале он молчал, но быстро понял, что это неважно. Он мог прекратить свои муки в один миг, просто расслабив мышцы — но это было бы поражением. Не таким большим, как отказ от испытания, даже почетным — но всё-таки поражением. А ещё он очень хотел жить… хотя его мышцы словно жгли на медленном огне, а пот заливал глаза так, что он не мог ничего рассмотреть… почти ничего.

Но он чувствовал, как что-то нестерпимо горячее и острое впивалось в его мокрые от пота бока… слышал шипение своей плоти, чувствовал чью-то руку на своей груди. Она слушала его сердце, понемногу сбивавшееся с ритма. Он держался уже из последних сил, зная, что сможет терпеть ещё секунду… или две… но они почему-то упорно растягивались до бесконечности.

Потом он увидел причудливое сплетение металлических ветвей. Даже в ярком солнечном свете они казались темно-красными от жара. Сергей окаменел, когда этот раскаленный кошмар стал приближаться к его животу и вдруг плотно прижался к обнаженной коже. Раздалось громкое шипение, взметнулся пар. Белое пламя чудовищной боли пронзило его насквозь, ударило в позвоночник, в мозг — и юноша понял, что исчезает в нем.

Он уже не ощутил, как его тело передернула дикая судорога и как оно безвольно обмякло. Но чьи-то сильные руки подхватили его, удерживая над смертью.

6.

Сергей сознавал, что с ним происходит нечто странное. Он, правда, не мог понять — что. Его тело словно горело в огне, хотя на самом деле он ничего не чувствовал. Он спал. Спал… спал… спал… иногда глубоко, иногда понимая, что ест… но никак не мог окончательно проснуться — ему было так уютно…

Он пришел в себя неожиданно. Последнее, что он помнил — дикая боль, причиненная раскаленным железом. Но теперь она исчезла, путы тоже — он был свободен и с удивлением посмотрел на себя, чувствуя себя свежим, чистым и легким. Он и в самом деле ничего не лишился — только вдоль его боков протянулись две цепочки белых пятен, словно у рыбы, а живот украсило странное, даже красивое сплетение точек и линий, похожее на географическую карту — он с удивлением смотрел на них, вспоминая, что Элари видел такие же узоры на телах сурами, но не понимал их значения. Шрамы были ещё розовые, свежие, но плотные, уже зажившие. Сергей смутно сознавал, что для этого нужно недели две, не меньше — и всё это время он спал, спал…

Сергей приподнялся на локте и осмотрелся. Он лежал на каком-то мехе, на террасе, высоко над внутренним двором цитадели, обдуваемый прохладным ветром, совершенно обнаженный, но не ощущал холода.

Обернувшись, он увидел вождя сурами, сидевшего совсем рядом с ним. Юношу пронзила мгновенная вспышка страха и стыда, но тут же он вспомнил, как сам бесстрашно разделся перед ним до последнего лоскута, а потому лишь перекатился на живот и невольно улыбнулся.

— Как видишь, я не солгал. Теперь вы знаете, кто я.

Сурами невозмутимо кивнул.

— Ты убил Ньярлата и освободил всех нас. Когда-то, очень давно, мы были такими же, как вы — одними из вас. Потом в наш мир пришли файа. Они были трусливы и слабы — они хотели владеть этим миром, но боялись сражаться. Тогда они создали нас, чтобы мы сражались вместо них. Мы не хотели быть их рабами, но Великая Машина оказалась сильнее… Теперь её нет и её дух тоже свободен. Он рассказал нам всё, но мы не были уверены в тебе — даже слабый может победить сильнейшего… случайно. Теперь мы видим, что не ошиблись и каждый сурами узнает тебя по знакам на твоем теле. Никто из нас не причинит тебе вреда. Никогда.

— Так ты говорил с Вэру? — теперь Сергей был действительно удивлен.

— Да. Он не такой, как вы. Он знает всё тайное в мире, знает то, что мы всегда должны были знать. И он не уничтожил нас по долгу крови, хотя и мог. Мы считаем, что это величайший из всех поступков. Только понимающий может отказаться от мести. Он один понял нас. Ты — такой же, как он, только младше.

Сергей был удивлен — но не этим спокойным разговором с тем, кто пытал его, а тем, что воспринимает его как нечто совершенно естественное. В отличии от Элари, он понял одну, очень простую вещь, — не бывает плохих или хороших народов, плохими или хорошими могут быть лишь отдельные существа. И даже то, как один народ относился к другому, значило немногое — друг к другу сурами относились совершенно иначе. Может быть, даже лучше, чем люди друг к другу. Он поспешил поделиться этой мыслью.

— Я не знаю, — ответил сурами. — Мы ненавидим людей. Они слабы, трусливы, злы и разрушают даже свою землю, чтобы она не досталась нам. Такие, как ты — среди них исключение и они сами убивают их. Но ещё больше мы ненавидим файа, которые создали нас такими, какие мы есть — они отняли у нас красоту, дав взамен силу. Но они очень хитры и лишили нас того, чем побеждает их собственный народ — способности мечтать. Мой народ никогда не превзойдет их — мы не можем думать, как они, не можем изменять мир, как они. Но среди них есть те, кто понимает нас.

Вдруг Сергею стало стыдно за красивое лицо и сильное гибкое тело Элари. До него несколько запоздало начало доходить, что безобразной внешности совсем не обязательно соответствует безобразная душа. Пусть сидевшее перед ним существо убивало людей и даже ело их — оно смогло понять его. И в самом деле, за что сурами было любить людей?

Он не сразу понял, что произнес это вслух.

— Мы ненавидим слабость и трусость, такими нас создали, — ответил сурами. — Мы не сможем жить рядом с вами. Всё, что мы хотим — жить на своей земле… но люди этого не хотят. И получат то, что заслужили. Эволюция беспощадна и мы — её орудие. Слабые должны уйти.

— Я тоже уйду, — тихо сказал Сергей. — Мой дом не здесь.

— Я знаю, — сурами кивнул. — Ты разговаривал… во сне. Мы поможем тебе.

— Кто ты? — спросил юноша, зная, что этот вопрос надо было задать прежде всего.

— Рларра. Я желаю тебе вернуться домой… и узнать свое настоящее имя.

7.

К удивлению Сергея, все его вещи оказались нетронуты. Пропала лишь одежда, но ему подарили новую — одежду сурами, сшитую точно по его фигуре. Облачившись в расшитую золотом тяжелую темную куртку и высокие сапоги, он почувствовал себя больше и сильнее.

— Там, куда ты идешь, твоим врагом будет холод, — сказал Рларра. — Мы бы дали тебе и оружие, но оно не нужно тебе — там, куда ты пойдешь, никого нет. А потом Анмай поможет тебе лучше нас.

Сергей смутился. Его провожала целая толпа дружелюбно настроенных сурами — среди них были их женщины и дети, напоминавшие юноше забавных зверушек — это-то его и смущало. Он сел в скиммер и поднял его вверх. Раздались прощальные крики. Ответив на них, он развернулся и помчался на север, туда, где за горами открывалось изломанное пространство пустыни. Он знал, что никогда не вернется сюда, но мысль о том, что уже три народа признали его своим, грела его сердце.

Глава 3: Дом на границе

1.

Когда-то Элари пересек пустыню Темраук пешком. Сергей помнил, чего это стоило юноше и даже стыдился того, что ни холод, ни ветер, ни хищные смерчи не досаждали ему. Но вид остался столь же безрадостным и давил на глаза и сердце, точно камень. Влияние гор Безумия уже ощущалось здесь. Лишь призрачные огни создавали в этой мертвой земле видимость жизни — и все они, казалось, стремились ему навстречу.

Его не раз будили взрывы огненных шаров, бьющихся о силовое поле скиммера. Сергей сделался пуглив и начал просыпаться среди ночи неизвестно отчего. Его, как и Элари, преследовал призрак огромного моллюска — именно призрак, поскольку юноша быстро убедился, что он не существует нигде, кроме его смятенного сознания. Но всё же, ужасы мертвой природы не шли ни в какое сравнение с ужасами жизни и он, сжав зубы, терпел их — просто потому, что у него не оставалось выхода.

Потом на его пути встали горы Безумия, слишком крутые и скалистые, чтобы скиммер мог пересечь их. Но и без того он не решался приближаться к ним — хватило первой попытки, когда его мысли начали путаться, сминаться, распадаться на части, его охватывали нелепые, бессмысленные желания — он словно глупел на глазах и едва успел повернуть обратно.

С тех пор он держал курс так, чтобы изломанные массивы камня лишь маячили на севере, не приближаясь к ним больше, чем на тридцать миль — лишь на таком расстоянии путающая мысли и не дающая думать сила отпускала его.

Потом он увидел океан. Горы Безумия вдавались в него бесконечно длинным полуостровом и Сергей не спал два дня, огибая его. Ночь над штормовым морем, когда всё исчезло в клубящейся мгле и лишь по силе кошмаров, роящихся в его мозгу, удавалось определить курс, была настоящей пыткой. Второй день, когда он, измученный бессонницей, страдал ещё и от бесконечных тошнотворных прыжков своей машины на волнах, был ещё хуже. Ему нестерпимо хотелось броситься вниз, в эти волны, и покончить сразу со всем. Если бы он не пережил испытания сурами, он бы так и поступил. Но он помнил, как доказал свое право на жизнь и это мужество вновь ожило и спасло его. Сергей добрался до каменистых россыпей берега и тут же забылся мертвым сном.

Его разбудил раскатистый рев, торжествовавший над мертвыми просторами. Он увидел, что из озера, стиснутого между глыбой ледника и каменистой мореной, — озера, в котором, казалось, не могло жить ничего, крупнее рыбы, поднялся серый толстый хобот высотой в пятиэтажный дом — он-то и оглашал окрестности этим ревом. Потом, ломая лед, поднялась чудовищная туша — не моллюска или краба, а зверя. Сергей понял, что видит ревуна и уже не сомневался, что перед ним млекопитающее или по крайней мере теплокровное существо — нечто среднее между тюленем и слоном. Оно было такое огромное, что юноша не усомнился в его способности топить самые большие корабли — оно могло легко перевернуть даже линкор, ухватившись за его борт своими громадными ластами. Была в нем какая-то ужасная игривость, никак не вязавшаяся с огромными размерами — ревун легко отламывал куски монолитного льда величиной в дом и забавлялся ими, словно погремушками.

Сергей поразился могуществу здешней природы, — она создала существо, которое человек, несмотря на все свои машины, не смог одолеть. Потом он понял, что природа здесь ни при чем. Этих чудовищных стражей северных морей создала та же рука, что вплавила в камень гор Безумия ломающую мысли силу. Та же рука, что протянула их через весь материк. Как же выглядело место, для защиты которого всё это было создано?

Юноша вспомнил видения чудовищного города, маячившие перед ним в миражах пустыни — и его охватил самый обычный жалкий страх.

Ему стоило немалых усилий с ним справиться, но всё же, он отправился дальше. Легендарная равнина Вечности оказалась простой тундрой, покрытой пятнами снега. Она почти ничем не отличалась от пустыни Темраук и Сергей без толку кружил по ней, не зная даже толком, что ищет. Он пересек её, добравшись до северного берега, где лишь ревуны резвились среди свинцовых волн и плавающих глыб льда. Он вернулся назад, к горам Безумия. Его преследовали миражи, среди которых всё чаще повторялось видение огромного города. Он бросался к ним, но всякий раз видения обманывали его — он находил поросшие лишайником камни, скалы, снег… и больше ничего.

Так прошел месяц. Сергей стал злым, отвык от человеческой речи и начал подумывать о возвращении — просто для того, чтобы пополнить запасы провизии. Но однажды машина отказалась ему подчиняться — вдруг развернулась и полетела на восток, не обращая внимания на его отчаянные манипуляции с пультом.

Вначале Сергей испугался. Он быстро понял, что скиммером управляют извне — тот строго выдерживал заданный курс, не забывая огибать препятствия. Управлять им могли лишь из места, которое он искал — и юноша успокоился. Его путь был, наконец, закончен… точнее, он только что начался.

2.

Три часа полета прошли очень быстро — Сергей почти не заметил их, думая о том, что ему предстоит увидеть и боясь этого. Но горизонт оставался девственно пуст — пропали даже миражи. Равнина, стремительно скользившая под ним, казалась неизменной.

Потом он увидел то, что вначале принял за озеро — чудовищный круг черноты десяти миль в диаметре, черноты плотной, колеблющейся, но не как волны, а как дым. Сергей до одури испугался, когда понял, что скиммер вот-вот нырнет туда… но, словно ощутив его страх, тот повернул и полетел вдоль края огромной воронки. Вскоре юноша заметил впереди похожую на БТР машину с глухим ограненным корпусом и короткими опорами вместо колес. У неё стояла единственная фигурка, явно ожидающая его. Почему-то юноша никак не мог её разглядеть — может быть потому, что в его глазах дрожали слезы. Сергей растерялся — ещё никогда ему не бывало так одиноко, страшно и, в то же время, радостно.

Скиммер приземлился, не долетев до машины всего метров десяти. Юноше показалось, что стало очень тихо. Ещё никогда на него не смотрело таких внимательных глаз. Он встал и шагнул им навстречу. И лишь потом он узнал знакомое лицо.

— Я ждал тебя, — сказал Анмай и взял его за руки.

3.

— А где Иситтала? — спросил Сергей. До этой минуты он почти не думал о ней, но теперь…

— Она осталась внизу. Нет, она тоже хотела тебя встретить, но, скажем так, она меня страхует. Ты увидишь её, когда мы доберемся до базы. Ладно. Лезь сюда, — Анмай показал на бронированный люк в борту своей машины. На стенах её тесного, но на удивление уютного салона были экраны — словно окна обычного автомобиля.

— А как же скиммер? Мои вещи и продукты? — Сергей показал на небольшой штабель.

— Их мы перегрузим, а скиммер бросим здесь, — сказал Анмай. — Он не пройдет сквозь силовое поле, да и толку от него там не будет. Давай займемся делом.

Сергей подчинился. Люк был неудобным, но вдвоем они быстро перетаскали внутрь немногочисленные коробки. Напоследок юноша вытащил медальон Иситталы из прорези на пульте скиммера, печально посмотрел на него и вздохнул. Оставаться без своего транспорта не слишком-то хотелось, но и спорить с Вэру — тоже.

Едва он забрался внутрь машины и закрыл люк, Анмай тут же взлетел. Рядом с ним на сидении лежало оружие — черное, массивное, с двумя рукоятками и плоским раструбом на конце рубчатого ствола.

— Это многорежимный лазер, — пояснил файа в ответ на любопытный взгляд юноши.

— Зачем он тебе?

— Здесь есть ещё… жители, — сказал Анмай. — Для изучения этого места мы ещё в самом начале построили базу — там сохранилось оружие и такие машины, как ни странно, все исправные. Но их защитные системы насторены лишь на живых файа. Даже у меня нет кодов доступа — эту вот машину я просто перепрограммировал. С помощью весма… моего браслета, можно справляться с некоторыми простыми устройствами. Хорошо, что я ещё по Унхоргу знал этот скиммер, переключил его на телеуправление и пригнал сюда, едва он вошел в радиус действия передатчиков. Я уже знал, что в нем — ты.

Зависнув над морем черноты, машина вдруг устремилась туда, вниз. У юноши перехватило дыхание от волнения и страха. Внутри пульта что-то защелкало. Когда машина врезалась в эту черноту, на экранах вспыхнуло ослепительное сияние. Сергей зажмурился… а когда открыл глаза — увидел то, во что не мог поверить.

4.

Да, всё было так, в точности. Невероятно огромные зеленовато-черные башни-горы теснились в колоссальной, глубиной мили в две, круглой пропасти, подпирая страшное, мутное, темно-лиловое небо, — изнанку этой черноты наверху, черноты более вязкой, чем сталь. Между башен раскинулось озеро — тоже идеально круглое, диаметром миль в пять. Вода в нем — если это была вода, а не смола или застывшее стекло — была темной, спокойной, гладкой, как зеркало, даже на первый взгляд очень глубокой. Из неё поднимался остров — башня, похожая на остальные, но в то же время иная. Она походила на конус из свившихся змей, впившихся в это жуткое небо.

Сергей, постыдно раскрыв рот, глазел на залитые мертвенным светом жилистые башни, широкие и узкие, круглые и составные. Их соединяли трубы, изгибавшиеся под, казалось, геометрически невозможными углами. Именно это поразило его больше всего. Переход от спокойствия тундры и холода заката к похожему на видение ада городу был слишком резким и он мог лишь смотреть, решив, что удивляться будет потом.

Машина Вэру снижалась, лавируя среди исполинских башен и тяжей-труб. У юноши перехватило дух — казалось, она в любой миг могла с ними столкнуться.

Они летели к тонкому, высокому шпилю, выступавшему из массива одной из громадин. Его острая вершина была срублена и её место заняла призма многоэтажного здания из темного стекла и серой стали, увенчанного множеством антенн — база файа. У её основания открылись огромные ворота — и Анмай влетел в просторный ангар. Посреди него стоял космический корабль, — похожий на самолет с короткими крыльями и угловатым, собранным из плоскостей корпусом, но Сергей сразу узнал его.

— Он настоящий? — спросил юноша, когда Анмай уже сел. Файа усмехнулся.

— Это просто челнок "земля-орбита". В принципе, на нем можно полететь на другую планету, но он создан для перевозок между звездолетом и планетами, где нет оборудованных портов. Хотя добраться на нем до Ворот мы вполне можем. Давай выходить, а то нас уже ждут.

Вспомнив про Иситталу, Сергей пулей вылетел из машины. Она ждала их у двери, ведущей, очевидно, в лифт. На вид она не изменилась и юноша жутко смутился, — жаркие и стыдные воспоминания Элари нахлынули на него. Впрочем, это ничуть не уменьшило его любопытства.

— Что это за место? — спросил он, когда они уже поднялись на самый верхний этаж и шли по просторному коридору — к счастью, без окон.

— Хали. Это город тех, кто создал этот мир — Мэйат, или даже Мроо, и он мало похож на города, что нам знакомы. Все его здания — живые… существа. Я не знаю, сколько ему лет. Может… за миллиард. Когда мы, файа, нашли его, он уже давно был пуст. Мэйат ушли в иные миры, но их город остался стоять… и будет стоять до тех пор, пока сам этот мир не превратится в прах. Для его защиты и были созданы горы Безумия. И пожиратели в морях. Вначале мы хотели поселиться здесь, даже построили тут базу, но не смогли. Тут нельзя жить.

Сергей так ошалел, что не мог ничего сказать. Анмай по его глазам понял, что юноша близок к обмороку.

— По-моему, ты очень устал, а разговор у нас будет длинный и нелегкий. Да, бросив тебя, я тебя предал… но я хотел, чтобы Иситтала была счастлива со мной. Ничего иного я тогда не хотел знать. Не знаю, сможешь ли ты простить меня. Я не хотел больше тебя видеть… но я не забыл долга чести. И я отдам его — если это будет в моих силах. Кстати, ты не хочешь поспать с дороги?

— Нет.

— Жаль. Тебе это нужно, — он что-то шепнул Иситтале и открыл одну из боковых дверей. Они вошли внутрь, но Сергей не успел рассмотреть помещения, — Иситтала подала ему чашку теплого молока. Юноша с жадностью осушил её, но там было не только молоко — ему тут же нестерпимо захотелось спать. Он едва смог добраться до отведенной ему постели, — и тут же забылся крепчайшим, без сновидений, сном.

5.

На следующий день Вэру разбудил его. Они сели завтракать втроем и под любопытными взглядами Иситталы юноше скоро стало неуютно. Анмай заметил это и увел его в свою комнату, чтобы они смогли поговорить наедине. Сергей долго рассказывал о своих приключениях. Файа безмолвно слушал его и, когда юноша закончил, ещё немалое время молчал.

— Я помогу тебе, — наконец сказал он. — Хотя ты вряд ли представляешь, насколько это трудно. Я даже не знаю, с чего начать.

— Может, с начала?

Анмай улыбнулся.

— Ладно. Ты прав, нельзя просто вот так из одной Вселенной попасть в другую. Тут не обошлось без вмешательства Мэйат.

— Проще говоря, они меня похитили?

— Можно сказать и так.

— А почему? Зачем?

— Я кое-что знаю о Земле — не очень много, но всё же… Там ты был… не вполне обычным. Это не так просто объяснить, но я постараюсь. Вряд ли ты знаешь… старение и смерть генетически запрограммированы у любого живого существа, но иногда это программа… не включается. Что-то в наследственном аппарате дает сбой. Редко, но так бывает.

— Значит, на Земле я был… бессмертным?

— В буквальном смысле — нет. Ты бы просто не старел — и перестал бы расти в возрасте лет пятнадцати. Но признаки этого появляются гораздо раньше и именно поэтому тебя засунули в больницу. Мэйат не хотели, чтобы люди узнали об этом и похитили тебя. Выманили на открытое место — ты вряд ли это понял — и подобрали.

— Как это — выманили?

— Они послали колонию своих микроскопических разведчиков, нанетов, чтобы управлять твоим сознанием… незаметно.

— Но зачем?

— Возможно, чтобы не дать людям напрасной надежды. Но для этого им было куда проще тебя просто убить. Ради тебя они пошли на большие… хм… расходы. Видишь ли, на Земле ты вряд ли был бы счастлив. Генетический сбой не наследуется, он не даст тебе неуязвимости или здоровья — ты бы болел и был так же уязвим, как все другие люди, с одной лишь разницей — ты бы не старел. Если бы это открылось — тебя разобрали бы на части, чтобы понять, как это происходит, или просто прикончили из зависти. Большинство бессмертных успевает это понять и потому они прячутся. Вечная юность — совсем не такая веселая вещь. Твоя психология, физиология — всё это оставалось бы подростковым, прибавлялся бы лишь жизненный опыт, а это не слишком веселое сочетание. Бессмертный должен таиться, жить как можно незаметнее, и его видимый возраст лишь добавляет ему трудностей. Он не может жениться, сделать карьеру, стать известным, богатым и так далее. Обычно он скитается, время от времени находя себе хранителя — какого-нибудь пожилого одинокого человека — и живет у него, или теряется в каком-нибудь крупном скоплении молодежи — там, где общество не проявляет особого внимания к тем, из кого состоит. Жизнь течет мимо бессмертных и они становятся её историками… хронографами… их комнаты забиты старыми тетрадями с описаниями давно забытых мелочей прошлого, дневниками… к этому можно привыкнуть… наверное. Они очень одиноки — мутация столь редка, что встреча двух бессмертных — дело почти невероятное. Да и случись она — они не смогут узнать друг друга. У них нет никаких отличительных признаков. Выявить бессмертного можно лишь длительным наблюдением — действительно длительным, минимум в несколько лет. Но там, у вас, бессмертным с каждым годом становиться всё труднее скрываться. Когда человек не взрослеет, это замечают быстро. Мэйат хотели помочь тебе… возможно, даже спасти тебя от смерти — на свой манер. Ведь любая юная жизнь воистину заслуживает спасения — любой ценой, даже столь высокой, как эта.

— Но тогда какой смысл был спасать меня на Земле, чтобы здесь сурами отрубили мне голову?

— Я думаю, что намерения тех, кто похитил тебя, не были злыми. Но им пришлось действовать поспешно, а торопясь даже они допускают ошибки. К тому же, они совершили эту экспедицию вовсе не ради тебя, и даже не ради твоего мира, а ради изучения всей твоей Вселенной. Эта экспедиция была великим делом — но для них ты был просто одним из неисчислимого множества образцов, мелочью, о которой в суматохе могли просто забыть и которая по недосмотру попала не в те руки. В могуществе они равны богам, — но разве ты слышал, чтобы все боги были добрыми? Кто-то из них сбросил тебя сюда — ради гнусной забавы. Потом произошло слияние двух ваших душ — вот этого они никак не ожидали, но так возникла совершенно новая личность, соединившая лучшие качества двух первых. Это ты. Вот как твое похищение выглядело со стороны — точнее, должно было выглядеть.

Анмай коснулся браслета и на стене засветился экран. Это был поток не только изображений, но и чувств — Сергей словно оказался там, внутри…

…В сумрачной, холодной пустоте возник свет — голубоватая размытая туманность. Она тут же стянулась в шар, вспыхнув сверхсолнечным ярким сиянием. Через секунду шар разорвался на части, потускнел и погас, разметанный вихрящейся пустотой. Из неё вынырнула огромная темная масса, — удлиненный эллипс с размытыми краями. Его смутная поверхность вращалась с непредставимой скоростью. Очень далеко сияла одинокая звезда — так далеко, что даже свет от неё шел сюда полгода.

Сергей ощутил исходящий из темной глубины взгляд — взгляд, от которого ничто не могло укрыться. Вдруг на оси эллипса сверкнула мгновенная вспышка, и отделившийся от него корабль умчался прочь, окруженный стремительно тающим голубым ореолом, такой же темный, но с почти четкими очертаниями, похожий на толстый равносторонний треугольник со скругленными углами и гранями, более выпуклый сверху, чем снизу. Он мчался к звезде, разгоняясь с таким ускорением, что любое живое существо на его борту было бы мгновенно расплющено. Но там не было живых существ.

Уже далеко позади эллипс вновь ярко вспыхнул и исчез, но Сергей едва это заметил. Он ощутил этот полет, длившийся почти год, а потом — увидел свой родной мир. Он видел методические прыжки невидимого наблюдателя, чувствовал его взгляд, от которого не ускользало ничего… мгновенные броски вниз, за избранными образцами… размышления… беспрерывная работа, продолжавшаяся почти полвека. А потом — вновь год полета в ледяной пустоте, к тому месту, где в яростной вспышке света вновь вынырнул из небытия эллипс.

Треугольник на секунду завис, словно приветствуя его, а затем нырнул вглубь и сразу исчез, не оставив ничего, кроме мгновенной вспышки. Потом эллипс начал сжиматься, приобретая нестерпимо четкие очертания и одновременно окутываясь стремительно разгоравшимся ореолом. Внезапно, вспыхнув как солнце, сияние иглой вытянулось к одной из бесчисленных звезд и, неистово завихрившись, погасло, оставив лишь сумрачную пустоту.

6.

Сергей какое-то время молчал. Теперь он хотя бы отчасти начал догадываться, что с ним произошло — именно догадываться, а не понимать, потому что понять такое было выше его сил.

— Что мы сейчас видели? — наконец спросил он.

— Нечто вроде новостей. Передача предназначалась не для нас, но я смог её расшифровать — всё равно, делать тут больше нечего… Конечно, ни одно живое существо не могло пережить такой полет. Ты совершил его в виде записи… информации, а потом твое тело было вновь восстановлено. Правда, оно вскоре разрушилось, — а тело Элари так же подвержено старению, как и все человеческие тела… в абсолютном большинстве.

