– Минуточку, товарищ Калнынь, председатель сейчас занят.
– Что значит занят? – нахмурился Калнынь. – Он мне сам назначил на четырнадцать ноль-ноль.
Референт безразлично пожал плечами и пояснил со значением:
– Ничего не могу сделать. Работает с народом… Не можем же мы с вами нарушать демократию. Председатель вам позвонит.
Сдавшемуся перед доводом в пользу демократии Калныню ничего не оставалось, как отправиться в обратный путь из этой приемной. Однако лицо одной женщины в очереди показалось ему знакомым. Среди измученных, добравшихся до последней инстанции просителей он увидел Марту. Калнынь не сразу поверил своим глазам – так постарела и осунулась Марта. Да он никак и не ожидал увидеть ее здесь.
– Марта, вы?
Она отчужденно отвернулась. Преодолев неловкость, он подсел к ней и, понизив голос, спросил:
– В чем дело? Опять что-нибудь с Артуром?
Не скрывая ненависти, Марта посмотрела ему прямо в лицо.
– Вы, конечно, как всегда, ни о чем не ведаете. Господи! Как я ненавижу ваше лицемерие, ваши «храмы справедливости», ваши светлые, честные демократические глаза! Слушайте, Калнынь, вы когда-нибудь смотрели на себя в зеркало? Наедине с самим с собою. Когда вокруг никого, ни ваших сподвижников, ни ваших начальников, ни ваших подчиненных, а присутствует нежеланным гостем одна только совесть?..
В приемной республиканского Комитета государственной безопасности не было ни души. Калнынь вошел сюда, как к себе домой. Дежурный почтительно вытянулся, не посмев даже напомнить об удостоверении, а Калнынь счел излишним его предъявлять.
Из-за стола навстречу ему выскочил вышколенный помощник – сразу чувствовалось, что здесь Калнынь пока еще хозяин.
– Добрый день, Андрис Эгонович. Извините, но председателя нет на месте.
– Где же он?
Референт замешкался, перелистывая пухлый блокнот.
– В общем, только для вас… Он, вероятно, ложится в больницу. Понимаете, давление, сердце.
– А Целмс? Он-то, надеюсь, в добром здравии?
– Товарищ Целмс… – чуть смешался помощник и взглянул на часы, – но ведь уже пятнадцать минут седьмого.
– Внимание, дорогие зрители и слушатели, внимание! Оч-чень опасный момент! Все может решиться в доли секунды. Полузащитник «Даугавы» рвется вперед. Он выходит один на один с вратарем. Больше перед ним никого нет. Опаснейший момент! – комментатор захлебывался чувствами.
Небольшой, но высококачественный телевизор светился на ковре хорошо затемненной гостиной. Уютно потрескивали в камине таинственно мерцающие угли. Багровые отсветы ложились на лица мужчин, расположившихся в низких, по западной моде, креслах и с трудом сложивших пополам свои советские животы.
На даче Гайдиса Брилса, красавца с большим родимым пятном на виске – Меченого, собрались лучшие люди, вся охотничья компания. Здесь были громадный Улдис Целмс, неразлучный с ним милицейский генерал, которого здесь запросто называли Гунаром, и еще два каких-то важных аппаратных деятеля.
– Посмотрите еще раз. Операторы повторяют волнующий момент. Урбла делает нечто немыслимое. В какие-то доли секунды успевает к воротам и спасает «Жальгирис» от почти неминуемого гола… Вот что называется самоотверженностью и патриотизмом! – надрывался комментатор.
Брилс первым заметил в темноте вошедшего Калныня и довольно радушно его приветствовал.
– Ого, везет же некоторым! Из отпуска – и прямо на такой матч угодить!
Звонко клацнула открытая для Калныня банка пива. Такими банками и прочими деликатесами, перепадавшими народу раз в году при раздаче праздничных заказов, здесь был щедро уставлен приличных размеров низкий столик – «спецугощение» под хороший матч. Груда пустых пивных банок уже заполнила красивую плетеную корзину.
Откуда-то незаметно появилось еще одно кресло, для Калныня. Но он не стал садиться, знаком показав Брилсу, что хочет с ним переговорить.
Компания удивленно и неодобрительно переглянулась. Футбол – святое дело, тем более что хозяин когда-то сам гонял мяч за институтскую команду. Брилс не преминул показать зубы.
– Что-то ты уж больно деловой стал, Андрис.
Но в это время на экране снова началась суета у ворот. Забыв обо всем на свете, Брилс и остальные приклеились к телевизору.
– Наш неповторимый форвард, вот он под девятым номером, – истерически захлебывался словами комментатор, – один выходит к воротам. Мощнейший удар, нет, его невозможно отразить… Го-ол! Гол! Что за удар! Какая точность! «Даугава» радует сегодня своих поклонников.
– Го-ол! – зашлась радостным воплем компания у телевизора.
А Целмс даже вскочил, в восторге хлопнув себя по здоровенным ляжкам.
Когда все снова утонули в бархатных креслах, Целмс локтем толкнул своего соседа и, с хитрецой поглядывая на Калныня, сказал:
– Надо же, какое безобразие! В твоей телевизионной конторе не иначе вредители засели. В рабочее время такой матч пускают – это ж явная диверсия! Тормозят в республике трудовой процесс.
У вальяжного чиновника из республиканского телевидения испуганно забегали глаза. Он даже не уловил юмора в тоне Целмса.