— Но кто эти Мэйат?

— Кто? Ну, это не так просто объяснить. На Земле тоже знают про них… отчасти. Они — не люди.

— А кто?

Анмай оживился. Он снял с полки окованную медью здоровенную книгу. При виде чеканных узоров на её верхней крышке неробкого Сергея пробрала дрожь. Файа открыл книгу и быстро взглянул на юношу.

— Это написал человек с Земли. Его звали Говард Лавкрафт. Он выражался в довольно аллегорической форме, но в общем близко к истине.

Анмай опустил глаза и с выражением стал читать:

— "Не должно думать, что человек есть либо старейший, либо последний властелин Земли и что жизнь есть только то, что ему ведомо. Нет же — Боги Глубокой Древности пребудут ныне, присно и во веки веков. Не в пространствах, что нам ведомы, но между ними ходят Они, неизменные в своем властном спокойствии, лишенные измерений и невидимые для нас. Йог-Сотот знает ворота. Йог-Сотот — это ворота, это ключ и это Страж. Прошлое, настоящее и будущее — всё в руке Йог-Сотота. Он знает, где Боги Глубокой Древности прорвались сквозь сущее и где Они прорвутся сквозь него вновь. Он знает, где Они ходили по полям Земли и где Они ходят до сих пор и почему никто не может увидеть Их в Их время. Только по Их духу можно понять, что Они — здесь, рядом, но человеку не дано даже представить себе полностью Их облик. Невидимые и смердящие бродят Они в пустынных местах, где в Их пору произносятся Слова и свершаются Обряды. Ветер несет Их голоса и земля поглощает Их откровения. Они сокрушают горы и пожинают города, но ни городу, ни горе никогда не дано увидеть поражающую их десницу. Кадаф в ледяной пустыне узнал Их — но кто из людей знает сейчас, где Кадаф? Великий Ктулху приходится Им названным братом, но и он может видеть Их только в тумане. Лишь по духу Их вы узнаете Их. Их руки лежат у вас на горле, но вы не видите Их и место Их лежит за невидимым порогом, который охраняет Йог-Сотот — ключ к замку, где смыкаются сферы. Человек властвует сейчас там, где некогда властвовали Они. И однажды Они будут властвовать там, где сейчас властвует человек. За зимой приходит лето, но за летом приходит зима. Они ждут, могущественные и терпеливые, и однажды навеки пребудет Их царствование".

— Откуда тут это? — спросил Сергей. Он лишь сейчас заметил, что всё его тело бьет дрожь.

— Знания иногда сами рассеиваются в пустоте, подобно свету. Они проникают в сны, но мы не в силах понять их. У реальности есть зримые отражения.

— Нет, что это за место на самом деле? И как далеко я от дома?

— Долго объяснять. Скажем так — на расстоянии геологической эры, если говорить о времени света, но в той же галактике, что и Уарк, мой родной мир…

Анмай помолчал.

— Вселенная очень велика. И не везде одинакова, Сергей. Древнейшие и могущественные расы властвуют в разных её частях и в каждой — разная физика… разная реальность. Они воюют друг с другом и эта война будет продолжаться, пока всё мироздание не будет разрушено и пересоздано вновь. Древние живут очень далеко от твоей родины — кстати, и от моей тоже — так далеко, что за всё время существования Вселенной свет не успел бы до неё дойти. А Земля к тому же находится на другой стороне… ну, да это ты уже знаешь. Наше черное солнце — то, что вы называете Звездой — на самом деле Ворота Соизмеримости. Они ведут в вашу Вселенную… и ещё во множество других. Они скрыты в искусственном пылевом мешке и потому невидимы для других миров. Их построила сверхраса Мэйат миллиард лет назад. Это Сверх-Эвергет, машина, которая творит немыслимую для нас, но привычную для них физическую реальность. Без неё ничего этого не было бы. Она — как бы граница наших реальностей, наших физик… — Анмай замолчал.

— Мэйат давно ушли в иное мироздание, — сказал он через пару минут, — но их машины — их дух — остался. Это не просто машины — они чувствуют, растут, мечтают… но они мертвые, Сергей. Они вообще никогда не были живыми. Эти две планеты для них — всё равно, что кинозал на крейсере. Примерно, так. Вы, ваши жизни, ваши смерти — для них лишь развлечение, в принципе, для них не нужное. Я не знаю, зачем они провели эти миры сюда через Ворота. Когда сюда пришел мой народ, они были пусты… уже пусты. Это мы, файа, привезли сюда людей… и создали сурами. Сейчас мой народ — это тоже машины, разумные машины… как та, которой был я.

— Значит, Ирулана тоже обитаема? — спросил удивленный Сергей.

— Конечно. Но на ней живут… ну, это надо видеть.

Анмай вновь прикоснулся к браслету и на экране появилось странное существо — нечто вроде толстого ствола дерева на широкой подошве, с множеством ветвей-щупалец. С верхушки "дерева" на юношу пристально смотрели восемь громадных синих глаз. Сергея передернуло.

— Их рост — около пяти метров, — пояснил Анмай. — Многоразличие Вселенной бесконечно… как и её обитателей.

— Значит, мой народ… и твой… и этот… их игрушки?

— Нет. Не мой. Сейчас Файау, общность файа, и Мэйат, Древнейшие — союзники… больше, чем союзники. Они совместно населили эти миры, а для чего… откуда я знаю? Может, просто для того, чтобы узнать, какие мифы вы сочините про свое мироздание. А может, для того, чтобы во Вселенной стало на два обитаемых мира больше. Какая разница?

— Так как мне вернуться домой? — Сергей, наконец, перешел к главному.

— Так же, как ты попал сюда. Но это будет нелегко. Очень. Нэйриста — та… машина… общность Мэйат, что изучала ваш мир, прибыла из их Вселенной и в неё же вернулась. Здесь она задержалась лишь ненадолго. В принципе, тебе может помочь мой народ, — но кто полетит в другую Вселенную, чтобы вернуть домой украденного мальчишку? Им нужна более серьезная причина. Я могу попробовать их убедить — ведь я не единственный Анмай, есть и другие… но для этого мне надо хотя бы с ними связаться! А для этого мне нужен Эвергет. Тут, в этом городе, его нет, а там… там мы будем в полной их власти.

— И ничего нельзя сделать?

— Нет, почему — сделать можно много. Мы можем полететь к Воротам — хотя это опасно, конечно — и передать сообщение, используя их системы. Корабль у меня есть. Но мы не сможем улететь оттуда, и, если файа не ответят — нас там просто убьют. Ведь Ленгурья — лишь кроха по сравнению с миром Ворот — а там живут существа, которые дышат смертью так же, как мы дышим воздухом. Ты вряд ли понимаешь, где окажешься и с кем нам придется сражаться. Видишь ли, Древним Богам не обязательно быть живыми. Это могут быть и машины. А это чужие машины… и мы для них чужие. Они не поймут нас. Всё непонятное они уничтожают… в лучшем случае. Или… делают понятным для себя. А это страшно, Сергей, если что-то мертвое, не понимая твою сущность, начнет менять её…

— Мне непонятно! — юноша окончательно запутался.

— А ты думаешь, мне понятно? — Анмай отвернулся. — Они хуже, чем враги: они равнодушные. Им всё равно, существуем мы, или не существуем. Мы не сможем понять их побуждений, они — наших. Для них мы игрушки — но когда-то именно подобные нам создали их. И мы заставим их это вспомнить.

Глава 4: Что значит имя?

1.

На следующее утро Сергея разбудило чудовище в длинном темном одеянии, из-под которого выглядывали лишь высокие сапоги. Поверх него был надет гибкий панцирь из массивных, глянцево-темных пластин. Броня покрывала плечи и руки от локтей до запястий, пластины поменьше защищали кисти рук. Голова тоже была металлическая, из насекомообразной морды росли три пары рогов, огромные глаза — совершенно черные, пустые и стеклянные.

Вначале Сергей испугался этого создания, но тут же заметил ещё кое-что. На левом его запястье был браслет — совсем как у Анмая, и силовой пояс, тоже как у Анмая. Создание откинуло свою морду вверх, почесало нос и улыбнулось.

— Что это? — спросил юноша, показывая на правую руку Вэру. Два толстых рубчатых браслета — у локтя и запястья — удерживали на ней узкое, массивное устройство из темного металла.

— Ваджра. Наручный лазер.

Анмай сделал незаметное движение и гибкий сердечник с лязгом выскользнул из панциря, прильнув к указательному пальцу файа. Пронзительно-яркий прицельный луч запрыгал по стенам, повинуясь почти незаметным поворотам руки. Ещё движение — и сердечник, щелкнув, вернулся на место. Анмай растопырил пальцы. Из-под металлических пластин выскользнули двухдюймовые изогнутые когти. Их внутренние края были остры от основания до кончика.

— Боевое снаряжение должно вселять ужас во врага, — сказал Анмай. Когти с лязгом вернулись на место. — Ладно, одевайся, мне нужна твоя помощь.

— Что, мы уже отправляемся? — спросил Сергей.

Файа усмехнулся.

— А чего ждать?

2.

— План действий, в общем, несложный, — сказал Анмай, когда они уже шли по коридору. — Сначала мы заглянем в оружейное хранилище, потом сядем в челнок. На нем можно будет пробиться к управляющей сути Ворот. Потом, если повезет, мы найдем поблизости укромный уголок и будем сидеть там, пока не подойдет помощь.

— А если не подойдет?

Анмай пожал плечами.

— Тогда мы встретимся с Создателем… если он существует, конечно. А если нет — просто исчезнем. Это достаточно понятно?

Сергей кивнул и вдруг ощутил острый укол вины — он не боялся рисковать собой, но рисковать любимой друга… Впрочем, он понимал, что Иситтала сама готова на всё, лишь бы сбежать из этого жуткого города, да и чувство вины за тот постыдный побег из долины Лангпари изрядно отравляло жизнь пары.

Они спустились в ангар и сели в летающую машину Вэру. Сергей спросил, за счет чего она держится в воздухе — никаких заметных двигателей у неё не было. Он думал об антигравитации, но Анмай разочаровал его: по принципу действия это был обычный вертолет, только роль винта играло силовое поле.

Покинув ангар, машина вновь принялась петлять между исполинскими башнями, но на сей раз полет оказался недолгим. Вскоре она нацелилась на платформу — выступ огромной, как гора, башни, скользнула вниз, зависла над ней и опустилась. Ореол взвихренного воздуха вокруг неё погас и они выбрались наружу.

— Пошли, — сказал Анмай. — Только не отставай и не смотри особенно по сторонам. Иначе глаза у тебя могут не только вылезти на лоб, но и двинуться выше.

Сергей усмехнулся, сжимая его руку. Ватная, мертвая тишина ощутимо давила его, словно камень… как и мертвый лиловый свет.

Они вошли в просторный цилиндрический туннель, ведущий вглубь башни. Его неровные зеленоватые стены пронизывали толстые прозрачные жилы, в них беззвучно скользили отблески и тени, едва освещая этот сумрачный проход. Между ними зияли арки проемов, люки или двери, похожие на закрытые рты.

Сергей покосился на Вэру — он чем-то странно соответствовал такому окружению. Юноша вздохнул. Ему не хотелось отводить взгляд от невозмутимого лица файа — наверное, потому, что оно одно осталось неизменным, когда все его представления о мире разлетелись вдребезги и были собраны вновь.

Высокий просторный коридор оказался очень длинным, с множеством изогнутых ответвлений. Сергей быстро запутался в туннелях и уровнях здания и уже с трудом представлял, куда именно они идут.

— Зачем вы устроили арсенал здесь? — наконец спросил он.

Анмай усмехнулся.

— Не здесь. Внизу.

— Но зачем?

Анмай пожал плечами.

— Это была наблюдательная станция, вообще-то. А потом в неё стащили всё опасное — так и получился арсенал. Кстати, мы уже почти пришли.

Широкий люк в полу коридора вел прямо в один из лифтовых стволов башни. Сам спуск был недолгим — маленькая серебристая платформа, совершенно ни к чему не прикрепленная, понеслась вниз с такой скоростью, что вырвалась у них из-под ног. Через пару минут их крепко прижало к ней, когда она остановилась. Они вышли в коридор, расположенный, как показалось Сергею, доброй милей ниже. Здесь было жарко и душно, полутемные туннели сплетались с пронизывающими их трубами. Он слышал слабый гул, пробивавшийся откуда-то снизу — наверное, с самых нижних ярусов, из толщи единого фундамента-днища, на котором стояли все башни. Стены здесь покрывали невообразимые органические узоры — темные или сочащиеся нездешним зеленовато-голубым сиянием. Некоторые из них двигались.

Глядя на всё это, Сергей думал… точнее, пытался думать. У него не было сил на лишние размышления — большая их часть уходила на то, чтобы его мысли оставались человеческими. Раньше он не знал, что его мышление настолько зависит от того, что он видит. Впрочем, в этом бесконечном разнообразии форм он всё равно ничего не понимал. Всё, попадавшееся на пути, было столь чужим, что с трудом воспринималось как реальность.

Наконец, они подошли к громадным круглым воротам — диафрагме из толстых стальных плит, несомненно, чужеродной для этого места — она была врезана в грубо обрубленную твердую плоть жилистых стен.

Анмай приподнял запястье, вдавил сегмент браслета пальцами правой руки и на миг прикрыл глаза. Раздался рокот. Массивное внешнее кольцо диафрагмы начало вращаться, её изогнутые плиты-лепестки поползли в стороны. Между них брызнул яркий белый свет. Через несколько секунд им открылось длинное, просторное помещение с рядами дверей и труб вдоль стен.

Анмай, опять с помощью браслета, открыл одни из боковых ворот. За ними тоже тянулся просторный не то зал, не то туннель, загроможденный контейнерами.

— Это там, — файа вновь коснулся браслета и на секунду закрыл глаза.

— Что ты делаешь? — спросил Сергей.

— Отключаю защиту. Вот, всё. Пошли. Мне одному всё равно с ним не справиться…

Они прошли вглубь зала. Анмай открыл один из небольших контейнеров и Сергей увидел странное устройство, похожее на громадный металлический цветок.

— Что это? — спросил он, когда Анмай выдвинул из боковины контейнера небольшую панель и начал проверять устройство.

— Квантовый дезинтергатор — лучшее, что тут есть против… сущностей. Не знаю, правда, будет ли от него толк… там. Ладно, теперь помоги мне, я один его не утащу…

Через несколько минут они вытащили тяжеленный контейнер к лифту и помчались вверх по его узкой, оплетенной жилами шахте.

3.

Сергей весь взмок, пока тащил контейнер от лифта до посадочной площадки — ему пришлось отдуваться одному. Анмай настороженно осматривался вокруг и юноша чувствовал себя довольно-таки глупо. Наконец, они впихнули контейнер в грузовой отсек машины и залезли в неё сами. Когда она вернулись в ангар базы, Анмай даже не стал сажать её. Он подлетел прямо к кораблю, секция его днища опустилась, машина приземлилась на неё — и в один миг оказалась в грузовом отсеке.

Рубка корабля поразила Сергея пустотой — кроме экранов и сидений пилотов в ней больше ничего не было, если не считать ожидающей их тут Иситталы. Она тоже была в броне, но без шлема.

— А где пульт управления? — удивленно спросил юноша. Его сознание не поспевало за событиями и всё происходило, словно во сне.

— Управление тут, — Анмай показал на браслет. — Без весма оно не действует. А теперь сядь в кресло и пристегнись!

Юноша подчинился. Анмай уютно скрестил руки на животе и закрыл глаза. Сергей не представлял, как можно лететь с закрытыми глазами… но это работало. Под ними загрохотало, в окнах-экранах взметнулась пыль и пламя. По едва ощутимым покачиваниям корабля Сергей неожиданно остро ощутил, что под ними больше нет опоры. Спинка кресла нажала на его лопатки — и они понеслись.

4.

Массив центральной башни Хали вдруг занял полнеба. На выпуклой стеклянистой стене у её верхушки открылось подобие рта, выдохнувшего лиловое облако — похожее на светящийся туман, но страшное. Сергей не удивился, когда Анмай мгновенно развернул корабль так, что перед ними осталось лишь небо, и дал полный ход.

— Что… — успел сказать юноша прежде, чем перегрузка выжала весь воздух из его груди.

— Это страж! — Анмай ещё как-то мог говорить. — Я сдуру подошел слишком близко к генераторам! Теперь повезет, если просто уйдем живыми!

Сергей больше не мог спрашивать — он мог протолкнуть в себя ровно столько воздуха, чтобы не задохнуться. У него почему-то потемнело в глазах, он ничего не видел и это было обидно до слез — ему очень хотелось увидеть этот мир сверху. За грудиной родилась жгучая боль, но его душу сжигала боль куда более сильная — если ему, в общем-то сильному юноше, едва удавалось дышать, то каково же приходилось Иситтале?..

Он не знал, сколько минут это длилось, но потом он упал и стал падать… и падать… и падать…

Юноша с трудом сдержал испуганный крик и с ещё большим трудом — позыв к рвоте. Его желудок, словно воздушный шар, рвался вверх, безжалостно нажимая на солнечное сплетение — изнутри и это было почти невыносимо. Сергей полностью потерял ориентацию, он чувствовал, как кровь приливает к голове, пока ему не начало казаться, что его повесили за ноги. Он чувствовал ремни, прижимавшие его к креслу и был настолько уверен, что оно перевернулось вверх тормашками, что закрыл глаза. Ему мучительно хотелось выскочить из своей кожи.

— Это невесомость, — Анмай отделился от своего кресла и теперь плавал под потолком. — В космосе всегда так. Считается, что это очень приятно… наверное, если хорошо привыкнуть.

— А долго надо привыкать? — выдавил Сергей. Ему всё ещё казалось, что кто-то давит ему коленом точно между ребер. — Если долго, то я, пожалуй, сойду с ума.

— Недолго. Сутки или двое. Обычно.

— А ты много летал?

— Ну… если в общем… это первый раз. То есть, я отлично знаю, что делать, но сам я не летал. Разве что в мечтах. Я имею в виду это мое воплощение. Другие… другие Вэру… наверняка летали больше. Особенно первый. Он… — Анмай помолчал. — Я чувствую, что во мне… чего-то не хватает. Но не могу вспомнить. Чего-то очень важного… самого важного… — его лицо вдруг мучительно исказилось и это неожиданно больно задело юношу. Он попытался представить, каково сознавать себя копией истинного существа, одной из множества, но не смог.

— Теперь у нас только один шанс, — совершенно другим, спокойным голосом сказал файа. — Мы направляемся к Воротам, но не сможем войти в них — нас вынесет к Центральной. Там каждый сам выбирает свой путь, а наш корабль для этого не приспособлен… мы просто погибнем. Нужно найти центр управления и оттуда связаться с Файау. Сразу скажу — это маловероятно. Я плохо помню, что там. Могу представить… но не точно. Там всё живое… разумное… короче, сам увидишь.

— А как… как Иситтала? — юноша наконец догадался спросить о главном.

— Надеюсь, что в порядке. Ведь женщины вообще выносливей мужчин… впрочем, неважно.

Сергей уже достаточно опомнился, чтобы открыть глаза. Пускай голова ещё кружилась, но любопытство жадно требовало вобрать в себя весь окружающий мир. Вначале изображение на экранах показалось ему мешаниной цветных пятен, потом он понял. Небо стало серо-черной смутной поверхностью, похожей на плотный дым ночью. В нем угадывались струйчатые течения — реки смутно светящейся пыли. Зрелище было одновременно безвидным и пугающим — ведь он смотрел на предел этого мироздания. А то, что он вначале принял за клочок голубого неба — то был мир Элари. Сергей видел чисто-белые, тончайшие резные облака, под которыми смутно угадывались очертания морей и континентов. Он попытался понять, над каким местом они пролетают, но не смог. Моря были, как и положено, синими, но суша не зеленой, как ему думалось, а рыжей. Лишь кое-где виднелись темные пятна, которые могли быть лесами, а могли и озерами. Никаких городов, полей, дорог с такой высоты уже не было видно. Изображение под ними медленно двигалось, такое подробное и красочное, что у юноши просто захватило дух. Хотелось смотреть и смотреть на это не отрываясь.

Наконец он опомнился и попытался отыскать солнце, так ярко освещавшее землю под ними, однако тщетно. Его нигде не было. Зато он увидел Звезду — черный провал на темном фоне, окаймленный тусклым лиловым ореолом. Он выглядел на удивление зловеще и Сергей поёжился, вспомнив, что туда они и направлялись.

Это походило на сон — он путешествовал в космосе, словно в своих детских мечтах. При этой мысли ему стало на удивление хорошо — хотя его щеки и уши ещё горели от прилившей к голове крови.

— Солнце? — Анмай на миг задумался после его вопроса. — Мы уже вышли из его светового конуса. Тут всё искусственное, не забывай. Настоящее было бы размером со Звезду или еще больше. Жаль, что Элари не видел настоящих звезд — и уже никогда не увидит.

5.

Очень скоро жизнь на корабле вошла в нормальную колею. Разгоняя его, Анмай включил двигатель на малую тягу и на борту появилась слабая, но всё же ощутимая сила тяжести. Теперь Сергей мог ориентироваться и сразу почувствовал себя гораздо лучше. Слабая гравитация оказалась удивительной, куда более приятной, чем невесомость. Едва придя в себя, он сразу же обшарил весь корабль. Впрочем, тот был невелик и кроме рубки, грузового ангара, жилой каюты и шлюза других помещений в нем не нашлось. Большую часть корпуса занимали двигатели, установленные в корме за глухой переборкой и разная аппаратура, спрятанная между двойных стенок обшивки. Ещё был узкий коридор меж наглухо отгороженных отсеков посадочных двигателей, соединяющий жилое помещение с ангаром и такой же коридорчик на корме. Стоявшие в нем устройства доставили юноше немало неприятностей. Есть и пить в невесомости оказалось нетрудно, но вот отправление нужд было сопряжено с большими сложностями. Когда Сергей просто попытался вымыть руки, то облился с ног до головы и чуть не захлебнулся, когда расползшаяся по коже вода полезла в нос.

— Недаром на большинстве космических кораблей есть искусственная гравитация, — сказал Анмай, когда перестал смеяться. — Но наш для неё слишком мал.

— А у нас хватит горючего, чтобы долететь до цели? — спросил сразу нахмурившийся Сергей.

— Горючего здесь нет. Наши двигатели получают энергию от реактора и для создания тяги разгоняют инертную массу. Её хватит, чтобы погасить орбитальную скорость и сесть внутри Ворот, но не больше. Это билет в один конец.

Сергей вдруг потерял интерес к дальнейшим расспросам. Он даже не представлял, что его желание вернуться домой приведет к таким сложностям. Если бы он знал, он бы отказался от помощи Анмая и Иситталы… но теперь оставалось лишь надеяться на лучшее.

Анмай говорил, что всё путешествие продлится тридцать шесть часов — вроде бы небольшой срок, но он растянулся, казалось, до бесконечности. Вэру вовсе не управлял кораблем — тот летел по заранее заданной программе. Большую часть времени он проводил с Иситталой, которая и впрямь переносила этот полет куда легче, чем мужчины. Сергей, боясь помешать паре, подолгу просиживал в рубке, стараясь свыкнуться с мыслью, что вскоре вернется в свой родной мир. Это было легко, поскольку он не мог в это поверить.

Через два часа после старта они прошли мимо одного из спутников — единственных знакомых Элари звезд. Вблизи спутник ничем не походил на звезду — Сергей увидел плоскую решетчатую платформу длиной в несколько миль, с множеством надстроек, антенн и телескопов.

— Они могут разглядеть на поверхности Ленгурьи даже муравья, — пояснил Анмай. — Мы все были там, как на ладони. Это построено моим народом, но вся эта техника давно устарела и почти не действует.

С каждым часом Ленгурья и Ирулана медленно отходили назад, становились всё меньше, а Звезда — всё больше, заполняя полнеба. Её тусклое лиловое свечение и острые пики, поднимавшиеся к ним из глубины, внушали юноше страх. Что бы там не говорил Анмай о его инстинктах — Сергей чувствовал, что там страшное место и его нужно обходить стороной. Впрочем, у него больше не было выбора — оставалось лишь пройти предначертанный им себе путь.

Наконец, настал час, когда планеты-близнецы — он так и не научился их различать — скрылись за пиками Звезды. То было пугающее зрелище — два нежных голубых диска словно насадились на острые черные шпили, а потом исчезли. Лишь тогда Сергей начал осознавать чудовищный размер сооружения, к которому они направлялись — осознавать, а не чувствовать, потому что почувствовать его было невозможно.

В назначенный час граненые шпили расступились. Сергей увидел многогранную шахту, ведущую в полую сердцевину громадины, такую большую, что в неё прошел бы целый мир. На её дне переливался сине-радужный свет — словно разводы на мыльной пленке, но ярче, гораздо ярче. Свет завораживал, манил, звал — а они падали к нему.

Анмай увеличил мощность двигателей, чтобы они действительно не упали туда. Теперь на борту была почти нормальная тяжесть и юноше казалось, что путешествие уже подходит к концу — сейчас они нырнут в этот свет… и окажутся дома.

— Ну, я-то не окажусь, — вздохнул Анмай, когда Сергей поделился с ним своими чувствами. — Я даже не знаю, где мой дом. Моей… моей родины больше нет. А мир, в котором я вторично родился на свет, теперь совершенно чужой. Здесь… я не знаю. Но мы не должны входить в Ворота — если нас не разорвет при входе, то выйти мы можем где угодно. Про эти Ворота говорят — "из одного во всё". Это правда. А главное — даже если мы попадем на теневую сторону, до Земли останется ещё около ста двадцати миллионов световых лет. Ты можешь представить, сколько займет это путешествие при нашей нынешней скорости?

Сергей мог и потому обиженно замолчал. Но его родной мир казался таким близким… попросту, ему не хотелось оставаться внутри Звезды — он был готов лететь угодно, но только не сюда. Впрочем, другие не разделяли его предчувствий и, когда Анмай вновь резко изменил курс, юноша переменил свое мнение.

Изнутри Звезда была удивительной — острия её шпилей, словно отраженные внутрь, касались углов вложенного в неё двадцатигранника из линий режуще-синего огня и переливающейся бледнорадужной пленки. Иногда она словно проваливалась в глубину и смятенным глазам юноши представала бездна, в которую падал струящийся свет… всё… всё мироздание.

— Это и есть Ворота Соизмеримости, — сказал Анмай. — Даже я не могу понять их природы. Они ведут как бы внутрь пустоты, в дополнительные, искусственно созданные измерения, в туннели, соединяющие эти Ворота с другими. А это, — он показал на истончавшиеся до невидимой остроты шпили, касавшиеся углов призрачного многогранника — только балластная сфера. Иначе портал начнет двигаться… я не могу это толком объяснить, у меня нет нужных слов… да и времени тоже.

Он говорил правду — здесь не было прямого пути. Приходилось всё время лавировать между шпилями. Никакой инертной массы не хватило бы на такое, но их выручали силовые поля, заполнявшие здесь всё пространство и окружавшие Звезду — именно они создавали её мрачное лиловое свечение и без знаний Вэру они бы не прошли сквозь них. Теперь корабль двигался как песчинка под напором могущественных внешних сил — Анмай мог лишь отчасти управлять им, лавируя силовым полем корабля, словно парусом яхты.

Он делал это с немалым искусством и всё же мощь сил, изгибавших и скручивавших их путь изрядно им досаждала — иногда Сергей ощущал себя мухой в погремушке. У него появилась привычка всё время держаться за что-нибудь, а в отсутствие опоры — судорожно нашаривать её и вцепляться руками и ногами. Она привилась на удивление легко и крепко — после нескольких сокрушительных ударов о стены, украсивших его спину и зад живописными синяками.

Ещё больше им досаждала жара — температура снаружи превышала пять тысяч градусов и их спасала лишь разреженность среды, через которую они проносились. Но укрыться от излучения Ворот было негде — охладители корабля работали с предельной нагрузкой и не справлялись. Внутри было чудовищно жарко и все они свели свои одеяния к повязкам из легкой ткани вокруг бедер. Но Сергей, наплевав на стыд, охотно обошелся бы и без неё — уроженец Сибири, он всегда плохо переносил жару.

Впрочем, ему становилось легче, когда он видел почти нагую Иситталу — она была поразительно красива и он тайком любовался ей, отчаянно смущаясь.

Полет внутри Звезды занял всего несколько часов, но юноше они показались вечностью. Лишь силовые поля спасли их от падения в Ворота — именно в них, почти невесомых на вид, была сосредоточена основная масса Звезды. Наконец, на противоположной стороне от входной, они увидели ещё одну шахту, гораздо меньше. Она вела в сумрачную многогранную полость, в которой плавал серый металлический шар. Всё это казалось небольшим и лишь по медлительности их движения Сергей начал представлять размеры. После полета над струящейся бездной, в которую проваливалось мироздание, ему начало казаться, что они приближаются к сердцу Вселенной, к месту, откуда движется всё. Сергей не мог объяснить своих чувств. Теперь вся его прежняя жизнь на Земле казалась ему совершенно бесцветной и неинтересной, словно жизнь растения или ежа. Он не мог поверить, что мог умереть, не увидев всего этого. То, что люди умирали, не увидев Ворот, теперь казалось ему чудовищной несправедливостью.

— Это и есть центр управления, — показывая на шар сказал Анмай. — Собственно, Ворота могут обойтись без него, так что это не совсем управляющий центр. Это опора, якорь… нет, не могу объяснить. Когда я был машиной, я это знал. Его диаметр — около двух тысяч миль, но это не планета. Это скорее похоже на погасшую звезду или белый карлик — там несколько слоев, всё более плотных… никаких машин в нашем понимании здесь нет. Я не помню полностью его устройства, но здесь есть уровень для… для живых существ. Мы должны найти вход.

Маневрируя среди силовых полей — инертная масса для двигателей давно кончилась — они вышли на орбиту вокруг шара. Его поверхность покрывал сложнейший, бесконечно повторяющийся во всё меньших деталях узор. Однако Вэру, действуя скорее по интуиции, чем по памяти, всё же нашел вход — на сей раз не шахту, а квадратный туннель, прорезанный в монолитном выступе размером с гору — одной из самых крупных деталей чудовищного узора. Когда корабль нырнул в него, Сергей увидел, что туннель огромен — но это была узнаваемая огромность. Они оказались среди привычных масштабов.

Туннель выходил в кубический зал с мягко блестевшими стенами, без малейших признаков других входов. Снаружи едва пробивался бледный свет Ворот и зал казался полутемным. Когда они сели, башмаки опор неожиданно ушли в монолитный металл, словно в сыр.

— Здесь всё из живой… пожалуй, это можно назвать нанометаллом, — предупредил Анмай. — Зато есть воздух и довольно прохладно. Похоже, нам надо выйти — хотя бы для того, чтобы осмотреться.

6.

Они вдвоем спустились вниз по узкой лесенке. Иситтала осталась в ангаре корабля, в бронированном скиммере. Анмай вновь надел свою боевую одежду. А вот Сергей, с пустыми руками, без брони, без силового пояса, ощущал себя голым. С того самого мига, как они влетели в туннель, он чувствовал себя как-то странно — мысли разбегались в беспорядке — и он не сразу заметил, что в зале появилось ещё одно существо. Похоже, оно просто вышло из стены. Ещё через секунду Сергей с удивлением понял, что это Анмай — в той же одежде и с тем же лицом, но без оружия и брони. Силового пояса тоже не было. Лишь его глаза были такими же, как на боевом шлеме файа — совершенно черными, громадными и страшными. Существо не двигалось, спокойно глядя на них и сложив руки на груди.

— Кто это? — шепотом спросил юноша.

— Ньярлат. Я имею в виду, настоящий, — почему-то помолчав ответил Анмай. — У Бесформенного вообще нет своего облика — он может принять любой, например, этот. Ведь он же Посланник… не-существо, даже не часть существа, а часть многих существ… это долго объяснять. Когда я был машиной, то хорошо его знал и был не слишком с ним любезен. Теперь наша судьба зависит от него — и я не жду от него чего-то хорошего. Здесь не церемонятся с незваными гостями, а мы — незваные. Мы нарушили границу. Но я всё равно не смог бы вернуть тебя домой, минуя это место…

— Ты поступил глупо, явившись сюда, — голос Ньярлата тоже был похож на голос Вэру, только какой-то рваный — словно его владелец надергал слова из разных фраз и теперь механически составлял из них другие, заботясь лишь о смысле — так могло говорить лишь существо, которому совершенно чужд человеческий образ мыслей. — Ты совершил большую глупость. Но зачем?

— Я хотел вернуть его домой, — Анмай показал на Сергея.

Изучающий взгляд Ньярлата обратился на юношу и тот вздрогнул. Не может же это быть на самом деле…

— Это глупая прихоть — его и твоя. В конце концов, это просто невозможно — без помощи файа, а я уже очень давно не слышал о них — они исчезли из этой Вселенной. Когда-то мы хорошо понимали друг друга, — но, хотя наши души похожи, ты стал столь наивен, что надеялся на мою жалость или сострадание — мне знакомы эти понятия, но они — вне меня. Ты просто забыл мою суть — ты глуп. Это не твоя вина, но раз ты здесь, я должен это сделать.

— Что?

— Что делают с теми, кто нарушил границу? Глупый вопрос, но я отвечу. Очень давно, когда ты ещё был Единым Правителем Фамайа, ты убил два миллиарда людей в ядерной войне. Мне, собственно, нет до этого дела, но у Мэйат за всё нужно платить, а я здесь главный казначей. Такова моя сущность и мой долг. Тебе понятно?

— Да, — Анмай говорил совершенно спокойно. — А что будет с ними? — он показал на Сергея, потом назад.

— Вы все умрете внутри себя, — Ньярлат вытянул правую руку. Она была пуста, но вокруг неё стал разгораться мертвенно-лиловый свет, собираясь в туманный огненный шар. — Здесь нельзя убивать, — но только тела, к сознаниям это не относится. Иситтала повторила твое преступление, а он, — Ньярлат показал на Сергея — просто…

Анмай опередил его лишь на мгновение, вскинув свою вооруженную руку.

Зал пронзила лазерная молния, ударив в грудь Ньярлата. Тот, казалось, взорвался и исчез в ослепительной вспышке, — но Сергей заметил темную фигуру внутри дрожащего облака слепящего пламени.

Анмай замер. Накаленный до призрачной белизны луч соединил его ваджру и нестерпимо сверкавший, переливающийся ореол, вспыхнувший вокруг Ньярлата. Ореол сжался, взмыл к потолку, яростно полыхая. Глядя на этот живой сгусток звездного огня Сергей вдруг понял, что видит настоящий облик Бесформенного — насколько он вообще мог его видеть.

Из самой сердцевины этой злой звезды ударил острый как бритва синий луч. Он уперся в Анмая, пройдя сквозь силовое поле, грохнул взрыв — и файа в облаке искр отбросило назад. Затем что-то, подобное туманному облаку, сгустилось на пути луча Ньярлата, и поглотило его.

Когда пламя погасло, Сергей увидел на панцире Вэру страшный пролом с развороченными, оплавленными краями — он тянулся от правого бока до центра груди, слишком глубокий, чтобы казаться только пробитой броней. Анмай лежал совершенно неподвижно, в позе, в какой обычно не лежат живые. Зато его корабль завибрировал, из его дюз с грохотом вырвалось пламя…

Но прежде, чем Иситтала успела вступить в бой, Ньярлат ударил сам. Сергей даже не успел понять, что это было — призрачно-бледная, посланная в узком секторе волна в клочья разорвала туманное облако и вогнала внутрь всю переднюю часть корабля, превратив её в бесформенное месиво искореженного металла. Разбитый остов перевернулся в воздухе, грохнулся на пол, смялся и остался лежать.

Сергея швырнуло к стене, и, наверное, тоже разбило бы об неё, но какая-то сила подхватила его и мягко опустила на пол. Воздух вокруг него помутнел. Это длилось не более секунды. Второе, гораздо более плотное облако сгустилось вокруг Ньярлата, гася его яростный блеск. Тот метался внутри, бешено пытаясь вырваться.

Юноша закричал и тут же услышал ещё один крик — Иситтала отвалила люк на борту корабля и вскинула лазер. Её луч нацелился в Ньярлата, но не достиг цели, рассеиваясь и дробясь в слоях защитного тумана. Хуже того, он пробил в них брешь. Ньярлат ударил в ответ и на сей раз достиг цели — на остове корабля вспыхнуло пламя и Иситтала исчезла в чудовищном облаке искр. На сей раз серебристый туман затянул всё, а когда он рассеялся, она просто пропала, словно тень. Сергей не успел рассмотреть, как и куда — страшный блеск лучей ослеплял. В глазах у него поплыли радужные и темные пятна и он даже не сразу заметил, что свет битвы погас. Ньярлат вернул себе прежнюю форму и пошел к нему, застыв на мгновение, словно вспомнив о чем-то…

По полу прошла дрожь — и вдруг разбитый остов корабля начал со скрежетом сминаться, разламываться и втягиваться вниз. Металл рвался, скручивался, брызгал искрами, потом раскалился и начал плавиться. Шумно вспыхнуло пламя, дым клубами плыл к потолку — и тут же исчезал, едва его коснувшись.

Сергей оторопело смотрел, как оседает в озеро расплавленной стали раскаленный добела остов. Он ждал взрыва, но его не было — корабль просто корежился, плавился и исчезал в полу. Воздух бурлил, как жидкое стекло, жар обжигал лицо юноши и заставлял слезиться глаза. Наконец, задравшийся кверху хвост корабля плавно погрузился в расплавленное море, разводы раскаленного и темного металла закружились, тускнея, и всё исчезло. Перед ним вновь была тусклая монолитная плита. Лишь тогда Сергей заметил, что весь дрожит.

— Анмай знал, что моя сущность не подвержена смерти, — сказал Ньярлат, спокойно сложив руки на груди. — Он лишь добивался легкой смерти для себя и для своей любимой, но меня не так просто провести. А вот что мне делать с тобой? Мне не нужна твоя жизнь. И твоя смерть мне тоже не нужна. Пожалуй, я верну тебя домой — если ты согласишься служить мне там…

— Никогда!

— В самом деле? — Ньярлат подошел к нему вплотную. Встретившись с ним взглядом, Сергей словно получил удар — его сознание на миг помутилось. Ноги обмякли, дурнотная слабость поползла вверх, подступая к сердцу. Юноша уже не думал о сопротивлении — сейчас главным было не упасть перед… этим на колени.

Он попятился, прижался спиной к стене… и беспомощно застыл перед подошедшим вплотную Ньярлатом. Его глаза оказались совсем близко — бездонно-черные, но в этой черноте плавали маленькие злые огоньки, они жили своей независимой жизнью, словно рой звезд. В вязкой глубине этих глаз легко можно было утонуть, как в смоле…

Юноша сделал последнее, что ещё было в его силах — плюнул в эти чудовищные глаза. И — попал.

В тот же миг его голова мотнулась от крепкой затрещины — кое-какие человеческие чувства Ньярлат всё же разделял. Но, едва опомнившись, Сергей поднял голову — и плюнул ему в глаза ещё раз. Ньярлат страшно ударил его в живот, уже не сдерживая силы — и через миг юноша потерял сознание от немыслимой боли.

7.

Сергей пришел в себя на высоком, металлическом, но странно мягком ложе, в небольшой комнате с гладкими блестящими стенами. Вдоль них громоздились какие-то выступы, которые он поначалу принял за мебель. Свет падал из похожего на жерло печи небольшого окна на уровне его пояса. Там пылало яркое рыжевато-белое пламя и оттуда доносился равномерный шум воздуха. Несмотря на россыпи мягких бликов комната была погружена в полумрак.

Взглянув на себя, Сергей обнаружил, что обнажен. Над ним нависала массивная металлическая глыба. Он чувствовал себя, но не мог пошевелиться — казалось, всё это происходит во сне.

Металлический блок выпустил тонкий, похожий на лист отросток. Он вытянулся в заостренное до невидимости лезвие и воткнулся в черный от удара живот юноши чуть ниже солнечного сплетения, плавно рассекая его до лобка. Боли не было, только тепло, и Сергей решил, что это действительно происходит во сне. Кровь не показалась — края раны покрылись металлической пленкой, — но, когда они сами собой разошлись, он увидел кровавое месиво внутренностей… и не ощутил ничего, кроме любопытства — он помнил, что Ньярлат ударил его в живот, но не представлял, что там всё превратилось в кашу.

Лезвие исчезло. Глыба выпустила сотни серебристых усиков. Они погрузились в рану и её вдруг заполнило что-то, похожее на нагретый мерцающий воздух. Юноше вдруг стало щекотно, но он не мог даже вздрагивать и лишь его дыхание иногда замирало. Он чувствовал, как что-то деятельно копошится в его внутренностях, приводя их в порядок, — его словно лепили изнутри. Это было странное, но в общем, терпимое ощущение.

Операция оказалась весьма долгой. Наконец, усики втянулись, края раны сошлись. Сергей ощутил внезапный острейший зуд вдоль разреза, металлическая пленка нитью поднялась вверх и тоже исчезла. Теперь он видел только свой живот — впалый, красивый, без малейших следов удара. Сергей сел, решив, что всё это ему просто показалось.

— Машины Мэйат не дадут мне убить тебя, — юноша вздрогнул, услышав знакомый голос Ньярлата. Тот шел откуда-то сверху. — Но не больше. Их функция — поддерживать жизнь, но не важно, какую и в каком качестве. Если ты не станешь служить мне, то пожалеешь, что не умер. Ты согласен?

— Нет, — спокойно ответил Сергей, глядя вверх. Он не видел Ньярлата, а его голос больше не пугал его.

— Ты согласишься.

Ложе, на котором он сидел, растаяло, ушло в пол и юноше пришлось встать. Из стены выросло длинное гибкое щупальце, обвило его испуганно вскинутые руки и подтянуло бьющееся тело под потолок. Холодный металл коснулся загривка и Сергей ощутил мгновенный укол. Боли не было, но теперь ни один мускул ниже шеи ему не подчинялся. При том, он чувствовал всё свое тело.

— Ты совершенно беспомощен, — сказал Ньярлат. — Я могу сделать с тобой всё, что захочу. Смотри.

Под окном-печью открылась яма — круглая шахта глубиной в человеческий рост и в неё по гибкому желобу потек расплавленный металл — Сергей ощутил его острый запах и почувствовал жар. Его сердце сжалось от страха.

— Надеюсь, тебе дороги твои длинные ноги, — сказал Ньярлат, когда шахта заполнилась до краев, а юноша беспомощно обвис над её центром. — Я буду опускать тебя вниз, по миллиметру в секунду. Тебе нужно лишь сказать "да" — и всё прекратиться. Я не знаю, на каком уровне машины остановят меня, но, если ты будешь молчать, то можешь заранее проститься со своими ступнями.

Сергей захотел плюнуть в потолок, но сдержался, зная, что это бессмысленно. Он смотрел на свои босые ноги, чувствуя, как их и всё его обнаженное тело волнами обдает поднимающийся снизу жар. Щупальце, сжавшее его запястья, начало понемногу растягиваться и багровое жерло медленно, почти незаметно потянулось к его ступням.

Юноша зажмурился, чувствуя, как из-под век текут слезы. Теперь было важно только одно — не закричать. Он ощущал, как по его телу катится пот и считал мерные удары сердца. Если не обращать внимания на боль в руках, то можно представить, что это всё сон, только сон…

Когда пальцы его ног коснулись металла, их пронзила дикая боль — но Сергей не услышал ни шипения, ни треска. И прежде, чем пришла боль, он успел ощутить что-то… похожее на воду. Юноша недоуменно глянул вниз. Его ступни невыносимо жгло, но ничего больше с ними не происходило — эта жгучая жидкость оказалась холодной. Несмотря на боль, он хрипло засмеялся — Ньярлат не мог искалечить его. Теперь ему не досаждал самый опасный из врагов — страх, а боль он мог терпеть. Вот только она становилась всё сильнее…

Когда жгущая жидкость поднялась до его колен, он закричал. Когда она дошла до уровня его сердца, он потерял сознание.

8.

Он вновь пришел в себя, лежа на полу. Похоже, тело ему подчинялось. Сергей сел и поёжился, вспоминая о пережитой боли, потом поднялся, осматривая комнату. В ней не было ничего, даже отдаленно похожего на дверь.

— Надеюсь, теперь ты понял правила игры, — сказал невидимый Ньярлат. — Я не могу ранить тебя, но могу причинять боль — какую угодно. Например, вот так…

Гибкие отростки выстрелили из стен, обвили его горло и руки. Другие мягко коснулись его глаз, губ, ушей — и в тот же миг голова юноши словно взорвалась, такая дикая ослепительная боль пронзила её. Он не мог даже кричать, утопая в раздирающем белом пламени. Когда Сергей понял, что больше не сможет терпеть, в нем словно щелкнул выключатель — он лишился чувств. Едва он пришел в себя — боль возобновилась, но выключатель щелкнул ещё раз. Когда он вновь пришел в себя, Ньярлат отпустил его.

— Ты на удивление упорен, — сказал он. — Но я могу применить и иной, обратный боли способ…

Что-то острое коснулось основания позвоночника юноши — и в тот же миг внизу его живота словно вспыхнуло солнце. Непроизвольная дрожь резкого, до боли, наслаждения волной разбежалась по бедрам, свела пальцы ног, перехватила дыхание… Сергей осел на пол, с трудом переводя дух. Ещё никогда ему не бывало так славно. Его тело выгнулось, подошвы судорожно сжались, голова закружилась… он словно падал в темный, жаркий колодец…

— Если ты согласишься, ты будешь иметь это когда захочешь… вечно…

Сергей испытал страшный миг внутренней борьбы. Его тело трепетало, мысли путались, из груди рвался стон мучительного наслаждения… но он вдруг словно увидел себя со стороны — и содрогнулся от отвращения и страха.

— Нет!

— В самом деле?

Огонь внизу живота стал жгучей мучительной болью, такой сладкой, что юноша запрокинул голову и вскрикнул, а потом, когда весь воздух вышел из его груди, мог только всхлипывать, не в силах вздохнуть — до того напряглись все его мышцы, трепеща в непроизвольной судороге острейшей вспышки наслаждения. Так приятно ему не бывало ещё никогда и он бы с радостью задохнулся, если бы Ньярлат не отпустил его.

— Ну как? Вечность наслаждения в обмен на слово?

— Нет! — выкрикнул Сергей и сам удивился. Зачем?..

В тот же миг его словно подбросил немыслимый по силе взрыв — сердце на секунду замерло от непредставимо яркой сладкой муки, он закричал от непереносимого наслаждения… потом от безумной боли…

Теперь Ньярлат знал, что надо делать и боль каждую секунду сменялась этим жутким, противоестественным удовольствием. Он полагал, что юноша этого не выдержит и оказался прав.

Сергей лишился чувств.

9.

В себя он пришел уже в совсем другой комнате — ярко освещенном металлическом ящике. Его руки, жестоко вывернутые за спину, стягивало стальное кольцо. На нестерпимо горячем полу нельзя было лежать больше нескольких секунд и Сергей извивался, перекатываясь с боку на бок. Встать он не мог — всякий раз предательская поверхность выскальзывала из-под его босых ног. Ледяной воздух с гулом врывался в комнату сквозь узкие прорези в стенах, так что юноша страдал одновременно и от жгучего холода и от жгучей жары. Свод непрерывно мерцал, мгновенная смена света и темноты была нестерпима для глаз. Сергей сразу крепко зажмурился, но свет пробивал даже плотно закрытые веки.

Но хуже всего был звук — оглушительная мешанина визга, воя и слов, взрывающая его мозг изнутри. На ушах нет век и он даже не мог закрыть их руками — для этого их и связали. Иногда дикую мешанину заменял голос Ньярлата, призывающий его покориться, но Сергей всякий раз отвечал нецензурной бранью. Он понимал, что Ньярлат хочет свести его с ума и скоро добьется своего — такого он не мог выдержать. Вначале его охватила безудержная ярость, потом, обезумев от мук, он бился головой об пол и стены, но их металл оказался упруг, как резина.

Юноша чувствовал, что теряет контроль над собой, теряет себя, что если он сломается — то сломается уже навсегда. Но он боролся, как мог. Его мысли метались, как птицы в клетке, думать он не мог, но почти инстинктивно осознал, что нельзя позволять себе двигаться — это мешало борьбе с лезущим в голову шумом. Поняв это, Сергей лег на живот, плотно прижался к полу и замер неподвижно, только весь дрожал и из-под его плотно сжатых век катились слезы. Вначале ему было невыносимо больно, но металл под ним стал быстро остывать — он уже понял, что машины Мэйат не допускают ран или ожогов. Всё остальное, они, увы, допускали.

Бессчетное количество раз судорога пола сбрасывала его с места, вынуждая начинать всё сначала. Он не знал, сколько продолжалась эта борьба и не мог её описать. Ньярлат методично его изводил, не давая ни мгновения покоя и не собираясь отступать, пока он не сдастся или не спятит. Это тянулось, казалось, целую вечность. К счастью, когда его силы истощились, измученное сознание юноши не сломалось, а просто погасло, как свеча, погрузив его в спасительную беспросветную темноту.

10.

Сергей очнулся, словно родившись вновь в какой-то другой Реальности — мирно проснувшись после долгого крепкого сна. Несколько минут он лежал тихо, упиваясь покоем, потом открыл глаза и осмотрелся. Комната была просторной, пустой, почти темной — слабый свет падал из узкой щели под потолком, из неё же доносился ровный шум воздуха. Он по-прежнему был обнажен, но не ощущал холода.

Услышав стон, юноша быстро приподнялся. Через миг он увидел обнаженное тело, распластанное на металле у дальней стены, и ещё через миг узнал Вэру. Потом он бросился к другу и сел рядом с ним. На ребрах файа, справа, темнела глубокая запекшаяся рана, по груди и животу расползлись страшные пятна ожога — но он ещё дышал и вновь слабо застонал, когда Сергей коснулся его лба. Вдруг глаза Вэру открылись, как всегда, ясные и спокойные.

— А, это ты, — тихо сказал он. — Прости, я всё же завел тебя… не туда.

Сергей не слушал его, лихорадочно соображая, что он может сделать для раненого. Не придумав ничего лучше, он положил его голову себе на колени. Анмай вновь открыл глаза.

— Не бойся, я не умру, — так же тихо, спокойно сказал он. — Здесь никто не может умереть… по крайней мере, до конца.

— Но они вылечили меня, а ты…

— А меня Ньярлат оставил страдать. Вот это как раз в его власти. И ещё, он постарался по мере сил увеличить мои страдания.

— Он пытал тебя?

— Да.

— Раненого? — голос юноши остался спокоен, но синие глаза гневно потемнели. — Я… он же просто чудовище!

— Разумеется. Просто чудовище. Но ведь и я не человек. У файа нет души и боль нам только кажется… — он неловко повернулся и зашипел. — Но иногда чересчур сильно.

Сергей, не зная, что ещё можно сделать, стал легко гладить его по лицу. Вдруг файа слабо улыбнулся.

— Не бойся. Я же говорил тебе, что мое тело… не вполне настоящее. Создавшие его наноботы всё ещё частично во мне и они не забыли своей работы. Мои раны заживают. Сейчас, когда я не сплю, это идет быстро. Через несколько часов не останется никакого следа. Посмотри…

Сергей, подавляя тошноту, взглянул на месиво сожженной и разорванной плоти. На первый взгляд, оно оставалось неизменным, но, глядя время от времени, он всё же убедился, что ужасная рана с каждым разом выглядит чуть-чуть — едва заметно — меньше.

— Но если Ньярлат вытащит тебя на пытку раньше?

Анмай шевельнулся, устраиваясь поудобнее, и улыбнулся. На сей раз улыбка вышла невеселой.

— Так ты ещё не понял? Ему ничего от нас не нужно. Кроме наших страданий. А если жертва уже сломлена, терзать её дальше неинтересно, правда? Он подверг нас мучениям, которые мы могли выдержать — не больше, но и не меньше. Возможно, он даже боялся нас сломать — тогда мы бы стали совершенно бесполезны для него.

— Так если бы я сказал ему "да", он бы отпустил меня?

— Нет, Сергей. Его не обмануть. Он будет терзать нас, пока на самом деле не сломает, не превратит в скотов… если мы раньше не наскучим ему… или уже не наскучили.

— И что тогда?

— Ничего. Мы просто останемся здесь, в этой комнате — до тех пор, пока машины Мэйат смогут поддерживать в нас жизнь. Но поверь мне, они будут очень стараться, даже когда это потеряет всякий смысл. Не знаю, как со мной, но ты наверняка сможешь прожить тут лет… лет сто. А твое тело проживет намного дольше.

Сергей поёжился.