– Вот именно, Брилс, ты бы запустил туда своих орлов, пускай потрясут их уютную контору, – проговорил Калнынь, отреагировав на стрелу, которая должна была задеть и его.
Меченый захохотал, ослепив телевизионного начальника белозубым оскалом, чокнулся с ним пивной банкой и деловито поднялся.
– Слушай, что у тебя за дела с Бангой? С ума вы все посходили, наверное, – депутата за решетку упрятать! – напустился на него Калнынь, когда они с Меченым вышли в сад. – Или тебе уже закон не писан?!
– Какого еще депутата? – с ленцой в голосе переспросил Меченый, посасывая пиво.
– Что значит – какого! – возмутился Калнынь. – Которого тебе республиканская прокуратура отфутболила. Какого черта вы от него хотите? Это кристальной честности человек. И уж если таких сажать, то…
– Кристальный, говоришь? А у меня совсем другие сведения. Он, между прочим, сам на конфликт нарывался, нарушил подписку о невыезде.
– И на этом основании вы его?..
– Мы стоим на страже государственной безопасности. И если потребует долг, не будем разводить конституционные антимонии. – Меченый ослепительно улыбнулся, но теперь в его улыбке проступил вдруг зловещий оскал хищного зверя.
– Ладно, Гайдне. Я не хуже тебя знаю, как можно передергивать факты. По-моему, здесь сбилось в ком множество недоразумений. Банга, конечно, большой путаник, но человек добросовестнейший.
Меченый обиженно пожал плечами.
– Если ты так ставишь вопрос, я сам пришлю тебе дело, вот и ознакомишься. Хотя у меня работают профессионалы, а ты ведь давно уже отошел от нашей специфики. Ты весь в глобальных проблемах, а сверху не всегда все видно, – двусмысленная улыбочка тронула его красивые губы. – Пойдем-ка лучше поглядим, как наша «Даугава» задает перцу этим сонным литовцам.
– Нет уж, подожди. Ты думаешь, я буду спокойно смотреть, как твои «профессионалы» нагло прут против закона?!
– Слушай, Калнынь, какого черта ты суешься? – не на шутку обозлился Меченый. – Протри глаза – ты же в чужую игру лезешь и меня ставишь в дурацкое положение. Этим делом уже Москва занялась! Никто не виноват, что твой бывший дружок попал в мясорубку… Хотя этого я тебе не говорил. – Он круто развернулся и зашагал по дорожке к дому, предоставив Калныню на выбор – присоединиться к компании или незаметно, по-английски удалиться восвояси.
– Ах, не говорил? – крикнул ему вдогонку рассвирепевший Калнынь. – А я скажу! И эту игру поломаю, чья бы она ни была! Запомни и передай!
Меченый остановился, обернулся.
– Может, подскажешь, кому передать?
– Зря темнишь – не в преферанс пульку расписываешь! – Калнынь инстинктивно сжал тяжелые кулаки. – За работу свою перед партией отвечаешь.
– Ну зачем же так, Андрис, – надменно ухмыльнулся Меченый. – Во-первых, ты еще не вся партия, а во-вторых, нам ли с тобой бодаться?
Когда взревел мотор и белая «Волга» умчалась, увозя Калныня, Меченый пошел не к телевизору досматривать матч, а к телефону.
– Алло, Фрейманис. Кто у тебя занимается делом Банги?.. Ну и чего он там копается, как навозный жук? Чтоб через неделю все было закончено. Пусть привлекает хоть черта, хоть дьявола, трясет его как угодно!.. Кстати, жена у него есть? Значит, учти – никаких передач, писем, газет, тем более свиданий. Никакой связи с внешним миром. Ясно? И еще – дела никому в руки не давать. Даже если из ЦК будут дергать. Отказывать под любым предлогом. Под любым – понял? Я лично буду держать на контроле.
Тихонько скрипнула дубовая дверь. Брилс осторожно прикрыл трубку рукой и бросил тихо и торопливо:
– Все. Действуй!
В дверь просунулась светлая вихрастая головка.
– Деда, деда! Ур-ра!
На колени к Меченому с разбега взлетел очаровательный сорванец лет пяти.
– Деда, идем скорей! Ура, наши гол забили! – Малыш дал победную очередь из великолепного, сверкающего огнями автомата.
И вдруг Меченый преобразился, расплылся в умильной, совсем человеческой улыбке. Принялся тискать, пощипывать брыкающегося, хохочущего внука.
– Ах ты, мой футболист! Вояка мой сладкий, – грубовато нежил и ласкал он балованное дитя.
Глава 17
Понурив большую сивую голову, Марцис сидел и молчал.
Молчал и следователь, не сводивший с бригадира тяжелого взгляда.
– Это я во всем виноват, товарищ… то есть гражданин следователь, – не выдержал, начал колоться Марцис. – Меня нужно арестовывать и сажать. Бес попутал старого дурака. На виски, сигареты там всякие соблазнился…
– А валюта?
– Какая валюта? – даже не понял сразу Марцис.
– Обыкновенная, свободно конвертируемая. Или они с вами за все такой мелочевкой расплачивались?
– Так ведь мы эту рыбу все равно выбрасывали, – все еще не понимая, бубнил рыбак.
– И долго вы мне будете голову морочить своей рыбой? – взорвался невозмутимый, казалось, следователь. – Кому принадлежит японский магнитофон? За какие именно услуги был получен? Какие еще подарки от капитана иностранного судна вы получали или передавали?