— Вряд ли, — сказал он. — Я очень хочу пить. Кстати, и есть тоже. А…

По полу прошло волнение. Потом из него выросла гибкая трубка и потянулась к лицу юноши. Сплющившись до остроты ножа, она проникла между его зубов, разжала их — и в рот Сергея хлынула густая теплая жидкость. Ощутив её вкус, он сжал трубку двумя руками и жадно глотал, пока его желудок не наполнился. Тотчас трубка выскользнула из его рук и ушла в пол, не оставив никакого следа. Взглянув на растерянное лицо юноши Анмай улыбнулся.

— Они ощущают нехватку питательных веществ в твоем теле. Вообще-то, они кормят лишь по просьбе, но если ты откажешься есть — тебя начнут кормить насильно. Их долг — поддерживать жизнь… даже если она сама этого не хочет.

— И что же нам делать? — угрюмо спросил Сергей. — То есть, я…

— Хочешь убежать? — закончил Анмай.

Юноша кивнул. Файа опустил ресницы и задумался.

— Знаешь, — тихо, словно во сне заговорил он. — С тех пор, как я вышел из про-Эвергета, я очень изменился. Я не понимаю всего, что происходит со мной, только чувствую. Иногда, в полусне, мое сознание как бы отделяется от тела, хотя я продолжаю его ощущать. Короче, я могу видеть то, что происходит далеко от меня… ну, не дальше нескольких миль, иначе мне… становится страшно. Мой… я словно плаваю в воздухе — только взгляд, тело остается на месте… тогда меня никто не видит. Но даже тогда я не могу проходить сквозь… плотные тела. Только через щели, отверстия… и чтобы заглянуть куда-нибудь, мне надо мысленно проделать весь путь от моей спальни до этого места… это быстро, но не очень. Я не чувствую запахов, но слышу звуки… правда, довольно слабо. А если очень постараться, я могу что-то сдвинуть… или поджечь… вдали от себя. Но это трудно…

— Это тоже нанеты, да? — с загоревшимися глазами спросил юноша.

— Возможно. Я не знаю. Короче, перед тем, как заснуть, я… путешествовал по этому месту. Я очень… устал после пытки и смог увидеть немногое. Иситтала в соседней комнате. Она жива… хотя и ранена. Впрочем, сейчас это не главное. Нанеты в моем теле похожи на те, из которых состоят эти стены. Они здесь не очень-то разумны и если я постараюсь, то смогу открыть проход — так, чтобы Ньярлат этого не заметил. Мне нужно попасть к Иситтале. Я хочу помочь ей…

Анмай закрыл глаза и сосредоточился. Сергей постарался даже не дышать, чтобы не помешать ему. Вначале не происходило ничего, потом в абсолютной тишине в металле стены появилось углубление — словно на неё давило невидимое колено. Углубление становилось всё больше и вдруг в стене возникло сквозное отверстие. Оно медленно расширялось — словно ледяная плита протаивала под напором жара.

Юноша увидел такую же полутемную комнату и у дальней её стены — смутную фигурку. Иситтала полулежала, опершись плечами на металл, совершенно нагая. На её бедрах темнели глубокие раны, — но, тем не менее, она спокойно поглаживала их края, очевидно пытаясь с помощью приемов калиджат ослабить немыслимую боль. Сергей вспомнил, что пришлось перенести ему, представил, что то же происходило и с ней, раненой — и понял, что Ньярлат умрет. Пускай он бессмертный — он всё равно заставит его умереть. Или умрет сам, пытаясь это сделать. Только так — и никак иначе.

Когда Иситтала заметила его, её глаза удивленно расширились. Юноша, почему-то отчаянно стесняясь своей наготы, прижал палец к губам. Она кивнула, он нагнулся и коснулся плеча Анмая.

— Иситтала? — файа попытался приподняться.

Сергей потащил его через дыру. Анмай шипел, стараясь не кричать — любое движение причиняло ему дикую боль. Юноша мог оценить, чего ему это стоило и сжал зубы. Он всё же дотащил файа до любимой… и растерянно застыл, не зная, что делать дальше. Они прижались друг к другу… шептались — на родном языке Вэру, на котором прежде никогда не говорили в его присутствие и Сергей вдруг ощутил себя лишним.

Он сел у дальней стены, с непонятным, мучительным чувством глядя на беззащитную наготу прижавшихся друг к другу тел — его переполняла жалость и, в то же время, страх. И ещё — мерзкое ощущение собственного бессилия. Теперь он сделал всё, что мог. Больше ничего делать не нужно… пока Ньярлат вновь не потащит его на пытку. А пока можно сидеть у стены, упершись в теплый металл, уткнуться лицом в руки и упиваться сознанием собственного несчастья…

— Эй, — тихо позвал его Анмай. — Что там с тобой?

Сергей поднял голову. Отверстие в стене уже исчезло — словно его вообще никогда не было. И даже если появится новое — куда он сможет пойти?

— Ничего, — ответил он.

— Я могу расширить щель воздуходувки. Она вынесет тебя прямо в верхний ангар Центральной. Возможно, Ньярлат не успеет добраться туда и ты сможешь попробовать… улизнуть.

— А зачем?

— Зачем? Зачем? Кажется, ты хотел сбежать? Твои шансы исчезающе малы, но всё же, не равны нулю. Надежда есть всегда… даже если мы её не видим. Видишь ли, Ньярлат не хозяин этого места. Здесь правят Мэйат. Они оставили здесь часть собранных ими… образцов — те, которые не могли существовать в их Вселенной. Ньярлат добрался до некоторых из них. Если я не ошибаюсь, именно он сбросил тебя и твоего товарища вниз, к сурами — просто для развлечения. Он плохо знает вас, людей, думает, что ты ничего не понимаешь и поэтому очень испуган.

— А как же ты?

— Я… мы ещё несколько часов не сможем двигаться. И потом, если мы сбежим, Ньярлат заметит это почти сразу. А твой побег он заметит лишь когда решит вновь тебя помучить. Я не знаю, когда это будет. Вряд ли даже он сам знает, что придет ему в голову в следующий миг. Запомни: он не может полностью контролировать это место. А ты ловок, умен — и удачлив, что здесь гораздо важнее. Доверяй своим инстинктам — они тебя не предадут… как меня. Там, наверху, есть машины… они не предназначены для экипажа, но ты сможешь ими управлять. Если ты сумеешь попасть внутрь Ворот, тебя понесет к Центру… Там… Иногда беззащитность вернее любой силы — она рождает сочувствие там, где силу… убивают. Правда, очень редко… но ты найдешь путь… почувствуешь его…

— Но без тебя я не пойму, что делать. И… я не брошу тебя! Разве я… я… не твой друг?

— Друг. Но знаешь ли ты, кто я? Я сын террориста, казненного за государственную измену. Ни дня в своей жизни я не работал — вряд ли занятия Единого Правителя можно назвать производительным трудом. У меня нет формального образования, я очень немногое умею. Даже законной жены у меня никогда не было, потому что в день брака моя первая любимая была несовершеннолетней. Я убивал людей, твоих собратьев — убивал тысячами, миллионами, миллиардами — потому, что мне это нравилось. И ты не хочешь бросать меня?

— Не хочу, — упрямо повторил юноша. — Я знаю, что ты — мой друг и не хочу становиться предателем.

— А жить ты хочешь?! — вдруг заорал Анмай.

— Хочу, — ответил Сергей и его глаза мрачно заблестели. — Но только не любой ценой.

— Хорошо. Но пока ты можешь — ты должен бороться за свое право жить. Это куда лучше, чем тихо страдать. Так что ты или попытаешься спастись, или я не буду с тобой больше разговаривать. Никогда.

Сергей задумался… на мгновение.

— Почему ты никогда не оставляешь мне выбора?

11.

Простившись с парой, юноша ловко нырнул в раздавшуюся воздушную щель. На животе, головой вниз, он соскользнул в идеально круглую зеркальную трубу диаметром в два его роста. Синий свет прозрачных многогранников на потолке казался тусклым. Он дробился на покрывающей стены ряби, которая делала их неудержимо скользкими, — а вдоль этой трубы дул постоянный и притом очень сильный ветер. Сергей прикинул, что его несет со скоростью километров сорока в час. Он, вообще-то, здорово боялся — труба могла резко повернуть вверх… или вниз, но надеялся, что Анмай хорошо изучил этот путь.

Его крутило, как перо, и вдруг вынесло прямо на пол сумрачного помещения. Сергей покатился по мягкому металлу и тут же вскочил, осматриваясь. Зал был очень обширен и не имел четкой формы — он походил на внутренность мешка. Неровные серые стены слабо отблескивали в собственном свечении, словно серебристое сито — в них уходило множество изгибавшихся труб. Оттуда то и дело доносились порывы то теплого, то ледяного ветра.

Сергей не слишком хорошо помнил, в какую лезть, но если он доберется до цели, у него появится шанс — пусть очень маленький, но вовсе не равный нулю. Он осторожно пошел вперед. Его мускулы невольно напряглись, кожа с удивительной остротой ощущала и металл под босыми ногами и причудливые течения воздуха. Отныне его судьба зависела лишь от него самого.

12.

Едва он добрался до нужной воздуходувки, ураганный ветер подхватил и понес его. Труба постоянно изгибалась, но в основном его тащило вверх. Сергей закричал, одновременно от страха и восторга. Всего через пару минут его вынесло в огромный круглый зал — и труба под ним просто оборвалась.

13.

Он не сразу понял, что висит в воздухе, на очень приличной высоте. Глубоко под ним виднелось озеро и что-то, похожее на оранжерею — тропического вида деревья и пальмы. Потом они стремительно поднялись вверх и времени на раздумья не осталось — Сергей перевернулся в воздухе и вошел в воду головой вниз, сжав кулаки.

В первый миг они словно врезались в камень, потом его тело само собой изогнулось и его по крутой дуге выбросило наверх. Отдышавшись, он быстро поплыл к берегу. И воздух, и вода здесь оказались очень теплыми.

Выбравшись на камни, Сергей осмотрелся. Сверху зал не казался очень большим, но сейчас перед ним были настоящие джунгли… точнее, они выглядели как настоящие, но не пахли. Юноша усмехнулся и изо всей силы ударил босой пяткой по острому выступу камня. Камень смялся, блеснув серебром, и в один миг принял прежний вид. Это тоже была имитация — совершенно нейтральная, так как ни он, ни она не могли повредить друг другу.

Сергей поднял голову. Здесь в воздухе плавало множество темных многогранников диаметром метров в восемь. Другие такие же неподвижно стояли на "земле". Пустые внутри, они состояли из сплетений толстых металлических балок. Там, в середине, между остриями растущих внутрь шипов, мерцало синевато-белое пламя. Причудливые отблески этих огней и освещали весь зал. Они слепили глаза и он не мог их толком рассмотреть.

Сергей вздохнул и углубился в заросли. Здесь всё выглядело совсем настоящим — и стерильным. Между листьев роились насекомые, — но, когда он поймал одно, оно ртутной каплей выскользнуло у него из пальцев. Ещё через миг у капли выросли ножки и крылышки и она вновь принялась весело порхать над цветами.

Минут через пятнадцать он пересек зал — и остановился в растерянности. Его блестящий свод подпирала отвесная серая стена, металлическая и совершенно неприступная на вид. Юноша не знал, куда попал, и что ему делать дальше, а потому сел у неё и задумался. Куда идти? Как скоро Ньярлат заметит его побег? Что он сделает с Вэру, когда поймет, кто помог ему бежать? Почти наверняка — ничего… пока не поймает беглеца.

Вздрогнув, Сергей заметил темную фигуру, стоявшую возле одного из многогранников. Её очертания были до отвращения знакомы ему.

— Ку-ку, — сказал Ньярлат. — Это конец, лапонька. Самый конец.

14.

Сергей попятился. Бежать было некуда. Он был наг и безоружен, а бессмертное чудовище, мерцая и меняя форму, неторопливо приближалось. Ньярлат молчал, он больше не нуждался в словах. Всё решится без них.

Сергей понимал, что если не уберется от него подальше, причем немедленно, то погибнет. Анмай рассказал ему, что существа, подобные Ньярлату, могут проникать в мозг человека, в его сознание, и делать там всё, что сочтут нужным. Зная, что ему не осталось и минуты жизни в этой реальности, готовясь к погружению в мир бесконечных кошмаров, юноша продолжал пятиться, пока не уперся спиной в горячий металл одного из многогранников — и в тот же миг его тело пронзил резкий электрический разряд. Сергей вскрикнул и отскочил в сторону, — но он ощутил ещё кое-что, кроме боли…

Он подпрыгнул и вцепился в металлическую балку. Когда его руки сжали её, ноги уже оторвались от пола и на сей раз его не ударило током. Сергей полез вверх, извиваясь в обжигающем сплетении и не думая, зачем он это делает. Если бы он стал сейчас думать, он бы погиб.

Его мышцы содрогались под кожей, прикасавшейся к пронизанному электричеством металлу, но он отважно лез навстречу боли. Наконец, он выбрался в центральное отверстие одной из граней и не сразу сообразил, что устроился на удивление уютно — его подошвы уперлись в шершавую наклонную плоскость, колени и локти вошли в округлые углубления, а руки плотно сжали толстые прутья. Он словно врос в металл, стал неотъемлемой частью машины. Теперь он держался очень крепко и не мог выпасть даже при самых сильных рывках. Правда, всю его нагую спину палил жар огненого шара, пылающего прямо за ней, и спереди он был тоже совершенно открыт.

Сергей прикрыл глаза, чтобы разобраться толком в своих ощущениях. Слабый ток пронизывал всё его тело, обжигая кожу и сводя дрожью мышцы под ней, — но он был лишь отголоском поглотившей его энергии, пропитавшей его плоть и превратившей её в нечто почти неразрушимое. Не понимая, как, он чувствовал эту полуразумную машину — одну из защитниц Центральной, он стал её частью, слился с ней, — и, что гораздо важнее, мог ею управлять.

Одно мысленное усилие — и он уже парил высоко над полом зала, напротив тоже поднявшегося в воздух Ньярлата. Тот окончательно сбросил человеческий облик, обратившись в сгусток живого звездного пламени. Сергея палил его мертвенный жар, но ему казалось, что из этого синеватого облака тянет ледяным холодом, обжигающим сильнее любого огня — холодом смерти. Теперь он чувствовал сущность парящего перед ним существа — оно было старым. Таким старым, что ничьи жизни уже не имели для него значения, кроме жизней столь же древних существ, ровесников… если не мироздания, то этой галактики. И оно не было цельным — он словно смотрел в бездонный зеркальный колодец, из которого поднимаются, пока ещё невидимые…

Все его желания и стремления слились в один ослепительный луч, родившийся в огненном ядре машины и пронзивший завопившего Ньярлата. Тот вспыхнул, распался и исчез, но Сергей продолжал полосовать туманную пустоту, чтобы не дать чудовищу опомниться и добить его до конца…

Он остановился лишь заметив, что призрачный туман, оставшийся от Ньярлата, заполнил уже весь зал и начал сгущаться вокруг машины, мгновенно уклоняясь от кромсающего его луча. Сергей понял, что нужно бежать — пока Ньярлат вновь не принял формы, в которой мог убивать. Выходов из зала не было и он направил машину прямо на свод, — металл расступился перед ним, словно вода, а потом сомкнулся зеркальным пузырем. Через несколько секунд Сергей выскочил в кубический зал-шлюз, ещё через минуту миновал туннель и поднялся над поверхностью Центральной.

Здесь уже не было воздуха и лишь сфера силового поля удерживала его остатки внутри машины. Создатели защитника не думали, что его сможет оседлать живое существо, и этой горячей, вибрирующей от гула среды для него могло хватить самое большее на сутки. Если за это время он не достигнет мира с годным для дыхания воздухом — он умрет.

Сергей знал, что не успеет добраться до Ленгурьи, но тут же устыдился этой мысли. Пусть он был совершенно ошарашен случившимся, пусть он ничего не понимал, пусть он до смерти боялся — он не собирался отступать и направил машину прямо к Воротам, движимый наполовину страхом, наполовину надеждой. Ньярлат уже мчался за ним и неизбежно его настигнет… если он не войдет туда, куда за ним не посмеет последовать даже это бессмертное существо…

Он чувствовал, как стремительно нарастает поток пронизывающей силовое поле радиации, но уже не мог повернуть назад — гравитация Ворот оказалась слишком сильной. Сергей понимал, что очень скоро погибнет, он уже ощущал это, но не хотел умирать просто так. Раз ему суждено умереть — он прежде сделает всё, что сможет.

Время, казалось, перестало течь, падение растягивалось до бесконечности, словно на границе черной дыры. Полыхающая поверхность Ворот приближалась. Они были столь огромны, что глаз не мог охватить всю их безмерность. Сергей осознавал окружающее лишь отчасти, словно во сне — впрочем, это бесконечное падение действительно походило на сон. Он взмок и задыхался от жары, пот тек по его спине и животу, мышцы ныли от напряжения — но благодаря структурному полю он мог держаться и чувствовал, что сможет держаться ещё долго.

Правда, у него начала кружиться голова, потом заболели глаза и он закрыл их — чувств машины вполне хватало, чтобы управлять ею. Впрочем, когда поверхность Ворот надвинулась вплотную, он вновь поднял ресницы, чтобы ничего не упустить. Теперь Ворота превратились в сплошное море полыхающего света — уже лишь одна из их граней была видна. Свет ослеплял, но чужими, не своими чувствами Сергей ощупывал эту громадину, оказавшуюся выше его понимания. А позади он ощущал Ньярлата и знал, что тот не откажется даже от безнадежной погони. Это радовало его — пока Ньярлат гнался за ним, он поневоле оставлял Вэру в покое. И Сергей постарается, чтобы погоня оказалась долгой.

15.

В последний миг ему невыносимо захотелось закрыть глаза, но он сдержался, хотя его тело задрожало от напряжения. Пускай ему суждено умереть — но он не хотел терять ни секунды своих впечатлений, тем более, из-за страха.

Когда он врезался в полыхающую стену, та вдруг исчезла, провалилась в бездонную пустоту. Сергей увидел колодец со стенами из струящихся потоков света и тьмы. Вопреки всем законам перспективы, они не сходились, а, непрерывно проваливаясь, параллельно уходили в бесконечность. Он не мог смотреть на это невозможное явление, и к тому же вдруг ощутил невыносимое стеснение — словно двигался сквозь невероятно плотную жидкость. Ещё через миг он понял, что это правда.

Ворота Соизмеримости не были воротами в обычном смысле этого слова. Скорее, их можно было назвать воротами внутрь пустоты, преображающей купелью, в которой тела освобождались от физических уз внешнего мира. Для описания этого явления у Сергея не было ни нужных слов, ни нужных понятий. Он попал в пространство с иными свойствами, нежели обычное, точнее — в иную часть обычного пространства, сжатую его давлением в узкую трубу, чьи концы были закреплены Воротами. Чтобы она не схлопнулась мгновенно под этим невообразимым давлением и Ворота не превратились бы в две черные дыры, трубу наполнили несжимаемой жидкостью, плотной, как атомное ядро, но прозрачной для материальных тел, потому что она состояла из нейтрино. Тем не менее, и сам Туннель, и летящие в нем тела были прозрачными для внешнего мира, — настолько прозрачными, что их между Ворот ничем нельзя было обнаружить.

Сергей понял это в один миг, — прежде, чем его сознание отключилось, не справившись с чудовищной нагрузкой. Но его сильные руки не разжались и оцепеневшее тело всё ещё крепко держалось внутри машины, подгоняемой импульсами отступившего на уровень инстинктов и снов, но ещё не сдавшегося мозга.

Глава 5: Внутри пустоты

1.

Сергей так никогда и не узнал, что из увиденного им внутри пустоты было правдой, а что — видениями. Это был не простой сон, точнее — совсем не сон. Он потерял сознание, но как-то осознавал происходящее — словно во сне перед пробуждением, когда мы понимаем, что спим и можем выбрать свой путь в стране снов. Так было и с ним. Он не представлял всей серьезности своего положения, вернее, представлял смутно, словно в кошмаре, когда давящий страх скрывает свой источник так же, как дым скрывает пламя.

Он падал, мчался в бездонном колодце со стенами из потоков света и тьмы. Они струились, завивались, исторгаясь из того, что в обычном пространстве было бы точкой, где сходятся параллельные прямые. Только…

Здесь они не сходились. Сергей не мог смотреть вперед, его взгляд был устремлен несколько в сторону. Он понимал, что есть вещи, на которые просто нельзя смотреть — иначе его сознание, рожденное в пространстве с иной геометрией, не выдержит. Перед ним была как бы серая пустота, слепое пятно, из которого падали тени и свет, но пустота твердая, отталкивающая, отводящая глаза. Иногда, на ничтожное, бесконечно краткое мгновение она исчезала, открывая непереносимую реальность мира — мира, где параллельные прямые никогда не сходятся на потеху трусливому сознанию. Какой-то миг Сергей парил в этой бесконечности, понимая её, и это понимание было удивительно прекрасно. Но его память не могла вместить его и оно ускользало, оставляя лишь дразнящую тень — даже не воспоминание, а тень воспоминания, какую оставляют сны, забытые при пробуждении.

Он не знал, сколько длился этот невероятный сон. Это было мгновение, или вечность, или вечность, сплетенная из мгновений — кто знает? Он чувствовал, что падает, чувствовал мчавшегося за ним Ньярлата, но уже не боялся, что тот настигнет его — здесь, в этом пространстве, не было такого понятия, как погоня или обгон — только движение. Они словно оказались вморожены в бесконечно длинную цилиндрическую глыбу льда, стремительно скользящую по ярко освещенному туннелю — точнее Сергей не мог передать это ощущение, не его собственное, а ощущение машины, которую он оседлал. Он ощущал и её, но теперь как-то смутно — отношения их сознаний перешли на новый уровень. Он был только глазом, выбирающим путь, но зрение стало лишь одним из множества его чувств. Самое странное из них — он, словно вмороженный в мчащуюся глыбу льда, в пустоту, затвердевшую, словно кристалл, ощущал второй такой же поток, текущий навстречу — они неощутимо пронизывали друг друга и то, что они несли, никогда не могло столкнуться. Две этих пространственных реки в то же время непостижимым образом были одной, текущей вне обычных измерений.

Сергей не знал, почему тела, летящие в разных направлениях здесь, в этом Туннеле, не могут сталкиваться, оставаясь друг для друга лишь тенями. Это было понятно машине и его живое сознание находило такое явление совершенно естественным, более того, ему казалось странным, что может быть иначе, но вот почему так — он не знал и не старался понять. Он просто мчался, час за часом, падал, не чувствуя тела, пока не увидел впереди нечто удивительное — Ворота внутри Ворот, ослепительную воронку огня, смерч, сжимавшийся до нулевой толщины. Машинная половина его сознания знала, что они достигли Предела, границы между Вселенными, разделенными Листом — более чем твердой и вещественной преградой, но состоящей не из материи. То было нечто иное — кванты всех взаимодействий непрерывно сливались в единую суперсилу и распадались вновь, порождая самих себя, сжатые давлением пространств, которые они разделяли, в пленку, почти не имеющую толщины, но чудовищно плотную — нигде, ни в каком мироздании, не могло существовать ничего более плотного и прочного. Сергей не мог сказать, что хотя бы отчасти понял природу этой преграды. Ему казалось, что никакая сила не может преодолеть её и тут он не ошибся — проход, отверстие, не имел толщины, точнее, она была меньше той, где понятие размера теряет смысл. Он не существовал в любой отдельно взятый миг, но, тем не менее, действовал — это был туннельный переход, непредставимым способом переведенный из квантового мира в мир астрономический.

Сергей понимал, что никогда не сможет представить, каких усилий стоило создать такой переход, соединяющий Вселенные, где даже физические законы были различны. Он знал, что лишь приближенно может представить себе сам их облик — на самом деле там не было ничего, что может различить глаз. Да, он видел, как струящиеся потоки света и тьмы скручивались тугой спиралью и исчезали в крохотной, невообразимо яростной точке белого огня — но и только. Он знал, что там, снаружи, должен находиться якорь, нечто — существо или машина — что держит открытым этот проход и сможет держать его открытым вечно. И, в то же время, он знал, что никогда его не увидит и не сможет даже отдаленно представить себе его облик.

На ничтожное мгновение его охватил страх — когда он понял, что ему не избежать этой воронки, что он должен пройти сквозь неё, что его тело будет смято чудовищной гравитацией до точки, по сравнению с которой протон будет Вселенной — а потом обретет прежний вид… или не обретет.

Страх был не сильным — Сергей не умел по-настоящему пугаться во сне — и сам переход запомнился ему лишь как миг ослепляющей боли, пронзившей каждый атом тела. Потом он понял, что всё ещё осознает мир — и непритворно этому удивился.

2.

За Воротами-внутри-Ворот Туннель изменился — теперь он был шестигранный, с твердыми синими стенами из светящегося не то тумана, не то стекла, сквозь которое просвечивала бездонная чернота. Грани разделяли тончайшие линии ослепительно яркого голубого пламени. Здесь ничего не менялось, и лишь по странному давлению — сопротивлению прозрачной, но плотной среды, ничуть не похожему на сопротивление воздуха, он понимал, что всё ещё движется. Здесь было гораздо спокойнее — не яростное полыхание, готовое в любой миг вырваться невообразимым взрывом, а мертвенная синяя тишина. Машинная часть его сознания помнила, что здесь, в этой Вселенной, физические законы были изменены — многие цели этих изменений не были представимы, но они облегчали создание таких вот Туннелей. Юноше словно стало легче дышать — ощущение едва переносимого давления, терзавшее его, вдруг исчезло, и его сознание затрепетало, почти готовое сбросить защитный покров забытья.

На миг Сергей ощутил томный, щекочущий страх — он хотел увидеть этот странный мир своими глазами, и, в то же время, боялся этого. К счастью, у него не было времени на размышления. Влекущее его течение вдруг безмерно ускорилось, оно словно помчалось под уклон, потом обрушилось водопадом — и через миг юношу вынесло в пространство, где его ясное сознание — он это чувствовал — просто убило бы его.

3.

Оно было невообразимо огромным и не имело стен — внутренность исполинских Ворот, чудовищный тысячегранник из линий синего огня, каждая грань которого сама была отверстыми в бесконечность Воротами. На миг странный сон Сергея просто оборвался, не в силах вместить новых впечатлений. Потом он начал понимать.

Тут было нечто вроде узловой станции — озеро под дном океана пустоты, место, где сходились бессчетные Туннели. Не все они были мертвенно-синими, как тот, что выбросил его сюда. Нет — среди них не было и двух одинаковых. Некоторые пылали смерчами радужного пламени, столь жаркого, что Сергей, вместе со своей неуязвимой скорлупой, там бы мгновенно обратился в пар. Другие зияли воронками вихрящейся тьмы, третьи — бездонными колодцами пепельно-серого тумана. Лишь разделяющие их кромки были неизменными — не тонкие, а странно массивные, толстые, они ощетинились растущими внутрь иглами, покрытые невообразимо сложным текучим узором — вернее, часть узора оставалась неподвижной, а другая текла по нему, то медленнее, то быстрее, сгущаясь, разрежаясь, разливаясь разноцветными озерами… Эти непредставимые реки разделяли окна — провалы в ничто — и в каждом из них, если приглядеться, можно было заметить бессчетное множество подробностей.

Такая сложная картина просто не могла уместиться в ограниченном человеческом мозгу — но тем не менее, она как-то в нем умещалась. Сергей видел сразу весь этот невообразимый мир, и, более того, даже отчасти понимал, где оказался. Это не было творением любой из разумных рас. Лишь их совместные усилия, непрерывные на протяжении семи миллиардов лет, с того самого мгновения, когда в оставленной им Вселенной впервые зародился разум, смогли создать это сооружение, — место, где могли встречаться все сверхрасы, каждая из которых выбрала одну из бессчетных Вселенных, изменяя её — её физику — по своему вкусу. Им не было нужды общаться друг с другом, более того, это было чудовищно трудно — но они всё-таки общались. В конечном счете всё невообразимое величие, что видел потрясенный человек, было плодом обыкновенного любопытства.

4.

Постепенно, немного освоившись, Сергей начал замечать иные, более тревожные детали. Центр этого места не был пустым. Там находилось нечто — в его сне оно было пирамидой из радужных шаров — управлявшее этим средоточием, этими непрерывными потоками неощутимых теней, пролетающих друг через друга не сталкиваясь, потому что каждый несущий их поток тек в своей пространственной фазе…

На миг Сергей растерялся, не зная, почему не может понять столь простой вещи — пространственных фаз — потом его сознание потянулось к этому невообразимому существу. Тотчас его словно ударили по голове. Он понял, точнее, начал понимать…

Оно было машиной — по крайней мере, его создали те, Первые, что протянули первый Туннель за границы своего мироздания — когда их путь повторила вторая сверхраса и они не захотели удалиться во вселенское одиночество, по крайней мере, не до конца. Но это было…

Ньярлат — Сергей вспомнил, что тот всё ещё мчится за ним в надежде, что беглеца выбросит в пространство, свойства которого позволят ему настичь жертву — либо в один миг сами уничтожат её — был лишь ничтожной крупинкой её сути, чужого, совершенно чуждого разума, стоящего безмерно выше пределов человеческого понимания. На короткий, безумный миг юноше показалось, что этот Йог-Сотот — он совсем некстати вспомнил отрывок из Лавкрафта, который прочел ему Вэру… да, именно он — закрывает своей массивной тушей вход в ещё один колодец — Ворота, существовавшие прежде всех созданных разумом Ворот, ведущие в такие непредставимые бездны, что даже ОН не мог их понять… Или он сам был и бездной, и входом в неё?

Это был страж, и ключ, и сами Ворота — всё в одном существе, сплавившим сущности множества рас, иные из которых не существовали уже более нигде. Оно едва заинтересовалось им — юноше и этого хватило, чтобы его сердце едва не разорвалось от ужаса — и их сознания, на миг соприкоснувшись, немедля разошлись. Из того, что ему открылось, Сергей не успел запомнить и понять ничего — впрочем, он знал, что это лишь к лучшему — но его сущность как-то отразилась в сущности этого существа. И что-то — возможно, страх, возможно, ненависть, возможно, просто любопытство, — в их сущностях совпали. Лишь поэтому юноша не был мгновенно поглощен. Его, уже совершенно независимо от его воли, потянуло в один из Туннелей, пепельно-серую трубу, — единственный здесь путь, который, в какой-то мере, был предназначен для людей. А Ньярлат, полностью опустошенный и вновь наполненный из своего источника, устремился назад, к тем Воротам, для стражи которых был рожден, к своей паре беспомощных пленников.

5.

Юноше захотелось закричать, но он не смог. Он понимал, что ему и так невероятно повезло — его направили в единственный Туннель, не вызывавший у него панического страха неминуемой смерти, как те вихрящеся-черные или слепяще-радужные колодцы, которые были ещё хуже. Непонятно, как, но он чувствовал струящуюся из каждого Туннеля… силу? Ощущение? Нечто, похожее на аромат или эмоции — в некоторых была мгновенная смерть, в других — непереносимая чужеродность, в третьих — теплая, мягкая чернота, бесконечное сплетение туннелей из черного меха и живой томной мглы, не выпускающее никого из тех, кто попадал в их объятия — они сами не хотели их покидать.

Ему тоже захотелось вечно плавать в такой темноте, где можно видеть всё сразу, но это была бы смерть — одна из бесконечного множества её разновидностей. В каждом из Туннелей его ждала своя — смерть тела, смерть души, смерть духа или же смерть причины. А там, куда его тащило… там не было единого ощущения. Его втянуло в трубу со стенами из скрученных, неподвижно застывших серых облаков. Они помчались вокруг него с непредставимой скоростью, но он продолжал ощущать…

Это был аромат мудрости, боли, — и, может быть, обмана.

6.

Сергей лишь обрывками помнил, что было потом. Это невообразимое путешествие выпило все остатки его внутренних сил. Воздух, что окружал его бесчувственное тело, становился всё менее пригодным для дыхания и неотвратимо близился миг, когда странная связь человека и машины разорвется навсегда — в кошмарный миг пробуждения, когда измученное сердце остановится и непонимающее сознание на миг вернется к реальности, вырвавшись из кристаллической решетки металла, что дал ему временное убежище — вырвется, чтобы затем погаснуть во тьме смерти.

7.

Его сны стали вдруг более путаными, обрывочными, как и полагается снам. В них начали вторгаться видения его прежней, обыкновенной жизни и явь сна и прошлое сна мешались в причудливых сочетаниях.

Сергей считал, что миновал ещё одни Ворота в Листе, разделяющем Вселенные, а может быть, и не одни. По крайней мере, Туннель вокруг вдруг стал сияюще-золотым, а после принял прежний вид. Потом он внезапно вырвался из него, хотя ему хотелось мчаться в бесконечность. Ему снилось, что он проснулся или пришел в себя, но он уже так устал, что не мог осознать — или придумать — окружающее его. Он чувствовал, что его силы и энергия машины уже на исходе и что рядом есть место, где он действительно сможет уснуть.

Он тратил все силы, чтобы направить машину туда и на то, чтобы ещё что-то видеть, их уже не оставалось. Сергей вылетел из своего гнезда, когда многогранник с силой врезался в землю и тупая боль от удара действительно привела его в себя… отчасти. Инстинктивно продолжая движение, он пополз по чему-то мягкому — траве? — потом вдруг обмяк и погрузился в крепчайший, без сновидений, но всё же, самый обыкновенный сон.

Глава 6: В обители душ

1.

Свое пробуждение Сергей не мог назвать ни романтическим, ни даже просто приятным — попросту, его разбудило ощущение, что через миг его мочевой пузырь лопнет или позорно капитулирует. С трудом поднявшись, юноша, ковыляя, укрылся за остовом машины. Не то, что это имело какой-то смысл — он всё ещё действовал наполовину инстинктивно и окружающий мир состоял для него из темноты и бесформенных цветных пятен.

Прошло немало времени, прежде чем Сергей смог думать ещё о чем-то, кроме острой рези внизу живота. Потом ему страшно захотелось пить. Неведомо откуда он знал, что рядом протекает ручей. Он отыскал его по запаху воды и звуку, всё ещё бредя наугад в сонной темноте. Холод воды частично вернул его к реальности — он плюхнулся прямо в русло и начал жадно глотать. С первыми же глотками его охватили острые спазмы голода. Сергей фыркнул, рассмеялся, едва не захлебнувшись, и плеснул водой в лицо — едва он удовлетворял одну потребность, его тело тотчас предъявляло новую. Тем не менее, холодная вода заставила его действительно проснуться и ожить.

Он выбрался на берег, так, чтобы лишь ноги нежились в ручье, и, закрыв глаза, попытался разобраться в своих ощущениях. Ему было холодно, но это была приятная прохлада. Под ним был мягкий песок и ещё более мягкие растения. В общем, его телу было хорошо и так же уютно было его душе — длинный кошмарный сон закончился. Сергей расслабился. Он чувствовал, что спал очень долго, но вот когда он уснул и что было на самом деле, а что — во сне? Он никак не мог вспомнить. В его голове крутились непонятные, бессвязные обрывки. Кажется, он почему-то попал в больницу и с тех пор плыл в смутных объятиях кошмаров. Или нет? Вроде бы, похищение ему, увы, не приснилось, и гибель Твердыни тоже. Но вот потом… Ньярлат, Ворота, все эти бесконечные Туннели — всё это, конечно, не могло существовать в реальности. Просто не могло. Только…

Сергей не считал себя гением и знал, что не мог придумать вещей, о которых он неведомо откуда теперь знал. В самом деле, откуда он мог узнать, что Вселенная — совсем не то, что ему представлялось? Он видел — или ему снилось, что он видел — бесчисленные звезды, бессчетные галактики, о которых Элари даже не подозревал, огненные воронки квазаров — и то, что лежало ещё дальше… или всё это ему просто померещилось и на самом деле Вселенная построена из огня и сил, кипящего хаоса, в котором он плыл всего миг — и вечность?

Сергей рывком сел, его большие глаза широко открылись. В один миг к нему вернулось прежнее ощущение реальности и его ум лихорадочно заработал, жадно вбирая в себя весь окружающий мир.

Он сидел на берегу ручья, или, скорее, небольшой речки, в обширной зеленой долине. Вокруг поднимались покрытые удивительно пышной травой покатые холмы. Их заливал мягкий свет — вроде бы лунный, но не дающий теней и он нигде не видел источника этого света.

Сергей откинулся на спину, удивленно разглядывая черное, как ночью, небо. Такое могло быть лишь во сне — залитая бледным светом земля и над ней — бездонное небо, такое темное, глубокое, и, в то же время, живое, каким оно бывает лишь на раннем рассвете, когда свет звезд сливается с самыми первыми проблесками зари…

Сергей вздрогнул, осознав, что Элари никогда не видел звездного неба — настоящего — по крайней мере, этими, удивленно раскрытыми глазами. Кстати, на этом небе звезд не оказалось вообще. Словно странная луна, на нем светились сине-переливчатые Ворота, через которые он попал в этот мир. Отсюда они казались крошечными, не больше зрачка, но всё же, видимые в мельчайших подробностях. Лениво прищурившись, Сергей смотрел на них. Он не мог поверить, что как-то попал оттуда — сюда. А небо… Однажды он уже видел такое небо… во сне, когда ему было всего лет двенадцать. Тогда этот сон на целый день обеспечил ему хорошее настроение, но знакомый вид этого неба почему-то вызвал у него растерянность и даже что-то, похожее на страх.

Там не было звезд, туманностей — ничего, привычного глазу. Только непонятные светящиеся очертания, похожие на рисунки — до того они были правильными и четкими. Они напоминали сразу все вещи и лица, которые ему только доводилось видеть — наброски, сделанные самой природой, которую здесь наделили мастерством гения.

2.

Немного освоившись, Сергей осмотрелся вокруг. Тут был мир вечного рассвета — вдали, над горизонтом, брезжила рыжеватая заря, хотя небо было темным, а землю заливал как бы свет хмурого дня. Трава шелестела под ветром и блестела от росы, воздух был свежим и сырым, а по склонам холмов бродили привидения.

Вначале он принял их просто за клочья тумана, потом понял, что это фигуры людей, одетых в шелк и серебро. Они были смутными, бесшумными, полупрозрачными и их нельзя было толком рассмотреть — но он, кажется уже видел их где-то…

Сергей сосредоточился и через миг вспомнил — во время полета сюда, при встрече с Хранителем Врат, когда их сознания соприкоснулись — всего на мгновение, — его сознание словно стало алмазом и он увидел… то, что всегда было внутри него. Просто раньше он не верил этому, даже не мог вспомнить, но теперь, когда он увидел…

Да, это были души — точно такие же, какими он представлял их в детстве, но только настоящие. Теперь он хотя бы отчасти начал понимать, чем же на самом деле был мир Элари — поставщиком душ для этого места, не рая и не ада, ибо они если и существовали, то вне всех мыслимых пределов мирозданий. Нет — просто временное обиталище — временное, пусть даже это время измерялось миллиардами лет.

Сергей зажмурился и сжал руками голову, пытаясь осознать и вспомнить. Да, если есть души, есть и Отец Душ, их Создатель, Бог, творец мира — в этом не могло быть уже никаких сомнений. Правду говоря, Сергей всю свою сознательную жизнь смеялся над теми, кто верил в это, но теперь, поняв, что ошибался, испытал не страх, а радость — всё же, совсем неплохо узнать, что смерть не конец, а начало. Только…

Только создатель мира допустил одну чудовищную ошибку — он не указал душам путь к нему. Здесь они не могли его найти, обреченные на бесконечные странствия в безднах чуждых пространств. Их обитатели по мере сил старались помочь им, дать хотя бы ту частицу обещанного бытия, на которую были способны… но они сотворили не рай, а свое представление о рае, весьма, как Сергей уже понял, далекое от ожиданий людей. Мэйат двигали жалость и сострадание и сотворенный ими мир был всё же лучше вечных скитаний в пустоте… но он вдруг вспомнил слова Вэру о пределе ужаса в мире — когда мертвая сущность начнет изменять живую, чтобы сделать её понятной для себя. Так было прежде и бывало сейчас… но не всегда и даже это было лучше смерти. Гораздо лучше. Сергей ощутил дикую радость при мысли, что на самом деле смерти нет и он, если бы умер в этом мире, просто попал бы сюда, где ему было бы не уютней, но, во всяком случае, интереснее, чем в Твердыне. Но он и так попал сюда — и не только душой, но и телом — телом, на котором не было ни единого клочка одежды.

3.

Осознав это, Сергей стыдливо сжался. Он видел одеяния душ — одеяния, нераздельные от их тел, ибо суть здесь служила одеждой. А он… Он чувствовал, что его вид здесь был чем-то кощунственным, безумным, противоестественным.

Он невольно перевел взгляд с тончайших кружевных арабесок неторопливо скользящих привидений на себя. К его сожалению, зрелище было даже не жалкое, а вызывающее — грязные и поцарапанные босые ноги, изгибы талии, живот, руки, грудь — всё казалось ему исполненным чувственной силы, совершенно неуместной здесь. Хотя почему? В самом деле? Пусть даже он действительно тосковал, что рядом нет такой же мокрой обнаженной девушки, с которой он мог бы заняться любовью и тем выразить переполнявшую его радость — что с того? Что в этом было непристойного? Разве непристойно быть красивым и желать продолжить красоту в своих детях? Или просто получить невинное удовольствие влюбленной пары?

Сергей совершенно запутался. Он чувствовал, что изменился во время этого невероятного полета-сна. Он стал… не то, чтобы старше, но он выжил, соприкоснувшись с сутью Хранителя Врат и Ньярлат больше не имел над ним власти. А пережившего подобное уже нелегко было чем-то смутить или испугать. И вообще — что может быть страшным, если нет смерти?

Тут он увидел, что одна из призрачных фигур прекратила свое бесконечное движение и остановилась — перед ним.

4.

Лишь через минуту он смог узнать Яршора. Тот слишком изменился, стал похож на свой портрет — портрет, написанный очень хорошим художником. Черты, отмечавшие его личность стали ярче, другие, напротив, поблекли. Но при том его тело казалось сотканным из тончайшего серебряного света, сквозь множество оттенков которого просвечивала трава. Сергей не стал даже касаться его — он и так знал, что его протянутая рука не встретит сопротивления. Конечно, они не могли говорить друг с другом вслух. Но внутри юноши, за броней стыдливо напряженных мышц, ещё плененная, таилась такая же сущность и когда Яршор заговорил — Сергей его понял.

5.

Это не было похоже на обычный разговор, скорее, на уже знакомый ему поток чувств — удивление, растерянность, и, к удивлению Сергея, даже нечто вроде зависти. Но они всё же могли понимать друг друга — без помощи слов. Их сознания соприкоснулись — но не соединились. Они как бы слышали мысли друг друга — но то, что таится за мыслями, непостижимая суть их сознаний, оставалась для них скрытой. В словах это звучало бы примерно так:

— Что же это за мир такой? — возмущался Яршор. — Я ведь никогда не верил в… в… в бессмертие души. Когда я умер… и остался жить, я страшно обрадовался, а потом… оно… оно было… я чуть не умер от страха… оно… коснулось меня… оставило на мне свой след… и потом… Тут нет ничего — ни ада, ни рая, ни Бога. Они говорили, что всё это там, Снаружи, и мы все попадем туда, когда исчерпается мир… через триллионы лет. А раз так, то что изменилось? Мы по-прежнему обязаны верить… и бродить по этим лугам, где ни одна травинка не согнется под нашими ногами. Они создали для нас мир… великое множество миров… но они все чужие. Чужие, Элари. Когда я сражался там, внизу, я верил, что творю справедливость. А теперь… Ты знаешь, что у файа нет души? Что они умирают навсегда? Умирают только раз, хотя нас тоже ждет смерть — смерть вторая, как сказало оно. Какое право я имел их судить? Но ведь я же не знал этого! Не знал!..

Яршор продолжал каяться, но Сергей уже не слушал его. Он сел на корточки, закрыв глаза и зажав уши. Не только в униженном покаянии Яршора ему вдруг почудилась фальшь, — во всем окружающем мире было что-то ужасно неправильное. Он был… слишком простым, слишком подходил к его детским представлениям о загробной жизни. Это никак не могло быть иллюзией — Сергей ощущал каждую клеточку своего тела и всё, что к нему прикасалось, но…

Его интуиции, его инстинктам тут было как-то уж слишком уютно, словно… словно он всё ещё спал и видел сны… но он хотел проснуться. Очень хотел.

Он яростно сосредоточился, пытаясь разобраться, где реальность и где сон, чувствуя, что сейчас окончательно запутается… но ему не дали.

Глава 7: Зеркало сути

1.

Внезапно поняв, что беззвучный голос Яршора давно смолк, Сергей поднял глаза. Призрак исчез без следа. На его месте в воздухе протаяло окно и в нем виднелся какой-то другой мир — такие же луга, но над ними печально тлели перья пурпурных облаков. На лугу привольно уселся юноша, очень похожий на Элари — та же кожа цвета застывшего золота, те же черные волосы, такие же длинные синие глаза. Пушистое белое сияние с множеством сероватых оттенков и теней окутывало его от плеч до бедер, словно туника. Нахально-красивое лицо юноши в каждый новый миг казалось чуть-чуть другим, чем раньше — и всё же выражение на нем было неизменно дружелюбное.

— Мои поздравления, Сергей, — сказал он. — Я и не знал, что ты сам разберешься в себе.

2.

При звуках этого голоса Сергей вздрогнул. Он был слишком похож на голос Ньярлата и юноша чувствовал, что и сути говоривших схожи, только Ньярлат был холодным — а это создание теплым, даже горячим: его жизнь горела звездным огнем под внешней симпатичной оболочкой.

— Я Энтиайсшу Вайэрси, — представился юноша. — Из Золотого Народа, Детей Файа. Наша сущность действительно подобна сущности Ньярлата, но мой народ ещё очень молод. Я один из самых первых, хотя я старше тебя раз… раз в тридцать.

— Очень приятно, — Сергей по мере сил поджал ноги и обхватил их руками, но всё равно чувствовал себя весьма неуютно. — Ты читаешь мои мысли?

— Нет. Ты сильный юноша, поэтому я скажу тебе правду. Ты мертв.

3.

— Мертв? — удивился Сергей. — По-моему, я вполне жив, раз говорю это.

— Конечно, ты жив, но твое тело мертво. Знаешь ли, радиация в Туннелях очень высокая, а твоя защита была… скажем так, недостаточной. К счастью, мы нашли тебя прежде, чем повреждения мыслящих структур стали необратимыми. Сейчас твое сознание живет в компьютерной сети нашего корабля. Мы поместили его в твои представления о загробном мире… и на этом попались.

— Но я же не призрак! — возмутился Сергей. — Мои руки, ноги, всё тело — я чувствую его, как всегда!

— Это значит лишь, что мы хорошо сделали свою работу. Впрочем, скоро ты получишь свое тело назад — если хочешь, мы даже улучшим его, хотя, по-моему, это делать не стоит.

— Значит, ничего этого не было? — спросил Сергей. — Ни душ, ни Хранителя Врат? Значит, это всё вы?

— Нет. Ты пережил встречу с Хранителем Врат прежде, чем мы тебя подобрали. А души… я рад бы ответить тебе, но я просто не знаю. Все сведения о них мы взяли из твоей собственной памяти.

Сергей задумался, на секунду опустив голову.

— Да? Значит, я сейчас внутри себя… внутри своих представлений о мире?

— Ну, в общем… да. Так бывает редко. Обычно они недостаточно для этого богаты, но ты сможешь жить в своем внутреннем мире… хотя бы недолго. А если захочешь, то это будет ещё чей-нибудь мир. Ведь…

— Мне интересно всё это, — перебил Сергей, — и я чувствую, что ты считаешь меня другом. Но разве мне обязательно сидеть тут нагишом?

Вайэрси улыбнулся.

— Вообще-то нет. Но это нетрудно исправить…

В один миг его фигура плавно перетекла. Теперь перед ошарашенным юношей сидела гибкая нагая девушка с телом, словно отлитым из смуглого золота. Её короткая симпатичная мордочка почему-то привлекала Сергея гораздо больше классической красоты… может быть, своим выражением. В ней было что-то от лисы — хитрое, внимательное и, в то же время, веселое. Примерно так могла бы выглядеть младшая сестра Вайэрси.

— Так лучше? — спросила она, грациозно отбрасывая тяжелую волну волос с лица. Сергей с трудом отвел взгляд от томных округлостей её сильного тела.

— Да. Но ведь это же всё ненастоящее!

— Почему? — Она растянулась на животе, подперев руками голову. — Не только здесь, но и в Реальности я могу менять форму, выбирая приятную мне… или ещё кому-нибудь. Это вежливость… или знак уважения. Ведь я же не предлагаю тебе заняться любовью! Впрочем… — она дразняще прижала маленькую босую ногу к круглому заду и вдруг рассмеялась, в один миг приняв прежний вид.

— Если бы ты видел сейчас свое лицо… — Вайэрси на секунду опустил глаза, пряча усмешку. — Ты не представляешь, какую свободу можно обрести, меняя форму. Ведь мы меняем не только внешний вид. Новые чувства… новые ощущения… быть касаткой, тигром, ланью, порывом урагана — всем или частью всего. И ты тоже сможешь, если пожелаешь. Мне шестьсот тридцать лет, — а я не исчерпал ещё и малой доли всех доступных мне форм… впрочем, их невозможно исчерпать. Кстати… — он театрально щелкнул пальцами.

Сергей с удивлением обнаружил на себе белую тунику из толстой, но мягкой ткани. Ему сразу стало на удивление уютно и тепло — пушистая тяжесть обняла его плечи, нежно прижалась к животу, а рукам, ногам и голове было легко и прохладно. Он благодарно улыбнулся и кивнул.

4.

Вайэрси тоже улыбнулся. Потом его лицо стало серьезным.

— Вряд ли ты в это поверишь, но ещё никогда, за все семь миллиардов лет истории разума, ни одно живое существо не входило так в Туннель Дополнительности. Ты первый. Для такого хрупкого создания, как ты, такая смелость удивительна. На самом деле удивительна. Даже сам Хранитель Врат был удивлен. Он очень редко вмешивается в чужие дела, но для тебя он сделал всё, что мог — направил тебя в Туннель, по которому летел наш астромат… корабль. Сейчас ты на борту "Тайат"…

— А кто вы? — спросил Сергей. — Кто Золотой Народ?

— Мы предки файа. Они воссоздали нас из уважения, но мы стали лучше, чем были — так бывает, если создающий любит того, кого создает. Мы избраны, чтобы наследовать файа их мироздание. А они… пойдут дальше. Ты уже видел пути…

— А я? Что будет со мной?

Вайэрси пожал плечами.

— Ты выберешь это сам. Я не знаю. Вернуть тебя домой будет очень трудно, но мы можем сделать это — хотя бы из уважения к твоей смелости. А я бы хотел, чтобы ты стал моим братом. Мой народ отличается от других. Не все симайа, — такие, как я — родились золотыми айа. Мы многих принимаем в свою семью. Видишь ли… мы рождаемся, как вы, как вы растем, стареем… но не умираем. Там, где вас поглощает смерть, мы изменяем свою суть. Не всем из нас дана способность Приобщать, но я ей обладаю. Когда ты выйдешь из машины, я смогу… ты станешь одним из нас, но только навсегда, Сергей. Истинная свобода дается лишь раз. Никто не в силах отнять этого дара. Ты уже не сможешь жить в мире своих снов, как сейчас. Мы можем заглядывать в этот мир, но вместить нашу сущность он не может. Но если хочешь, ты сможешь остаться тут навечно.

— Я не хочу жить в иллюзии, — опустив глаза, глухо сказал юноша. — Это всё равно, что брести по краю пропасти с закрытыми глазами.

— Пусть так, но мир снов не более хрупок, чем мир яви, поверь мне. Вдобавок, он бесконечно разнообразней. Не думай, что тут ты сможешь всё. Нет. Ты будешь жить здесь, как жил там, у себя. У нас есть мир… где живут люди… миллиарды их… и этот мир гораздо интереснее, чем твой. В нем нет смерти. Если ты умрешь там, то просто очнешься в каком-нибудь другом мире… Видишь ли, это мир… несозданного. Там живут наши творения, которые ещё не созданы, живет всё лучшее, что в нас заключено и что мы должны спасать друг в друге. В этом мире мы сами — завтрашние… — Вайэрси мечтательно прикрыл глаза. — Когда мы смотрим в него, нас охватывает неутолимая тоска. И в этой тоске мы стремимся переделать наш мир, нашу Реальность, чтобы она стала похожа на наши мечты о ней… — его бездонно-синие глаза вдруг сумрачно блеснули из-под золотящихся темных ресниц. — У моего народа есть мечта, Сергей. Ничто не ненавистно нам так, как страдания — неважно, свои, или чужие. И мы хотим… чтобы нигде — нигде во всем мироздании — не осталось места для страданий и смерти. Это глупо звучит, я знаю, но в словах трудно выразить всю глубину наших чувств. Пускай мой народ молод, но наши знания очень стары. Мы с самого рождения видим суть вещей — те, кто ушли дальше, научили нас. Мы знаем, что наша мечта осуществима и что она исполнится. Пускай это займет миллиарды лет — что за важность? Это можно сделать. Это правда. Но, — на миг его глаза беспощадно сузились и вдруг Сергею стало страшно, — мы не допустим, чтобы кто-то встал между нами и нашей мечтой. Воин-мечтатель — самое страшное, что только может быть во Вселенной. Он смотрит, но не видит ничего иначе, как через призму своей мечты. Страдания и смерть легко проходят мимо глаз, не желающих их замечать… Мечтатель страшнее безумца, потому что ведает, что творит, но его душа парит так высоко, что её уже не трогают чужие страдания — она ослеплена собственным светом. Именно здесь нас ждет основная ловушка, — Вайэрси взглянул прямо в глаза юноши и Сергей ощутил вдруг совершенно бессмысленный приступ рабской преданности, — ему хотелось служить этому существу, потому что оно воплотило его мечту о самом себе. — Мечтая о рае, легко сотворить ад. Лучший способ установить мир — уничтожить своих врагов. Мы знаем это, но не можем отказаться от нашей мечты. Грань между безднами столь узка, что мы не видим её. Но мы пройдем по ней, Сергей. Пройдем. Однажды мы станем старше и мир будет принадлежать нам — ради единственной цели, которая может это оправдать. Впрочем, — Вайэрси на миг улыбнулся, — будущее творит само себя. Сколько рас уже пытались пройти по нашему пути? И что они сейчас? Прах. Мне не стоит говорить за других, но я хочу помочь тебе — просто потому, что мне это нравится. Так чего же ты хочешь?

— У меня есть друг, — заторопился Сергей. — Анмай Вэру. Он помог мне… я обязан ему жизнью… больше, чем жизнью. А сейчас он и его любимая в плену. Его пытают… и её тоже… может быть, даже на глазах друг у друга. Помогите ему. Больше я ни о чем не прошу.

Вайэрси задумался.

— Всё не так просто, как тебе кажется, — наконец ответил он. — Ты не знаешь истории Анмая. Без него файа бы погибли, а мой народ никогда не появился бы на свет. Мы обязаны ему всем, но он… ушел от нас. Может быть, он вернется, я не знаю. Но интеллектроника ставит перед нами неразрешимые парадоксы. Благодаря ей личность уже не является неделимой. Что делать, когда одно существо живет множество раз? Исток у всех один, но память и судьба разные. Должны ли они все отвечать за совершенное их предком зло? Распространяется ли на них долг чести за совершенные им благодеяния? Я не знаю. Не знаю даже, кто бы мог ответить на такой вопрос. Так что не будем касаться прошлого. К сожалению, я знаю историю Вэру в Ленгурье — из твоей памяти, точнее, из памяти Элари. Любопытство — страшная вещь…

Сергей опустил голову в сильнейшем смятении чувств. Услышав о том, что Вайэрси прочел его память, он пришел в дикую ярость… и, в то же время, был рад, что не нужно ничего объяснять. Вдруг общение с Ньярлатом показалось ему детской забавой — тот был злобен, и, ослепленный злобой, глуп. Его терзали, он защищался — всё было просто. А вот если ты просто не можешь понять своих чувств к тому, с кем разговариваешь — что тогда? В самом деле?

— Мы должны знать, заслуживает ли помощи просящий о ней, — продолжил Вайэрси. — Хотя неведение тут может быть спасением. Когда погибла долина Лангпари, Анмай бросил тебя — но не только. Он бросил всех уцелевших — ради своего личного счастья. Если бы он пошел с вами, до Твердыни добралось бы больше файа. Надеюсь, ты не сомневаешься в этом?

— Нет, — во внезапном приступе растерянности признался Сергей. — Элари это знал. Всегда.

— Анмай много знал, и многое умел. Страсть к ядерной энергии у него в крови. Если он дошел бы до Твердыни, она не пала бы так быстро — её погубила не авария реактора, а отсутствие вождя. Конечно, обычно мы не видим последствий наших поступков. Но Анмай знал… по крайней мере, должен был знать. Он мог спасти тысячи жизней — но предпочел им тоскливую безопасность. Разве это не заслуживает самых жестоких мучений?

Сергей смутился и не ответил. Вайэрси, в сущности, не сказал ничего нового — обо всем этом он уже думал длинными одинокими ночами.

— А теперь самое плохое, — голос Вайэрси звучал совершенно безжизненно. — Заслуживает ли Иситтала твоей любви? Она долго жила в Унхорге, который так не понравился Элари. Она сама говорила ему, что порой занималась там любовью сразу с несколькими юношами — потому, что одного ей было мало. Впрочем, ненасытное любострастие, происходящее от избытка жизненных сил — не такое уж большое преступление. Гораздо хуже другое. Она убила свой народ, когда приказала стрелять атомными снарядами по беженцам. Вот это поистине чудовищно и заслуживает настоящего ада.

— У нее не было выбора, — глухо ответил Сергей, глядя в землю. — Припасов не хватило бы на всех. Я знаю.

— В самом деле? — спросил Вайэрси и вдруг юноше захотелось убить его — за то, что он повторял вслух мучившие его мысли. — Разве тебе не приходило в голову, что война с сурами в любом случае сильно сократила бы население долины? Но если бы в ней было не сорок, а шестьдесят тысяч, файа бы отбились. Пусть им весной пришлось бы голодать, их народ выжил бы. Ты думаешь, Иситтала не понимала этого?

— Должна была понимать, — через силу ответил Сергей. — Но почему тогда?

— Она знала, что если впустит беженцев в долину, они просто захватят её. Пусть файа и отбились бы от сурами, но потом… я не знаю, пришлось бы им есть друг друга, но убивать — пришлось бы. В Лангпари взрослых было во много раз меньше, чем среди беженцев. Ты думаешь, они смогли бы сохранить власть? Кто бы стал слушать жену свергнутого правителя? А переоценить свои силы так легко… и она не без оснований считала, что и так отбилась бы. То, что Яршор смог заблокировать бункер — это действительно редчайшая случайность.

— Я не могу поверить, что она хотела только власти, — холодно ответил Сергей. — Элари её знал.

— Конечно, всё не так просто, — Вайэрси тоже опустил голову и говорил очень тихо. — Если бы родители пришли в долину, система общественного воспитания немедля рухнула бы, — а ведь на ней держалась вся цивилизация файа. Что сталось бы с их общественным строем, если бы детей учили тому, что нравиться родителям, а не тому, что нужно государству? И, наконец, главное. Иситтала выросла в Золотых садах, именно они были её родиной, — а ведь нужда в них давно отпала. Между Байгарой и Садами шла долгая вражда, и если бы Байгара пришла в долину — Сады не просто погибли бы. Все поняли бы их бесполезность, поняли бы, что все накопленные в них знания, в сущности, ничего не стоят. Пусть это и не совсем так, но Иситтала боялась этого. Именно в этом и состоит её преступление. Она хотела сохранить мир своего детства неизменным — и любой ценой, забыв, что ценна каждая жизнь. В такую ловушку легко попасть мечтателю — но правитель должен думать обо всех. Она избрала легкий путь — и в этом её ошибка, простительная для обычного человека, но для правителя смертельная, ибо он в ответственности за всех, а не только за тех, кого любит. Теперь ты понимаешь?

— Да, — ответил Сергей, не видя его из-за слез. — Но я все равно люблю её. Помогите им — хотя бы ради меня.

Вайэрси надолго замолчал.

— Любовь — величайшая из сил нашей души, — вдруг тихо сказал он. — Она приносит нам счастье, но не только. Любовь может быть и самой разрушительной из всех наших сил. В ослеплении любви можно перейти границу… когда уже ничто иное не кажется важным. В желании любой ценой быть с любимой… любимым… любимыми можно шаг за шагом разрушить весь окружающий мир и оказаться в пустыне, откуда уже не будет иного выхода, кроме смерти. Так было… и будет, даже если мы решим иначе. Путь между безднами чересчур узок… впрочем, что толку в словах? Я вижу, как ты страдаешь и не хочу этого. Все мы совершаем ошибки, падаем… но потом поднимаемся. Анмай и Иситтала будут здесь… ради тебя, и я надеюсь, что однажды они станут одними из нас. Но хочешь ли ты их видеть?

Сергей поднял голову.

— Нет. Пока — нет.

5.

Несколько минут они молчали. Сергей пытался разобраться в своих чувствах, однако тщетно. Слишком многое ему нужно было обдумать. Впрочем, остались и более важные вещи, которые он должен был знать.

— Вы сможете вернуть меня домой? — наконец спросил он.

Вайэрси улыбнулся.

— Сейчас наш корабль уже на суточной орбите вокруг Врат Мэйат, так что, чтобы спасти Анмая и Иситталу, нам нужен, самое большее, день. А вот потом… Потом… ты же не хочешь возвращаться в Ленгурью?

— Нет. Эта не моя родина.

— Тогда нам будет трудно помочь тебе. "Тайат" может пройти через Зеркало Сути, но на той стороне мы не сможем обогнать свет. Лишь Нэйриста, Строитель Туннелей, может там это сделать, но никто не пошлет туда такую громадину только ради тебя. Она пожирает по солнцу каждые тридцать дней, знаешь ли. Даже Мэйат решились пройти этот путь лишь однажды. А мой народ слишком юн, у нас ещё нет таких вещей… и вряд ли скоро будут.

Сергей, однако, не хотел отступать.

— Я не верю, что вы ничего не можете сделать. Наверняка, какой-нибудь выход есть.

Вайэрси насмешливо поклонился.

— Конечно, ты прав. Невозможного нет, всё можно сделать, вопрос лишь в том, когда и какой ценой. Наш не-пространственный привод не действует в вашей Вселенной, но Врата Мэйат могут открыться в любой её точке. Положим, нам даже известно, какой именно. Но, чтобы использовать их, нам придется обратиться за помощью к Файау, чтобы она, в свою очередь, попросила о помощи Мэйат. Это займет массу времени, и, даже если мы получим согласие, возникнет проблема с возвращением. Хочешь ли ты рискнуть моей жизнью, и жизнями моих друзей? С другой стороны, мы можем увидеть новый мир. Боюсь, нам придется высадить почти весь экипаж, но те, кто останется, его увидят. Мы не станем вмешиваться в вашу жизнь — Мэйат не позволят нам этого, — но я не могу обещать, что наши потомки не вмешаются в неё, едва получат такую возможность. И ваша судьба уже не будет вашей собственной. Об этом ты не думал?

— Я верю вам, — сказал Сергей. — Мне нравится ваш народ. Вы не такие, как все.

— Тебе нравлюсь лишь я, потому, что других золотых айа ты еще не знаешь, — мгновенно отпарировал Вайэрси. — А мы бываем всякие. Не все из нас знают, где нужно остановиться. Скажи мне, но только честно — что бы ты делал, не измени я форму, которая так тебя очаровала?

Сергей низко опустил голову, понимая, что его пылающие щеки выразительнее любых слов.

— Вот видишь. И как бы тебе жилось после этого? А ведь мы творим порой и куда худшие вещи. Готов ли ты взять на себя ответственность за весь свой мир?

Щеки юноши всё ещё ярко алели, но он заставил себя сказать правду.

— Нет.

Вайэрси на миг склонил голову. Сергей понял, что это не только знак уважения.

— А если я скажу тебе, что тогда ты не сможешь вернуться домой?

— Зачем ты испытываешь меня? — вдруг тихо спросил юноша. — Что изменится от моего ответа? Или эти вопросы не от недоверия, а просто из любопытства? Если ты видел меня изнутри — зачем спрашивать?

— Я видел твою память, но не душу и не могу предвидеть твоих поступков. Хотя ты прав — я спрашивал из любопытства. Не нам выбирать тебе путь. Но мы должны сначала знать, потом хотеть. Такова суть моего народа.

— Так вы отвезете меня домой?

— Если нам разрешат это, то да. Но есть одна проблема…

— Какая?

— Зеркало Сути.

6.

— Зеркало Сути, — невозмутимо продолжил Вайэрси, — часть Врат Мэйат, оно открывает путь на теневую сторону мироздания. Любой предмет, отражаясь в нем, возникает на теневой стороне, но только как неотличимая от оригинала копия. Сам предмет остается здесь. Если говорить точнее, оно создаст копию нашего корабля возле Солнечной системы. Но наше самосознание не сможет преодолеть Зеркала, Сергей. Мы отразимся в нем — и останемся здесь.

7.

— Если я правильно понял, — сказал юноша, — на Землю вернется мой двойник? А я останусь здесь?

— Ну в общем… да.

— И ничего нельзя сделать?

Вайэрси растянулся во весь рост на траве. Он перекатился на живот и теперь прищурившись смотрел на него сквозь перепутанные стебли.

— Существует множество способов. Нэйриста, например, заключает в себе целое мироздание и поэтому не нуждается в Зеркале, но у нас её нет. Можно найти Врата Кольца, которые изменяют суть материи, а не отражают её, — но до них семь миллиардов световых лет, а "Тайат" не покроет такое расстояние одним прыжком. И ей потребуются дозаправки, а это долгое дело… короче, путь к ним займет много лет и на той стороне мы не сможем улететь от них, наш сверхсветовой привод в вашей Вселенной не действует. Кстати, я не говорил тебе, что с расстояния ста двадцати миллионов световых лет нельзя сразу попасть к планете, координаты которой мы знаем лишь примерно? Нет? В таких случаях мы идем путем последовательных приближений. Обычно для такого расстояния нужно два-три не-перехода, пока мы не выйдем точно на цель, — а, имея лишь Зеркало Сути и зонды, сделать это будет гораздо труднее. Наконец, можно подождать, пока наши потомки решат эту проблему, но вот сколько времени это займет?

— Вайэрси, — с внезапным волнением спросил юноша. — А сколько времени пройдет на Земле со времени моего похищения? Что, если мне уже не к кому будет возвращаться?

Симайа на минуту задумался.

— Насколько я разбираюсь в космографии, — наконец сказал он, — если твой рассказ верен, то с момента похищения у вас там прошло около… трех лет.

— А сколько займет обратный путь? Тоже три года?

— Меньше. Восемь месяцев на все нужные согласования и подготовку "Тайат", несколько дней, чтобы сориентироваться в вашей Вселенной, сам переход через Зеркало — вообще ничего… дальше мне трудно судить. Если выйдем достаточно далеко, придется добираться в обычном пространстве. Кстати, восстановление твоего тела займет месяцев шесть, — а этим придется заняться уже потом, когда мы прибудем на место, точнее, после перехода — живая плоть не сможет пережить его. Короче, ты вернешься домой через пять лет после похищения. Твой видимый возраст будет соответствовать этому.

— Но я же не смогу вернуться! То есть, вернусь не я… или я, но не…

— Зеркало Сути может скопировать любой объект в вашей Вселенной и воссоздать его здесь — даже планету, не говоря уж о нашем корабле. При этом, оно может и уничтожить исходный объект — копия будет такой же, но не тем же самым, и для наших самосознаний это будет, разумеется, смертью. Так что использовать этот способ здесь мы не будем. Зеркало создаст теневую копию "Тайат" — а сюда скопирует лишь память о её путешествии. Только… чтобы это получилось, нашим… отражениям придется убить себя… зная, что они умрут и Зеркало преодолеют их копии, а не они сами. Я бы на такое не решился…

— Значит, "Тайат", если вернется, привезет мою… память? Я узнаю, как вернулся домой… и всё?

— Да, Сергей. Ты вернешься на свою родину — и в тот же миг навсегда потеряешь её.

8.

Юноша уткнулся лицом в колени. Через несколько минут он заговорил.

— Это… тяжело. Я знаю, что буду жить… дома, но что мне с того? Как буду жить я? Здесь?

Вайэрси слабо улыбнулся.

— Нельзя смотреть только назад, Сергей. Ты станешь одним из нас в дни юности Золотого Народа. Поверь мне, это завидная судьба. Твое будущее протянется на тысячи лет. Внешне ты — уже золотой айа, разве что несколько бледноват, но это поправимо. Я предлагаю тебе свою дружбу. Или ты не хочешь этого?

— У меня есть выбор?

Вайэрси рассмеялся.

— Боюсь, что нет. Но разве это тебя огорчает?

9.

— Так значит, ты помогаешь мне потому, что я похож на вас? — через минуту спросил Сергей.

Вайэрси усмехнулся.

— Я не думал, что ты ставишь нас так низко. Нет. Мне нравится твоя душа. И если бы у тебя был панцирь и одиннадцать ног, мое отношение к тебе не изменилось бы. Для нас, умеющих менять форму, она не имеет особого значения. А вот внутренняя суть, душа — да.

— Так значит, в Элари нет крови Золотого Народа?

Симайа слабо, задумчиво улыбнулся.

— Ни капли. Файа, которые привезли ваш народ, людей, на Ленгурью, не смогли избежать искушения. Они немного улучшили ваш внешний облик, но внутрь лезть не стали. Элари и его соплеменники похожи на нас лишь потому, что их облик был мечтой файа о самих себе, — о том, какими они должны быть. Во исполнение этой мечты они потом создали нас. Гораздо интереснее то, что они сделали с собой. Считается, что у людей и файа не может быть общих детей, но Элари видел полукровок в Байгаре. Наверняка, они сочетали достоинства двух рас, как это обычно бывает — а теперь из них не осталось никого. Надеюсь, ты понял, почему мы так злы на твоих друзей? Они уничтожили созданное тысячелетиями упорного труда тех, с кем и мы не можем пока сравниться. Ещё никому не удавалось слить две межзвездных расы в один народ… Теперь лишь Иситтала несет драгоценную кровь измененных файа, так что мы в любом случае должны спасти её. Правда, у Элари тоже есть почти неуловимые следы файской крови — это трудно заметить, но я не могу ошибиться. Форма твоих глаз… Это очень характерный признак. И ты сделал то, на что не решился бы никто из файа и людей. Лишь те, в ком сливается кровь двух великих рас, могут изменять их пути… Благодаря тебе мы обратим внимание на людей и примем их, как друзей, так что и мы теперь в долгу перед тобой…

— Я хочу быть твоим другом, — помолчав, ответил Сергей. — Но… подруга мне не нужна. То есть, вообще-то нужна, но… — он запутался и замолчал в сильнейшем смущении.

Вайэрси рассмеялся.

— Мы можем менять свою форму, но не суть. А у нас тоже поровну мальчиков и девочек… как и везде. И потом… чувственная любовь не имеет для нас особого значения. Мы не можем отдаваться ей целиком… как вы. Для нас это почти игра. Но не один народ не может любить так, как любим мы, Сергей. Любить не внешнюю форму, как бы она ни была красива, а красоту души. И потом… ведь наша любовь почти вечна. Бесконечное слияние душ… бесконечная игра форм, чтобы вызвать восхищение любимой… когда ты встретишь среди нас свою любимую, ты обретешь великое счастье. Это будет, может быть, не скоро, но неизбежно. Никто из нас, если он заслуживает любви, не одинок. Далеко не все у нас счастливы, великая и полная любовь у нас большая редкость… но тот, кто достоин такой любви, неизбежно встретит её. Как и ты.

— А… у тебя есть любимая? — смущенно спросил юноша.

— Естественно. Её зовут Энтилар. Она, как и я, из Первых Двухсот. Мы неразлучны уже… шестьсот пятнадцать лет. Ты понимаешь, что это значит?

— Да. Так вы… встретились в пятнадцать лет?

— Мы были вместе с самого начала. Но когда для нас настала пора любви, мы полюбили друг друга.

— Ты… — Сергей с трудом перевел дух, — один из… самых первых?

— Да. — Вайэрси устроился поудобнее. — Наш вид создали интеллектронные машины Файау. Наша плазма наследственности была синтезирована… собрана буквально по атомам, с самого нуля, а потом на её основе были выращены наши тела. У нас не было родителей, мы все были ровесниками и братьями… хотя не очень-то похожи друг на друга. Это тоже было предусмотрено…

Он минуту помолчал и вдруг улыбнулся.

— Тогда мы были почти такими же, как ты. Способность менять форму нам дали много позже… Мы росли на Эрайа, родине нашего народа, любопытными дикими созданиями — и это было лучшее время нашей жизни. Знаешь, самым большим счастьем в ней была совсем не Трансформа, которая дала нам бессмертие, свободу и ещё множество способностей, а время, когда мы познали любовь… высокую и чувственную одновременно. Тогда я выглядел вот так…

С изящной плавностью тело Вайэрси вновь перетекло и вдруг стало меньше. Теперь перед Сергеем сидел гибкий юноша лет всего пятнадцати, широкогрудый, узкобедрый, длинноногий, с темно-золотистой кожей, живописно ободранной — её покрывали царапины и ссадины, а кое-где виднелись и синяки. Из-под лохматой массы спутанных, черных, как ночь, волос внимательно смотрели громадные, широко расставленные синие глаза, словно светившиеся изнутри. Диковатое лицо юноши было очень красиво, не столько за счет свежей правильности черт, сколько за счет выражения — ещё наивной жадной внимательности и, в то же время, постоянного глубокого размышления. Подживающие ссадины ничуть не портили его, напротив, придавали этому просветленному образу на удивление естественный вид.

— Мы называли нашу землю Йэннимуром, — более высоким и чистым голосом продолжил Вайэрси, вновь растянувшись в траве. — Это была окруженная скалами долина реки — острова и заросли. Мы ели то, что могли найти и поймать, — случалось, и голодали. Жили в том, что могли построить своими руками, и одевались так же — и, в то же время, нас каждый день учили космографии, инфрафизике, нейрогенетике, истории Файау и ещё тысяче других вещей. Мы были очень довольны такой жизнью, настолько полной, что каждый её день казался нам вечностью. Впрочем, день там длился примерно вдвое больше вашего — иначе мы бы не уставали достаточно, чтобы нормально спать. Зато год лишь ненамного больше. Лето там было влажное и теплое, а зима холодная настолько, что трескались деревья. Мы закутывались в шкуры и всё равно дико мерзли, когда приходилось выходить на улицу. Зимой на охоту ходили только мальчики, девушки оставались в домах и мы дико гордились тем, что страдаем вместо них… А весной и осенью были страшные бури, когда реку запруживали упавшие деревья и потом начинался настоящий потоп… мы лезли спасаться на скалы, но никто из нас не погиб, Сергей. Нас создали с большим запасом прочности. Однажды я упал с дерева, метров с восьми — и отделался всего лишь синяками. Правда, я дико страдал от боли и пару дней не мог ходить — но зато потом стал осторожнее. А если кто-то из нас ухитрялся сломать руку, она заживала всего за пару недель… нам говорили, что надо для этого делать.

— Но не помогали?

— Нет. Когда любого из нас спасали от смерти, мы просто не замечали этого.

— Но зачем они так издевались над вами? — удивился Сергей.

— Издевались? — Вайэрси нахмурился и вдруг принял прежний вид. — Мы были счастливы. Всё, что у нас было, мы делали сами, своими руками. Ты никогда не думал о том, что счастье — именно в преодолении трудностей?

— Но это было… довольно своеобразное воспитание.

— Единственно достойное разумного существа, как мне кажется. Нас же учили. Рассказывали о таких вещах, о которые обычно не говорят никому. От нас ничего не скрывали. Мы знали, что вырастем и выйдем в большой мир, где тоже будем счастливы — но уже иначе. Каждый миг нашей жизни был полон. Когда мы достигли совершеннолетия, наших впечатлений хватило бы, чтобы каждый смог написать множество книг… Мы не знали скуки…

— Зато голодали и мерзли?

— Нечасто. И отдавали последний кусок тем, кто слабее. А если случалось его утаить — меня, например, дико мучила совесть и одного раза хватило, чтобы… мы не сознавали себя счастливыми. Глубина наших детских переживаний была огромна. Но мы учились… учились всему…

— Но как вы жили? — Сергей тоже уселся поудобнее. Он вспомнил светящиеся глаза юного Вайэрси и его невольно уколола зависть. В свои четырнадцать лет он был другим.

— Учились, добывали пищу, спали. Это, собственно, всё. Добрых полдня мы проводили в воде и плавали так же привычно, как ходили. Нам постоянно приходилось бегать, плавать, лазить, обдираясь в зарослях до крови… лишь вечерами, у костра, мы могли поговорить друг с другом, часто на голодный желудок, — но с ним, кстати, гораздо легче думается. Мы привыкли не боятся холода и боли, и это наше упорство потом очень нам пригодилось. Мы стали красивыми и сильными, даже не думая об этом… но, знай мы всё заранее, мы не захотели бы такой жизни, — Вайэрси замолчал.

— Мы жили очень дружно, — через минуту продолжил он. — Даже странно. У каждого из нас были друзья, но вот врагов не было, хотя мы дрались по десять раз на дню, даже девочки. Любой спор разрешался у нас кулаками, часто дрались даже друзья — просто ради развлечения. Бывало, что проигравший получал несколько ударов босой ногой в живот, но покалеченных или, тем более, убитых, никогда не было. Всё это было не всерьез. Ссорились мы гораздо реже, чем дрались. Энергия просто переполняла нас… — Вайэрси замолчал, а потом с улыбкой добавил:

— Файа могут продолжать свой род лишь лет в семнадцать, восемнадцать, не раньше, вы люди — всего в двенадцать лет. Для нас выбрали возраст пятнадцати лет. Это считалось оптимальным, но познание любви потрясло нас, подобно взрыву. Потом, лет до семнадцати, чувственная любовь казалась всем нам смыслом жизни. Бывало, мы голодали потому, что любовь казалась важнее… Я был ненасытен в любострастии, хотел всё попробовать, всё испытать… мы все с упоением выясняли, на что же ещё способны наши тела. Потом мы поняли, что страсть дополняет любовь, но не может её заменить, Сергей. Она не дает настоящего счастья, если ты не любишь. Мы все повзрослели, когда смогли обуздать свои желания, но в этом нет нашей заслуги. В конечном счете, всё предопределили создавшие нас.

10.

Ещё пару минут они молчали. Сергей, наконец, понял, почему его так тянет к Вайэрси — их обоих воспитали так, что слово "честь" не стало для них пустым звуком. Пусть способы этого воспитания оказались различны — они не ощущали себя случайными гостями в этом мире и это было тяжело и радостно одновременно. Потом юноша поднял глаза.

— Сейчас вас… вашу молодежь воспитывают так же?

Вайэрси усмехнулся.

— Теперь — везде по-разному, но суть — да, суть та же. Реальность изменчива — но тверда, и, чтобы изменить её, нам нужно быть тверже. Ведь сам Йэннимур когда-то был иллюзией — не нашей, а Файау. Мечта о скрытом в прошлом золотом веке, о силе древней дикости, увы, неистребима. Даже величайшие разумы подвластны ей. Мы выросли в чужой иллюзии, Сергей, но это был наш мир. Нас постоянно испытывали — тьма, холод, промозглый туман, страшные звери, с которыми мы должны были сражаться… но никто из нас не погиб и не был искалечен. Нашим душам приходилось гораздо тяжелее. Иногда наша реальность… менялась, чтобы мы смогли понять её… Хотел бы ты знать историю Вселенной, — семи миллиардов лет, мириадов разумных рас, плывущих в мрачной глубине инфрафизических эр? Даже ту малую часть, которую ты в состоянии понять?

Сергей вздрогнул.

— Нет.

— Наше единственное спасение было в нашей невинности: мы считали, что иной жизни быть не может. Но испытания были тяжелы. Мы были различны, а власть над слабыми — ужасное искушение… Ничем не сдержанная свобода страсти едва не погубила наши души. Но мы прошли через всё и стали… тем, кем стали. И кем ещё станем, Сергей. Будущее творит само себя, но видящий суть может понять его очертания. Я боюсь лишь того, что наша судьба не будет нашей собственной… для нас нет ничего страшнее.

Вайэрси помолчал.

— Лишь пройдя по грани разрушения можно обрести не только себя, но и способность изменять мир. Пример тому — твоя судьба, Сергей. Таковы законы эволюции, но что станет с вами, когда мы изменим их? Чем станет мироздание? Хотим ли мы создать именно это?

Он вновь замолчал.

— Я чувствую усталость в твоей душе, — уже другим тоном сказал он. — Моя болтовня утомила тебя?

— Нет, — горячо возразил юноша. — То есть… да, — ему вдруг нестерпимо захотелось говорить только правду и он испугался этого желания.

— Я не вижу ничего постыдного в желании подумать, — Вайэрси поднялся на ноги. — Вниз по реке, у моря, есть дом. Там ты сможешь поесть и отдохнуть. Кстати, сколько бы ты хотел ждать?

— То есть?

— Здесь, в виртуальном мире, мы регулируем время — его скорость зависит от тактовой частоты. При максимальной мы можем растянуть эти два года лет… лет на сто. А если захочешь, то они пролетят в один миг.

Сергей задумался.

— Ну, не знаю. Дней пять… шесть…

— Так мало?

— А зачем больше?

— В самом деле? Ты не хотел бы… поговорить с твоими друзьями, когда мы вытащим их?

Юноша опустил голову.

— Пока нет. Может, потом, когда я вновь обрету тело…

— Ты хотел бы, чтобы они разделили опасности нашего пути — даже против их воли?

— Нет! Но они… не оставят меня.

— Я знаю. Но для них годы останутся годами. Они будут ждать…

— Хорошо, я увижу их… завтра, — быстро сказал Сергей. — А я почувствую… прикосновение Зеркала?

— Только на миг.

— И через пять дней ко мне… вернется память?

— Есть шансы, что да.

— И потом я стану одним из вас?

— Нет. Предварительное обучение займет много лет и Трансформу нельзя провести, пока ты в машине. Может, когда пройдет половина твоей биологической жизни…

— Это… тяжело, — Сергей попытался скрыть неожиданно подступившие слезы.

— Нам всем нелегко расти в этом мире, — Вайэрси повернулся, чтобы уйти. — Мне жаль, что тогда ты не был одним из нас. Но ты можешь им стать.

Сергей смущенно опустил голову. Когда он поднял её, окно в печальный закатный мир уже исчезло.

Он остался один.

11.

Дом словно вышел из бронзового века — сложенные из глыб дикого камня замшелые стены, покрытая дерном крыша, низкая деревянная дверь, рассохшаяся и щелястая. Шагах в пятидесяти луг переходил в песчаный пляж, где тяжелые волны, одна за другой, омывали темные груды гниющих водорослей. Теплый влажный туман, в вышине светившийся красновато-рыжим огнем близкого восхода, скрывал бесконечный морской простор. На берегу, возле кромки прибоя, стояла вместительная тяжелая лодка. Рядом с ней на криво вбитых кольях была растянута сеть. Сергей усмехнулся — ещё никогда ему не доводилось браконьерствовать, но он не прочь был научиться.

12.

Закатное алеющее солнце дремало над спокойным морем. Сергей нагишом лежал у самой кромки прибоя, на чистой, омытой недавним штормом гальке, задумчиво глядя на струи набегавшей и отступавшей воды. Ему было на удивление хорошо, хотя прошедший день отнюдь не получился легким. Вначале он праздно бродил по накрытому розовеющим туманом берегу, но пустой желудок вскоре дал о себе знать. Никакой еды в доме не нашлось. Её ближайший источник был в море.

Тяжелая и незнакомая работа поглотила юношу целиком. Он и думать забыл, что всё это лишь иллюзия — палящее солнце, голод и зыбкая лодка были более чем реальны. Он не сомневался правда, что в реальности не поймал бы ничего, но в общем добыча оказалась неплохой, хотя её разделка и готовка на примитивном очаге отняли едва ли не больше времени, чем сама ловля. Но потом он всё-таки наелся, искупался и теперь, очень довольный собой, лежал на берегу. Раньше он, житель Новосибирска, никогда не имел дело с морем. Первое знакомство оказалось тяжелым, но не слишком непривычным: отец Элари, как и его дед, были рыбаками, и если бы не ревун, ненароком заплывший к берегам Айтулари, того ждала бы теперь совсем иная жизнь…

Галька тихо заскрипела под аккуратными шагами чьих-то босых ног. Сергей лениво поднял голову и ничуть не удивился, заметив Вайэрси. Тот уже не выглядывал из колдовского окна, а просто шел к нему по берегу и казался совершенно реальным. Лицо его было задумчивым, но глаза насмешливо блестели. Юноша смутился.

— На, — Ваэйрси бросил ему тяжелую пепельно-белую тунику, которую Сергей оставил возле лодки. Он успел заметить, что секунду назад руки симайа были пусты. Вечер стал прохладным и юноша оделся с удовольствием. Они сели рядом, задумчиво глядя на набегающие волны.

— Анмай и Иситтала на борту "Тайат" — наконец сказал Вайэрси. — Мы вытащили их без особого труда. Ньярлат не помешал нам — правду говоря, мы вообще его не видели.

— Как… как она… они? — Сергей спохватился, вспомнив про их раны.

— Лучше, чем можно было ожидать. Ньярлат больше не пытал их. Впрочем, он теперь уже не тот Ньярлат, не прежний — Хранитель Врат осушил его до капли, а потом… заполнил собой.

— Значит, я всё же убил его? — ровно спросил юноша.

— Если говорить в целом — нет. Если о том Ньярлате, который пытал вас — то да. Такие существа, как он, не могут умереть совсем. Но есть не одна смерть, Сергей. Даже если тебе дано возродиться от одной, тебя настигнет другая… мне трудно объяснить тебе это…

— А… а Анмай и Иситтала? Как… как вы с ними поступите?

Вайэрси взглянул на него. Его длинные глаза были непроницаемы.

— А как мы можем… поступить? Простить их мы не можем. Судить… каким может быть приговор? Тюрьма? Смертная казнь? Пытки? Мы не видим никакой пользы в чужих страданиях — да и страдали они, по-моему, уже достаточно. Так что мы сказали им всё, что мы о них думаем, а потом… пусть они сами решают. Ты не против?

— Конечно, нет! А я могу их увидеть?

— В смысле, поговорить? Разумеется. Я не буду мешать.

Вайэрси плавно растаял в воздухе, и вместо волн перед юношей открылось окно — окно в реальный мир.

13.

Это была комната — просторная, сумрачная, совершенно пустая, с множеством низких прямоугольных окон в пепельно-белых стенах — там, в ярком свете, зеленело нечто живое. Пара сидела на полу, босая, одетая в такие же, как у Сергея, туники. Анмай и Иситтала выглядели похудевшими, почти юными, и испуганными.

У юноши перехватило горло. Какое-то время он не мог ничего сказать. Анмай слабо улыбался, глядя на него. Потом заговорил.

— Я рад, что не ошибся в тебе. Ты сумел пройти путь и вытащил нас.

Он прижал скрещенные руки к груди и слабо поклонился. У Сергея вновь перехватило горло — от этой благодарности.

— Что… что с вами сделал Ньярлат? — наконец спросил он.

— После того, как ушел ты — ничего. Мы его больше не видели. Потом пришли симайа и забрали нас.

— А… а они?

Анмай опустил голову.

— Они? Они всё тебе рассказали, не так ли?

— Ну в общем… да. Это… это правда?

— Как посмотреть… хотя, если откровенно, то да.

— И что теперь с вами будет?

Анмай взглянул на Иситталу и слабо улыбнулся.

— Лучше, чем могло бы быть. Намного лучше. Хотя выбора у нас, в общем, нет. Файау уже не та, что была прежде — такие как мы, живые, там уже не нужны. А растворяться в интеллектронном море я не хочу. Впрочем, "Тайат" всё равно не возьмет нас с собой. Так что мы просто вернемся домой.

— Куда? В тот… город?

— Нет. В Лангпари.

— Но ведь там теперь сурами!

Анмай помолчал.

— Тогда, семь лет назад, мы все забыли одну, очень простую вещь — проигранная битва ещё не означает проигранной войны. Короче… общины файа в долине Налайхи и в Хашиату выжили. Весной, после вторжения, у сурами началась чума… а взрыв Унхорга отравил радиацией все земли между Лангпари и Байгарой. К сурами не могло подойти подкрепление, большая их часть вымерла… а результат понятен. Файа доказали свое право жить на этой земле… хотя это уже не те файа, что были раньше.

— А что с ними стало?

— Подумай сам — они сражались в горах Эхоттала всю зиму… мерзли, умирали от голода… из нескольких там выживал один. Весной им вновь пришлось сражаться — и они отбили свой дом… чтобы начать всё с нуля. Уцелели лишь самые выносливые — то есть, молодежь. Ни взрослые, ни дети не выжили. Правда, теперь в Лангпари две трети детей — из примерно двух тысяч её жителей. Всё же, прошло больше семи лет… После той зимы юношей осталось не больше двухсот — девушки выживали потому, что парни умирали первыми, если приходилось умирать.

— Так значит, симайа спустились в Ленгурью? В мир Элари?

— Да. Но они не будут ничего менять. Они лишь посмотрят… и высадят нас. Молодежь Лангпари отчаянно стремится сохранить свои знания… они даже воссоздали Золотые Сады, Сергей… но дикость по выбору и вынужденная дикость — всё же разные вещи. Мы попытаемся помочь им… сохранить себя. Хотя… что сможет новоявленная община дикарей в разделенном мире? Люди и сурами не уживутся на одной планете. Время решающей битвы уже близко. Обойдет ли она стороной долину Лангпари? Не знаю. Ты пойдешь с нами?

— Нет. Я… возвращаюсь домой.

Анмай опустил голову. Сергей заметил, что за всё время беседы Иситтала даже не взглянула на него.

— Ну что ж… тогда наши пути расходятся навечно. Вряд ли мы ещё встретимся. Прощай!

Экран погас. Перед задумчивым юношей вновь равнодушно катились волны. Анмай был прав: Сергей никогда больше не видел ни его, ни Иситталу… хотя впереди его ожидали встречи с иными воплощениями Вэру.

14.

Утром Сергей попросил Вайэрси показать ему Ленгурью. Все съемки велись орбитальными зондами. Звука, поэтому, не было.

Он смог отыскать Твердыню — и не заметил в ней каких-то разрушений. Засевшие в ней сурами точно так же возделывали её поля и отбивались от не столь удачливых сородичей. Несмотря на нехватку оружия, это получалось у них совсем неплохо и Сергей понял, что Вайэрси был прав: Твердыню погубила не авария реактора, и даже не отсутствие патронов, а воцарившийся в ней дух пассивной бездеятельности и выжидания…

Долина Лангпари понравилась ему куда больше. За семь лет руины поросли травой и приняли романтический вид, а несколько поселков носили следы неумелого, хотя и старательного восстановления. Но вот её жители…

Худые, мускулистые, гибкие, скудно одетые, они производили впечатление пускай не особенно сильных, но чрезывычайно выносливых существ. К удивлению Сергея они не стали какими-то особенно жестокими, скорее напротив: в их глазах был тот жадный интерес к жизни и окружающему миру, какой можно увидеть у выздоровевших от тяжелой болезни. Но это были глаза усталых работников, глаза тех, у кого нет времени мечтать. Впрочем, делали они очень много и он вдруг подумал, что Анмай там окажется на своем месте — он мог напомнить этим юным созданиям, что о пережитом ими будут слагать легенды, хотя… станут ли они счастливей, узнав об этом? Сергей не знал, но желал обитателям долины удачи.

15.

Зонды симайа сняли всю поверхность планеты с таким разрешением, что даже выражения на лицах людей читались безо всякого труда. Сергей и не думал осмотреть её всю. В сущности, он лишь метался наугад по местам, о которых Элари слышал, и по местам, о которых тот ничего не знал. Постепенно в его душе росло глухое чувство обиды — как оказалось, мир Элари был гораздо многообразней и красивей, чем тот мог представить. Но этот мир не слишком нравился Сергею. Он мало что знал о Земле, но то, что он помнил о ней, наполняло его гордостью — по сравнению с ней Ленгурья была… серой. Впрочем, он слишком устал, чтобы делать дальнейшие выводы. Оставив окно над морем, в котором всё ещё плыли причудливые образы, он отправился спать.

16.

На следующий день юношу разбудили острые спазмы голода — увлеченный красотой чужого мира, он забыл о еде, но вот его тело не могло забыть о ней. До самого заката ему пришлось трудиться, но в итоге он не только насытился, но и смог сделать вполне приличный запас. Очень довольный собой, в приятной усталости, он заснул в своем доме.

17.

Утром, когда Сергей с чувством завтракал выловленной накануне рыбой, в дверь осторожно постучали. Вайэрси насмешливо осмотрел полутемное помещение и взглянул на невозмутимого юношу.

— Всё. Мы получили разрешение Мэйат, подготовка корабля закончена. Сейчас "Тайат" прикоснется к Зеркалу Сути и… раздвоится.

Сергей удивился.

— Так быстро? Ты говорил, что надо восемь месяцев!

— Они прошли.

— Но я… — юноша замолчал, вспомнив, что сам попросил об этом. Тем не менее, ему стало страшновато — всё это время он, в сущности, просто не существовал. — Это будет сейчас?

— Да.

Они вышли на берег моря. Сергей невольно сунул руки в карманы туники. Он волновался — знал, что вокруг ничего не изменится, но отчаянно хотел попасть на ту сторону… и вернуться домой.

18.

— Как это будет? — спросил он через минуту, немного справившись с волнением.

— В общем… не очень приятно. Это принцип неопределенности — нельзя узнать положения частицы, не изменив его. Все частицы наших тел, всей "Тайат" сдвинутся со своих мест… ненамного. Тебе больно не будет.

— А тебе?

Вайэрси слабо улыбнулся.

— Мне — да. Но ненадолго.

Сергей смутился. Ему не хотелось, чтобы Вайэрси испытывал боль из-за него, хотя он и понял, что без этого нельзя обойтись.

Вайэрси как-то странно взглянул на него.

— Сергей… сейчас.

Юноша зажмурился, все его мышцы напряглись. Он отчаянно сосредоточился, готовясь протолкнуть себя, свое "я" в ту дверь, что перед ним откроется. Прошло ещё несколько мгновений…

Его словно ударили по голове. Мир вокруг внезапно распался, исчез, и появился вновь — какое-то мгновение его не было, потом он вернулся. Сергею показалось, что он упал и он очень удивился, обнаружив себя на ногах. В душе его возникла странная пустота и в первый миг он очень обрадовался ей — ему показалось, что какая-то его часть всё же ушла за Зеркало Сути. Потом он понял, что это просто бессилие поражения — в тот миг, когда перед ним открылась дверь, вмещавшая его иллюзия просто распалась, не выдержав встречи с реальностью.

И для себя в этом мире он умер.

Глава 8: Сны зазеркалья

1.

Сергей очнулся, когда чья-то теплая рука коснулась его ладони. Он поднял голову. Вайэрси печально смотрел на него.

— Теперь нам осталось лишь надеяться и ждать. Однажды ты всё же узнаешь, как вернулся домой.

Сергей вдруг понял, что верит в это… хотя и не может представить. Но раз ему осталось только ждать — он будет ждать, пусть это и будет… тяжело.

— Если хочешь, для тебя не будет этого времени, — так же тихо добавил Вайэрси. — И через миг ты узнаешь…

— Или нет. Ведь "Тайат"… её копия, может и не вернуться, правда? Что тогда будет?

Вайэрси опустил голову.

— Ну, мы можем попробовать ещё раз… можем пробовать сколько угодно, пока не добьемся успеха… но вот другие симайа вряд ли захотят ждать дальше. Я командир корабля… но воля моих товарищей не принадлежит мне. Многих из них ждут друзья, любимые, близкие…

— А у меня никого нет… здесь, — сказал Сергей.

Вайэрси поднял голову. Их глаза встретились — почти одинаковые, только в глазах юноши блестели слезы.

— Я чувствую, как тебе одиноко, — сказал симайа. — Если хочешь, один из нас войдет сюда, чтобы разделить твое одиночество. Я знаю здесь одну славную девушку…

Сергей рывком отвернулся.

— Нет. Я мальчишка… но всё же, не тряпка! Со своими чувствами я могу справиться сам.

Он ожидал, что Вайэрси начнет спорить, но он не ошибся в своем восхищении им — симайа спокойно кивнул и исчез.

Сергей остался один.

2.

Весь этот день Сергей провел в море. Не то, чтобы ему не хватало еды, нет — просто тяжелая работа странно его успокаивала. Тоска отступила на задний план и маячила там мрачной, но не давящей глыбой. Но вечером, когда не осталось никаких дел, и юноша сидел на берегу, глядя на огненные перья заката, ему вдруг стало невыразимо одиноко. Он даже вскочил, внимательно оглядываясь в отчаянной надежде увидеть хоть кого-нибудь… и не удивился, когда заметил Вайэрси.

3.

Они сели рядом, глядя на набегающие волны. Сергей с удивлением обнаружил, что вся его тоска прошла, но молчать ему было неловко. Вайэрси сидел всего в двух шагах, скрестив поджатые босые ноги и небрежно опираясь на ладонь левой руки. Его красивое лицо казалось задумчиво-грустным. Он был бесконечно терпелив, он мог разделить чувства Сергея — когда тот хотел этого. Но всё же, он был мертвым — сгусток холодного ядерного пламени, способный принять любую форму. Что общего у него могло быть с наивным и хрупким живым юношей?

Сергей усмехнулся, вспомнив, что сам он тоже мертв — а квантовый компьютер, вмещавший его суть, и облако барионного газа вполне стоили друг друга. Впрочем, для него всё это было лишь абстракцией — себя он ощущал живым и полным сил.

Как обычно в таких случаях, его память упорно тянулась к самым неприличным воспоминаниям — в основном о том, как он потерял невинность, совсем незадолго перед похищением. Сергей не собирался говорить о них, но Вайэрси вдруг насмешливо взглянул на него.

— По-моему, лишь на исходе детства можно быть счастливым, — сказал он. — Когда уже хватает ума замечать всё хорошее, но его ещё мало, чтобы видеть плохое. Ты и я в этом возрасте были удивительно схожи…

— Не надо в меня заглядывать, — возмутился Сергей. — Я… никого больше это не касается!

Вайэрси опустил голову.

— Прости. Но здесь, в мире иллюзий, нам трудно быть отдельными.

Сергей смутился. Конечно, не всем в его прежней жизни стоило хвастатся. Тем дороже были для него воспоминания о первой настоящей любви…

4.

Ту девушку звали Светлана — из той же школы, что и Сергей, но из другого, даже не параллельного класса. Они жили в одном подъезде и она как-то забежала к нему в гости часов в десять вечера — не подумав, к чему это может привести. Ей было уже лет пятнадцать, на год больше, чем Сергею — вполне достаточно, чтобы свести с ума четырнадцатилетнего мальчишку. Они уже с полгода дружили, и с радостью вцепились в первую же возможность узнать друг друга ближе. Это было не просто удовольствие, это было единство самих их сущностей — юноши и девушки, не только, и даже не столько телесное…

Потом Светлана заснула, а Сергей весь остаток короткой летней ночи просидел в проеме открытого окна. Иногда он дремал, уткнувшись лицом в колени, иногда смотрел на ночной город и небо. Внизу, на глубине пяти этажей, виднелась пустынная асфальтовая дорожка и столь же пустынная россыпь песка. Было очень тихо, в окружающих двор домах не светилось ни единого окна. Плотная масса густых пышных крон заполняла его, таинственно-темная в негаснущих отблесках заката. В стеклянных колпаках погашенных фонарей собралось мутное молочное сияние. Дальше, за низкими железными крышами, скрывалась невидимая отсюда долина Оби, но её сумрачный простор всё же парил в его памяти. Небо над ней было глубокое, чистое, холодное, зеленовато-синее, с едва заметно ползущими, бесконечно длинными рыжеватыми облаками. Призрачно-слабые сизые и желтоватые огни мерцали на самой грани смутного горизонта. Всё вокруг дышало таинственным ночным покоем…

Сергей поднял голову и улыбнулся. Кажется, именно в ту ночь он впервые увидел свой мир… и замер в восхищении перед его красотой.

Конец этой идиллии был печален — его отец застал их вместе, нагих, растрепанных, спящих. Он решил, что сын виновен в совращении невинной девушки и Сергей был только рад этому, рад, что весь гнев падет на него. Впрочем, отец не стал поднимать шума, а просто хорошенько выдрал его, попутно объяснив, что в четырнадцать лет портить девок ещё рано. Впрочем, двести, насколько Сергей помнил, ударов сложенным вдвое брючным ремнем не слишком его достали, — по крайней мере, это не помешало ему громко и вслух высказать всё, что он думал о таком воспитании. Несмотря на боль, он чувствовал себя героем и его товарищи искренне разделяли эту мысль.

Сергей повернул голову. Невесть откуда он знал, что Вайэрси на сей раз смотрел в сторону. Симайа слабо улыбался своим мыслям и в его громадных глазах отражался весь окружающий мир.

5.

Неожиданно юношу охватил жаркий стыд. Чем вообще он заслужил счастье дружбы со столь удивительным существом и неоплатную, в общем-то, помощь? Хотя дело даже не в этом: Сергей знал, что никогда не сможет сравниться с Вайэрси — просто потому, что тот намного старше. Это было неожиданно мучительно.

Симайа насмешливо посмотрел на него.

— Что с тобой? Чем ты так смущен?

— Я никогда не стану таким, как ты, — тихо ответил юноша.

Вайэрси задумчиво скосил свои странные глаза.

— Конечно, — спокойно сказал он. — Но это не помешает нам быть друзьями. Мое совершенство — не моя заслуга: это плод тысячелетнего труда лучших умов Файау. Я действительно удался лучше остальных Перворожденных… правда, ненамного. И не во всем. Мы стремимся, чтобы наши дети были лучше нас — и обычно это действительно так. Короче, я лучше многих, но я не лучше всех, Сергей. Ты, если откровенно, вырос в грязи — и всё же смог пройти путь, который — в твоем возрасте — из нас прошли бы немногие. Разве это не заслуживает уважения? Ведь это правда: здесь и между нами нет места лжи.

— Но зачем всё это? — с отчаянием спросил Сергей. — Да, я остался в живых, но для чего? Что я сделал полезного? Кому принес счастье?

Вайэрси пожал плечами.

— Твоя жизнь ещё не закончена… и задавать такой вопрос рановато.

Сергей недоуменно взглянул на него — и вдруг рассмеялся.

6.

Он знал, что пятый день ожидания будет последним, но заставил себя заняться работой, хотя его мысли были далеко от неё. Нетерпение терзало его всё сильнее. Вечером, когда оставалось только лечь спать, юноша вновь пошел сумерничать на берег. Сомкнуть глаз он не мог, а Вайэрси на сей раз появился нескоро.

Уже стемнело, когда симайа бесшумно вышел из темноты и сел рядом с юношей. Сергей вдруг совершенно неожиданно вспомнил, что в Ленгурье прошло больше года. Теперь неспешность его времени доставляла ему удовольствие — и смутный страх. Он долго не решался спросить об Вэру — его грызла смутная тоска об навечно утраченной Иситтале.

— Анмай правит Лангпари, — спокойно ответил Вайэрси, дождавшись вопроса. — Разумеется, этого мы и хотели. А Иситтала занята более важным делом — она ждет его ребенка. У них скоро будет первенец, сын.

Сергей невольно улыбнулся. При этом известии у него отлегло от сердца.

— А как остальные?

Вайэрси взглянул на него.

— Когда пала Твердыня, армия сурами вошла в неё и осталась в ней… большей частью. Некоторым же из её обитателей удалось выйти. Они бежали к берегам Нанг-Ламина — просто потому, что это был единственный свободный путь. Они все бы погибли… если бы мы не перевезли их в Лангпари. Если мы можем спасти чьи-то жизни без вреда для других, мы делаем это… Теперь в ней живет около трех тысяч — и не все они файа, Сергей. Лет через двадцать, когда подрастут полукровки, на Ленгурье появится новый народ… по крайней мере, я на это надеюсь. Они будут такими же, как ты, или даже лучше.

7.

— Эй! Эй, соня!

Чья-то крепкая рука легла на плечо юноши и решительно встряхнула его. Сергей рывком сел на постели, всё ещё наполовину во сне. Он зажмурился и помотал головой, стараясь вытрясти из неё обрывки сновидений. Ещё никогда ему не снилось таких замечательных снов, как здесь, в виртуальном мире симайа. Они не были обрывочными, путаными, как обычные сны. Все вещи и люди в них были отделаны с поразительной тщательностью, какую редко можно встретить даже в реальном мире. Порой юноше казалось, что он проживал целую жизнь за одну ночь, а когда он засыпал вновь, сны продолжались на месте, прерванном пробуждением. В них он увидел множество вещей, которые старался, но не смог представить — теперь же удивительно прекрасные девушки, сложные одежды, книги, которые он мог читать во сне — всё это наполняло его радостью, столь чистой и глубокой, что одно воспоминание о ней доставляло ему удовольствие. Именно поэтому Сергей проснулся с такой неохотой. Наконец, он ухитрился широко открыть глаза и храбро спустил босые ноги на холодный каменный пол, окончательно вернувший его к реальности.

В комнате было темно. За окном висела непроглядная, мутная ночь. Вайэрси словно бы покрывал тонкий слой прозрачного газового огня — слабый, сине-белый отблеск от него падал на стены. Сергей несколько секунд смотрел на него, потом заметил, что за симайа стоит ещё кто-то — он сам.

— "Тайат" вернулась из-за Зеркала, — сказал Вайэрси и Сергей вдруг понял, что знал это уже в миг пробуждения. — Этот юноша — ты, твоя память о возвращении домой. Едва вы коснетесь друг друга, вы станете одним целым.

Симайа хотел ещё что-то сказать, но Сергей не слушал. Он порывисто вскочил и, сделав несколько легких шагов, осторожно коснулся руки своего двойника. Его ладонь не встретила сопротивления. Ещё через миг всё исчезло в ослепительно-белой вспышке.

Когда она погасла, Сергей уже знал.

8.

…Он решительно открыл глаза. Комната была узкой, с множеством непонятных вещей в застекленных нишах стен. В ней царствовал излюбленный Золотым Народом пепельно-белый цвет. Ни ламп, ни окон не было: гладкий шелковистый материал потолка светился сам, но так рассеяно, неярко, что свет, казалось, падал ниоткуда.

Сергей поднял голову. Он лежал на чем-то очень мягком, в той же пепельно-белой тунике. Вайэрси осторожно примостился у его босых ног.

— Ты в реальности, — просто сказал он.

Юноша кивнул, потом медленно, неловко сел. Голова слегка кружилась, тело казалось ему оцепеневшим и чужим. Впрочем, оно и было чужим — восстановленное по его генетическому коду и снабженное всеми его воспоминаниями, но всё же, не его собственное. Что стало с телом Элари, Сергей не знал и не хотел знать.

Он встал и тут же зажмурился. Вроде бы всё в порядке, вот только пол под ногами как-то странно качается… впрочем, он чувствовал, что это быстро пройдет. Он знал, что по сути воскрес из мертвых, но не мог в это поверить. Важно было лишь одно — он жив… и скоро вернется домой.

9.

Стащив тунику и тщательно осмотрев себя, Сергей понял, что новое тело ничем не отличалось от его собственного, зарытого в Твердыне — только уже взрослое. Единственное, что ему не понравилось — любовь симайа к чистым формам. Они не оставили на нем никаких следов испытания сурами и Сергей был очень зол на них за это.

— Возможно, это выглядит не очень красиво, — гневно сказал он Вайэрси, — но эти шрамы — не просто память о том, что я пережил. Я доказал свое право жить, доказал, что не боюсь своего страха. А теперь оказалось, что ничего этого словно и не было!

— Всё это осталось в твоей памяти, — удивленно ответил симайа, — в твоей душе. Ты никогда не вернешься в мир сурами, тебе не нужны больше их знаки. А на Земле ты и так будешь… необычен. Не стоит привлекать лишнего внимания.

— Да? Шрамы на моем теле — это не просто память о пережитой боли, Вайэрси! Это часть моей жизни. Пусть это и глупо, но я гордился ими. А теперь… я должен начинать всё заново!

— Разве это плохо?

На это юноше нечего было возразить, и он с трудом смог прогнать мерзкое чувство — казалось, его обокрали.

10.

Сергей уже знал, что полет был успешен — его дни, короткие по его воле, не были скучными. Уже полгода "Тайат" дрейфовала в кометном поясе, в десяти миллиардах миль от Земли, — там же, где её создало Зеркало Сути. Юноше оставалось лишь вернуться домой — но вот это оказалось непросто. Даже с такого расстояния двадцатимильную сияющую громадину йэннимурского астромата легко могли заметить и его пришлось спрятать в тени одного из астероидов — красновато-бурой глыбы льда. Лишь небольшой, специально оборудованный корабль-разведчик мог сесть на Землю незамеченным. Полет на нем вряд ли будет опасным, вот только продлится он, самое меньшее, четыре месяца — в один конец. И в нем смогут поместиться трое, может быть, пятеро, считая его, не больше. Но он вернется домой через пять лет после похищения, как и обещал Вайэрси…

— В принципе, мы можем отправиться даже сейчас, — сказал симайа. — Но разве ты не хочешь увидеть наш корабль-мир… и нас?

11.

Сергей хотел, но в "Тайат" не было ни коридоров, ни лестниц, ни лифтов, — лишь трехмерная решетка летных труб, в которых дико носились её странные обитатели. Никаких садов или озер, вопреки ожиданиям юноши, не было тоже — корабль строился для симайа, в нем никогда не бывало живых существ, и это ощущалось в каждой детали конструкции. Здесь не было даже воздуха, все помещения заполнял сжатый водород — да и то лишь для охлаждения приборов. Обычному свету симайа предпочитали многоспектральный ультрафиолет, дающий более четкое изображение, и без фильтрующей мембраны глаза Сергея не выдержали бы и минуты яростного сияния щелевых ламп. Они освещали ничем не прикрытую наносталь стен — здесь не было ничего, что не выдержало бы внезапного перехода невесомости в многократные перегрузки. "Тайат" могла развить ускорение в 500 "G" и никакая отделка не перенесла бы этого.

Здесь также не было дверей. Чтобы разделить отсеки, симайа ставили силовые поля, мерцающие холодным, сине-серебристым светом. Они не отключались, — симайа просто проходили через них, так что Сергей мог путешествовать здесь лишь в силовом мешке, который таскал за собой Вайэрси — а это не слишком ему нравилось. Тем не менее, он осмотрел всё, что мог, но даже рубка корабля оказалась обширной многогранной полостью со стенами из сплетения труб, кабелей и балок. В вершинах граней сияли тускло-жёлтые, туманные шары, провожая его несколькими парами зеркальных, непроницаемо чёрных или матово-фасеточных глаз. Сергей уже знал, что у симайа могло быть сразу несколько их разновидностей: каждая воспринимала свой спектральный диапазон. Они могли почти с абсолютной точностью определить химический состав любой вещи по оттенкам отраженного ею света. У них было и множество иных, пока ещё непонятных ему способностей.

Все они были на удивление красивы — правда, не от природы, а из свойственного симайа желания нравиться, в основном, похожие на синеглазых людей с золотой кожей и черными волосами — но только на первый взгляд. Оттенки кожи, форма скул — всё это было тщательно подобрано в тон мнению каждого симайа о красоте. Раньше Сергей не знал, что красивые лица могут быть столь многообразны. Тем не менее, ему казалось, что всё это происходит во сне: симайа он дичился. Он не знал, чего они хотят, чем занимаются, — большей частью в Йэннимурской Сети, пока что недоступной для него. Они не любили говорить вслух, чувственная любовь для них стала лишь игрой, приятной, но не дающей настоящего удовольствия. Что заменило её для симайа и заменило ли вообще, Сергей не знал, или не мог понять.

К его удивлению, соплеменники Вайэрси часто и с удовольствием спали, хотя и могли годами обходиться без сна. Засыпая по-настоящему, они теряли форму, становясь полуметровыми шарами дымчато-желтого пламени и лениво плавали от стены к стене своих крошечных спален. Сергея это немного пугало. В общем, на борту "Тайат" ему было маняще-жутковато, но не страшно. Все её обитатели охотно любезничали с ним, но, глядя на невиданно прекрасные лица девушек, юноша отчаянно смущался — он знал, что мужчин и женщин здесь отличает лишь память об их детстве и различить их, если они того не желают, нельзя. Для этого был нужен Дар Сути, способность понять любое существо, способное мыслить, — а им и среди симайа пока обладали немногие.

Вайэрси, как командир корабля, почти всё время был занят и к Сергею приставили девушку по имени Оханохэйа — она объясняла ему разные непонятные для него вещи и попутно следила, чтобы он не лез в разные опасные места. Она была ростом ему по плечо, но Сергей едва замечал это. Он знал, что она старше его во много раз, хотя и не решался спросить, сколько ей лет. Он боялся её — и, в то же время, её внимание доставляло ему удовольствие.

Она не скрывала, что может свободно заглядывать в его сознание и это было довольно неприятно, однако она никогда не смеялась над ним. Они быстро подружились, но Сергей со стыдом понял, что его просто тянет к ней: ему нравилось смотреть на неё, слушать, как она говорит, не вникая особенно в суть. Другие симайа уже не были интересны ему. Всё чаще он общался с Оханохэйа наедине. Она придала своим комнатам обычный земной вид, даже сделала в них окна с новосибирским пейзажем. Среди привычных юноше вещей она казалась просто красивой девушкой. Однажды, когда они непринужденно болтали, Сергей естественно-бездумно положил ей руку на плечо… и вздрогнул, коснувшись прохладной кожи. Она не двинулась… ничего не сказала… её яркая и сложная одежда вдруг растаяла, слившись с телом. Это вполне могло его напугать, однако он лишь восхищенно замер — Оханохэйа, с её поджарым гладким животом, тугими изгибами талии и безупречно четкими, от подошв до макушки, линиями тела была очень красива. Прохладная, она оказалась удивительной на ощупь и его ладони скользили по ней, не в силах оторваться. Это было совершенно неожиданно — ощущать удовольствие вместе с таким красивым существом… любимой… и так прекрасно, что юноша забыл обо всем…

Она оказалась выносливой и сильной — что, впрочем, не удивило его. Но вместе с ней Сергей тоже чувствовал себя прохладным, гибким и неутомимым. Потом его вдруг охватил мучительный стыд — он знал, что Оханохэйа играла с ним. Она хотела доставить ему удовольствие — так же, как он бы мог погладить кошку…

— Сергей, — вдруг тихо сказала она, — посмотри на меня…

Он поднял глаза. И понял, что Дар Сути можно обратить. Владеющий им мог не только понять, но и дать понимание себя, своей сути. Сергей пережил эту глубочайшую, многоразличную радость в первый раз — и она потрясла его до глубины души. Он, отчасти, начал сознавать, ЧТО заменило симайа чувственную любовь — в самом деле, зачем она, если и так можно отразить всю глубину своих чувств — до самого дна?

И там, под беззаботным весельем, под желанием понравиться, под кокетливым любострастием, под ненасытным любопытством он увидел беспощадную, осознанную ненависть к страданиям и боли, неутомимое трудолюбие и желание творить. Теперь симайа напоминали ему веселых пушистых зверушек с ядром из стали — снаружи что-то пёстрое, воздушное, переливающееся, а дальше — дальше гранит…

12.

Они стояли в просторном, как горная долина, ангаре "Тайат". Корабль, на котором Сергей собирался вернуться домой, оказался не слишком большим — чуть вытянутый треугольник метров двадцати длиной, с изящно скругленными углами и гранями, снизу плоский, сверху — выпукло-толстый. От Наблюдателя Мэйат его отличали два острых треугольных хвоста и большие стекла рубки. Днище и закругленный край казались отлитыми из тускло-блестящего черного стекла, верх — из серой шлифованной стали. В нем виднелись плотно пригнанные люки эффекторов и два больших квадратных окна жилого отсека. На покатом "лбу" машины, в перекрестье сходившихся под острым углом линий, ровно сиял яркий, синевато-белый огонь — видимая часть сложного плазменного устройства, заменившего известный юноше твердотельный радар. За толстой прямоугольной плитой входного люка светился тесный шлюз, отделанный чем-то золотисто-рыжим. В общем, отчасти это походило на самолет, на котором земной Сергей летал не раз. Он, впрочем, не делил себя на части — двойная природа его памяти казалась ему уже совершенно естественной…

Оханохэйа протянула ему тяжелый, чугунно-серый браслет и юноша бездумно надел его, лишь потом догадавшись спросить — а что это?

Она показала ему второй такой же браслет — на своей руке.

— Это система квантовой связи. Теперь я всегда буду знать, где ты, и что с тобой, а ты — со мной. Так поступают у нас все пары, которым нужно расстаться…

Сергей начал понимать, что именно это означает.

— Значит, значит мы… женаты?

— У нас для этого не нужно ничего, кроме желания быть вместе. И мы не ошибаемся, подбирая себе пару!

— Но ведь я…

— Я могу долго ждать, — спокойно сказала Оханохэйа. — И потом, мы же не расстаемся совсем! Ты есть и на другой стороне, и я буду там тоже. А этот браслет действует и на другой стороне мироздания.

Они простились, прижав скрещенные руки к груди и вежливо поклонившись друг другу. Потом Вайэрси решительно потянул юношу к люку. Они летели вдвоем — разведчик, как и другие корабли симайа, был наделен интеллектом, так что экипажа не требовалось.

Сергей без слов последовал за ним. Если честно, на "Тайат" у него порой разбегались глаза. Иногда они лезли на лоб и даже делали попытки взобраться выше. Он знал, что однажды вернется сюда, но пока не хотел этого. Он насытился впечатлениями и не жалел, покидая симайа: все его мысли были заняты возвращением домой.

Тем не менее, он ещё долго смотрел на медленно тающий за кормой безупречно-белый свет звездолета и знал, что Оханохэйа так же смотрит ему вслед.

13.

Сергей не скучал во время полета домой, хотя сам корабль-разведчик был очень тесен. Большую его часть занимали движущие механизмы и кроме жилой комнаты, рубки и трех небольших шлюзовых камер других помещений в нем не нашлось. Он был отчасти сродни своим создателям — по крайней мере, его внутренняя отделка, подвижная, как вода, легко подгонялась под вкусы и настроение пассажиров. Сергей подолгу забавлялся, украшая рубку множеством футуристического вида приборов. Вайэрси они были не нужны, как, впрочем, и сам корабль: без него он мог долететь до Земли даже быстрее. Но даже симайа любили путешествовать в кораблях: приятное окружение для глаз и прочие удобства у них редко считались лишними…

Большая часть восьмимиллионного экипажа "Тайат" покинула её, чтобы осмотреть новые миры. Они летели в изящных белых кораблях, наполовину состоящих из окон, с великолепной отделкой, совсем непохожих на угрюмый разведчик Вайэрси. Сергей тоже не смог сдержать любопытства. По его просьбе на полпути к дому они отклонились от курса, чтобы осмотреть восьмую из планет системы, хотя это удлинило полет на целый месяц.

Нептун был таким же синим, как Земля, но только мутным, лилово-темным. Когда корабль прорезал тысячемильную толщу облаков, Сергей увидел бесконечный неспокойный океан. Вода в нем — а это действительно была вода, правда, довольно мутная — казалась розовато-белым светящимся молоком, бросавшим бледный отблеск на спутанные лохмы непроглядно-черных туч. Но больше всего юношу удивило высокое содержание кислорода в плотной, азотно-гелиевой атмосфере, совсем не похожей на ту, что окутывала планету снаружи.

— Пожалуй, ты смог бы здесь жить, — изучив показания приборов сказал Вайэрси, глядя на мерно ползущие волны, никогда не встречавшие берегов. — Атмосферное давление здесь раз в десять больше земного, сила тяжести — в полтора раза выше, температура — градусов тридцать. К этому можно привыкнуть. Но вот вода здесь — настоящий суп. Её свет — это свет множества простейших организмов. Океан здесь простирается до самого расплавленного ядра. Температура на их границе столь высока, что вода должна разлагаться на кислород и водород. О других химических реакциях я уже не говорю… Водород легко рассеивается в космосе, но атомы кислорода в шестнадцать раз тяжелее — наверное, именно поэтому здешним воздухом можно дышать. Жизнь повсюду использует энергию свободных ионов, а образуются ли они под действием солнечного света или внутреннего тепла планеты — дело десятое…

Никто не назначал им сроков прибытия и Сергей, забыв обо всем, провел над океаном несколько дней. Этот мир был удивителен и совершенно непохож на всё, что встречалось ему прежде. Правда, искупаться в здешней воде или даже просто вдохнуть здешний воздух он не решился. Жизнь здесь в основном скрывалась под волнами и они почти не видели её. Лишь иногда им удавалось заметить странных многокрылых рыб, которые взмывали к тучам, вынырнув из воды, а потом ныряли обратно. Однажды они увидели настоящий живой остров: покрытый несерьезно-пёстным узором, он был длиной почти в полмили и в воде вокруг него шевелился лес щупалец.

Бури в плотной и неспокойной атмосфере были страшны — тучи и океан сплавлялись в единую полужидкую, кипящую массу, где воздух мешался с водой самым причудливым образом. Но самым опасным здесь были извержения огромных масс пара и кипящей воды, поднимавшихся от раскаленного ядра планеты. Тогда в океане вздымались километровые волны, а столбы пара, пробив всю толщу атмосферы, распускались над верхним слоем туч гигантскими, ослепительно-белыми пятнами. Когда всё утихало, внизу, насколько хватал глаз, простирались сплошные поля причудливых издохших тварей, гася сияние волн. Самое странное — жизнь здесь была сродни земой. Как предположил Вайэрси, её занес осколок льда, выброшенный с Земли взрывом какой-нибудь кометы.

Сергей смотрел на непривычные пейзажи без страха — он знал, что видит мир, который однажды станет ещё одним миром его народа.

14.

Как ни странно, лишь сейчас Сергей начал понимать, насколько велик космос — они летели месяц за месяцем, всего лишь в двести раз медленнее света — а вокруг совершенно ничего не менялось. Солнце, правда, становилось всё ярче, но на него смотреть не стоило — даже на таком расстоянии его свет легко мог прожечь дыру в сетчатке. Двигатели работали всё время и поэтому невесомости не было, но сила тяжести была довольно слабой. Вайэрси, как бы между прочим, заметил, что уже после трех месяцев жизни в ней сердце Сергея не выдержит возвращения к земной гравитации. Единственным спасением от напасти была ежедневная интенсивная гимнастика. Крепкие мышцы юноши сами требовали нагрузки и он порой бесился, как мальчишка.

С Вайэрси ему никогда не бывало скучно. Тот много рассказывал как о своем народе, так и о том, что оставшиеся на "Тайат" симайа поняли в перехваченных радиопередачах Земли. Многие из них считались там секретными и с тем большим интересом Сергей слушал их. Впрочем, если бы он не поделился с симайа знанием русского языка, они вряд ли смогли бы что-то понять…

15.

Наконец, настал день, о котором Сергей мечтал ещё со времен Твердыни — Земля закрыла половину угольно-черных небес. Юноша с удивлением смотрел на неё, плавая в невесомом воздухе.

— Как красиво! — только и смог сказать он. — И там, внизу — люди, миллиарды людей, всяких — детей, моих сверстников…

— И девушек, — невинно добавил Вайэрси и Сергей смутился.

— Да, — наконец сказал он. — Ну и что?

— Наши лучше, — ответил симайа так же невинно.

Сергей опустил голову. Он знал, что это правда: никто там, внизу, не мог сравнится с Оханохэйа… в общем.

Но разве из этого правила не может быть исключений? Таких, как Светлана, например?

Сергей помотал головой. Поднявшиеся в невесомости волосы залепили глаза и он небрежно отбросил их назад.

— Там мой отец… мать… не говоря уже о друзьях, — наконец сказал он. — Хотя я и не знаю, узнают ли они меня. Но я их помню, и это, наверное, главное.

— А у меня нет родителей, — тихо ответил Вайэрси. — Их вообще не было. Над возрождением Золотого Народа трудились тысячи файа и я даже не знаю, кто внес решающий вклад, кто… кто придумал… меня. В общем, это, наверное, ничего не значит, но вспоминать об этом… тяжело.

Юношу охватило непонятное, мучительное чувство. Наверное, чтобы прогнать его, он спросил:

— Может, нам уже нечего делать в пустоте?

16.

Посадка была безостановочным, стремительным падением: корабль словно катился с горы высотой в десять тысяч миль. Сергея ощутимо прижимало к креслу, дыхание у него перехватывало от восторга. Вначале они скользили над ослепительной вязью облаков, скрывавшей смутно знакомые очертания континентов. Потом как-то сразу нырнули в темноту и Сергей вдруг понял, что вокруг плавно поднимается черный океан его земли, расшитой редкими искрами разноцветных огней. Впереди они сгущались в нечто вроде полупризрачной морской звезды — Новосибирск, его родной город. У юноши вдруг что-то стеснилось в груди. Когда-то самой его заветной мечтой было — увидеть его вот так, с ночной высоты…

Спуск был беззвучен. Корабль ощутимо вздрагивал и колебался в струях всё более плотного воздуха. Вайэрси решил посадить его по самой короткой траектории, чтобы не испугать чьих-нибудь любопытных глаз. По этой же причине ему пришлось сесть в стороне от дорог, в двадцати километрах от города, на неровной поляне, окруженной кривым мелколесьем. Когда вершины деревьев поднялись выше рубки, корабль словно налетел на резиновую подушку. Юношу мягко и сильно вдавило в кресло. Корабль задрал нос, потом опустил его и замер неподвижно, над самой землей.

Сергей уткнулся лицом в колени и сидел так примерно минуту. Ему было так хорошо, что он боялся расплакаться от радости.

17.

Справившись со своими чувствами, юноша ощутил вдруг странную пустоту: всё удивительное в его жизни закончилось. Он и Вайэрси расстанутся… может быть, навсегда. Сергей словно впервые понял это. На миг ему стало страшно, но он одолел свой страх. Оханохэйа была с ним: они не могли говорить, но, стоило ему только захотеть, он чувствовал её. Ощущение её внутренней твердости, её любви необъяснимо прибавляло и ему уверенности и сил. Поднявшись, он направился к шлюзу, но Вайэрси остановил его.

— И ты решил идти в таком виде?

Сергей недоуменно посмотрел на себя, потом усмехнулся. Голые ноги, пепельно-белая туника айа, ни документов, ни денег. Да…

Все нужные вещи они приготовили ещё на "Тайат". Сергей не мог взять с собой много, так что выбор был невелик. Он натянул поношенные джинсы, туго перетянув их плетеным кожаным ремнем. На босые ноги он надел такие же поношенные, но очень удобные и упругие кроссовки: ступать в них было мягко, как по воздуху. Летняя рубашка с короткими рукавами тоже оказалась удобной.

Когда он оделся, Вайэрси протянул ему золотой медальон на цепочке и кинжал, очень похожие на те, подаренные Элари…

— Это прощальные дары Иситталы, — тихо сказал симайа.

Юноше стоило большого труда сдержать слезы. Медальон он повесил на грудь, ножны тоже сунул под рубаху, за пояс и они устроились там на удивление уютно. Ничего больше у него не было… да и что он мог взять? Силовой пояс? Лазерный пистолет? Сергей чувствовал, что эти вещи здесь, дома, были… неуместными.

Гораздо полезнее оружия были бумаги — паспорт на имя Сергея Куницына, девятнадцати лет от роду, и другие документы — без них здесь обойтись было нельзя. Их сделали на "Тайат", пользуясь, в основном, тем, что удалось извлечь из его памяти и Сергей не знал, насколько достоверно они выглядят.

Закончив сборы, он подошел к ставшей зеркальной стене, чуть удивленно глядя на себя. Неужели в свои девятнадцать лет он и в самом деле стал бы таким высоким, стройным, сильным парнем? Он знал, что симайа пришлось воссоздавать его тело с нуля и они воспользовались своими генетическими матрицами. Лицо было его собственным, только уже взрослым, и фигура, наверное, тоже — по крайней мере, он смог бы получить такую, если бы упорно тренировался каждый день. А вот внутри… его биология осталась человеческой, но симайа выжали из неё всё, что могли и Сергей не сомневался, что без труда доживет теперь лет до ста. Он зажмурился, помотал головой и решительно направился к выходу.

Снаружи было неожиданно холодно. Темно-синее небо светилось печальными перьями серебристых облаков, на самом горизонте уходивших в мутную, коричневатую полосу. Деревья на её фоне казались совершенно черными. Вокруг, неожиданно громко, пели сверчки.

— Сейчас одиннадцатое июля, — вдруг сказал Вайэрси. — Два часа двадцать пять минут пополуночи. Что там? — он показал на восток, где свет далеких ртутных ламп делал кроны деревьев мертвенно-зелеными.

— Какой-то санаторий, — тихо ответил Сергей. — "Сибирь", кажется. Оттуда ходит автобус: уже часов в восемь я буду дома. Хотя… насчет автобуса ещё надо подумать. У меня, как назло, совсем нет денег…

— У меня тоже, — в тон ему ответил Вайэрси. — Мы знаем слишком мало, чтобы их сделать. Конечно, на "Тайат" много всякого барахла — золото, бриллианты… но куда бы ты с ними пошел? Я не хочу, чтобы тебе в первый же день перерезали горло. Кстати, такому здоровому парню, как ты, не грех и самому зарабатывать себе на хлеб. Что ты будешь делать?

Сергей пожал плечами.

— Не знаю. Но я не хочу больше жить только для себя. Я хочу сделать свой мир… лучше. Наверное, сначала я найду тех, кто думает так же, как я.

— Это опасное занятие… не только для тебя, — тихо ответил Вайэрси. — Знаешь что… — он подумал. — Я очень хочу остатся здесь, в твоем мире, хотя и знаю, что это невозможно: я не смогу… просто смотреть, а вот изменить я могу слишком много. Сейчас мы расстаемся навечно, мой друг. Бывают пути, которые проходят лишь однажды… Когда-нибудь ты состаришься… и, если твои сны — правда, мы встретимся там, где по воле Мэйат кончаются пути ваших душ. И ещё… — он вдруг сбросил форму, превратившись в светло-золотой сияющий шар. Тот разделился на две части, потом Вайэрси вновь принял прежний вид. Меньшая часть тоже обрела форму — большого пса неопределенной породы.

— Это корхх, — пояснил Ваэйрси удивленному юноше. — Он не разумен, но он будет защищать тебя — твое возвращение обошлось нам дорого и я вовсе не хочу, чтобы ты погиб быстро и глупо. Эта штука может принять любой вид или вовсе стать прозрачной, она может переносить тебя, делать различные предметы… Там есть библиотека по социоматике, кое-каким технологиям, медицинские эффекторы… в общем, ты разберешься, как её использовать. И ещё, она будет дублировать всю твою память — так что твоё сознание не погибнет, даже если ты умрешь. Каждый из нас приносит свои дары… Мой корабль доставит на "Тайат" твою память о возвращении домой и ты воссоединишься с тем, кто остался за Зеркалом Сути. Здесь же — прощай!

— Но…

— Мой друг, ты еще не знаешь клятвы нашего народа: однажды кого-нибудь полюбив, мы уже никогда его не теряем!

Вайэрси легко вспрыгнул в люк корабля, обернулся… в последний раз взмахнул рукой… Люк бесшумно закрылся. Столь же бесшумно темная громадина поплыла вверх и Сергей смотрел ей вслед, чувствуя, что тает вместе с ней в предутренней синеве…

Конец

Послесловие будущего