– Вы не роман там пишете?
Не поднимая глаз и не прекращая строчить на листе бумаги, следователь рассеянно и совсем не по форме отозвался:
– Да-да, извините… Я сейчас, очень тороплюсь.
Немного погодя он в самом деле поставил жирную точку своей авторучкой, а чуть пониже витиевато расписался.
– Ну вот, – Брасла подвинул к Артуру исписанные листки. – Роман – не роман, а рассказик, кажется, довольно занятный получился. Прочтите.
– Что это?
– Мое заключение по вашему делу.
Непослушными руками, с трудом сдерживая предательское их подрагивание, Артур взял листки и начал читать «рассказик». Но глаза не видели слов, строчки прыгали, буквы расплывались. Следователь понял, что Артур лишь бессмысленно просматривает страницы и сосредоточиться он не в силах.
– Впрочем, ладно. В двух словах все выглядит просто. – Брасла взял у Артура плотно исписанные листы, положил их в казенный гербовый конверт и зачем-то запечатал. – Итак, во-первых, я закрываю ваше дело за отсутствием состава преступления по большей части пунктов обвинения. Корыстные мотивы, а тем более всякая шпионская галиматья полностью отметаются за недоказанностью. Кое-что для суда, конечно, остается, сами понимаете… Все эти шуры-муры со шведскими рыбаками, пускай не в свой карман, а для колхоза, вам не простят. Но, думаю, обойдется условным сроком, в крайнем случае принудработами по месту жительства. Ну а партийность, депутатство – их теперь в раздел приятных воспоминаний. Равно как и председательское кресло.
Артур слышал следователя – и не понимал. Как бывает во сне. Только в голове билась тревожная мысль: «Что еще? Что еще он задумал? На чем хочет подловить?»
Однако следователь невозмутимо продолжал:
– Во-вторых, своей властью, которая пока у меня есть, я освобождаю вас из-под стражи. Вот пропуск. А мне вы оставите подписку о невыезде, и не вздумайте ее больше нарушать. Распишитесь…
Вот уже и белый прямоугольничек пропуска в руках, и на бланке поставлена неразборчивая от волнения подпись, но Артур никак не может сбросить с себя оцепенения, все не может поверить…
– И, наконец, третье – самое главное, – следователь протянул Артуру казенный запечатанный конверт. – Это должно немедленно попасть к Калныню.
– К Калныню? – тупо переспросил Артур.
– Да, к нему, немедленно, сейчас же. Вы меня хорошо поняли? Прежде чем рвануть домой, вы отправитесь к нему и передадите лично, из рук в руки, мое заключение по вашему делу. Он в курсе. Только никаких посредников – из рук в руки!
Артур кивнул и спрятал конверт во внутренний карман пиджака.
– Это все, идите.
Артур поднялся, но все медлил, колебался.
– Наверное, я должен благодарить, – пробормотал он. – Все так неожиданно, странно…
– Да, странно, – задумчиво согласился следователь и вдруг усмехнулся. – Хотя что же здесь странного? Было время, мы стреляли друг в друга, теперь друг друга пожираем. Может, хватит?
– Что?
– Да нет, ничего… Идите. Счастливо вам!
Артур кивнул и пошел из кабинета, по привычке все еще держа руки за спиной. И вдруг у самой двери остановился, будто споткнулся на ровном месте. Обернулся к следователю и увидел:
…Туманный рассвет. Хутор. Он с разведчиками притаился за стогом сена. Парень из латышского легиона, с растрепанным дубовым венком на шее, пьяным голосом, в котором горечь и отчаяние, орет: «Лиго! Лиго!» – и идет прямо к ним в руки… А потом дикий, душераздирающий крик девчонки на сеновале: «Я-а-а-н!»
Дверь была открыта. Но Артур замер у порога, не решаясь войти в свой дом. Сердце бешено колотилось. Наконец он перешагнул порог. Знакомые вещи, родные запахи. На минуту словно опьянел от всего этого. Стал посреди холла, не зная, куда дальше. Заглянул в спальню, в кабинет – никого. Может, Марта в саду?
Вдруг на кухне что-то звякнуло, зажурчала вода. Она там! Артур бросился к кухне, притормозил – не напугать бы ее своим неожиданным появлением. Мельком глянул на себя в зеркало, потрогал небритые щеки. Видик, конечно, тот еще, но будь что будет…
Марта стояла к нему спиной, возилась у плиты. На плечи набросила любимый махровый халат. А вот тапочки на ней новые – розовые с пушистыми помпончиками…
– Марта, – тихо позвал он.
Она обернулась – перед ним стояла совершенно незнакомая ему девушка. Теперь Артур и сам не понимал, как мог не увидеть короткие черные волосы, хрупкую девичью стать.
– Боже мой, – прошептала девушка, от неожиданности выронив какую-то банку, – вы вернулись!
– А Марта? Где Марта? – почуяв что-то неладное, спросил он.
– Вы… Вы не волнуйтесь, она… Теперь все хорошо. Я вот как раз к ней, – девушка показала на туго набитую хозяйственную сумку.
– Где она? Что случилось?.. Она в больнице?
– Нет-нет! – девушка поспешно сунула ему в руки приготовленную сумку. – Теперь все будет хорошо… Идите к ней сами… Боже, как она будет счастлива!
Марта смотрела на Артура, и в глазах ее светилось счастье. Этот свет заставлял забыть, что губы ее мертвенно-бледны, что в осунувшемся, исхудавшем лице ни кровинки, что серый больничный халат висит на ней, как на вешалке… Артур видел только этот волшебный счастливый взгляд любимых глаз. Марта была так же прекрасна, как в далекую пору их юности…
Они стояли в бедном, обобранном осенью больничном саду. Редкие пожухлые листья трепетали на почти голых ветвях. Тусклое солнце лишь изредка прорывало угрюмую серую пелену, стараясь подарить земле последнее, уходящее тепло.
– Они тебя насовсем отпустили? – со страхом и надеждой спросила она. – Или…
– Я же тебе сказал, – бодро заверил он, – почти все обвинения сняты.
– Почти все?!
– Ерунда остается. Во всяком случае, до суда меня больше…
– До суда? – испуганно отшатнулась она. – Какого суда? За что тебя будут судить?
– Я думаю, это просто формальность. – Он неопределенно пожал плечами. – В общем-то ничего плохого я не сделал.
– Господи, зачем ты мне-то объясняешь?! – Марта уткнулась ему в грудь и заплакала. Беспомощно, по-детски, как плачут от большой обиды и безысходности. Он гладил ее по волосам, еще недавно ухоженным, шелковистым, а теперь потерявшим всю свою красоту, как этот больничный сад.
– Ну что ты… Что ты, – однообразно приговаривал он, думая лишь о том, как бы не расплакаться самому. Наконец сообразил – неподалеку в аллее стояла скамейка. Он обнял Марту за плечи и довел до нее.
Понемногу она успокаивалась. Достала из кармана платочек, пудреницу.
– Не смотри на меня, – попросила она, наскоро приводя себя в порядок. – Не надо пока. Ты что-то принес?
– Да-да! – спохватившись, Артур кинулся за сумкой, забытой в траве, возле увядшей клумбы. – Дома у нас какая-то девушка, очень славная… Правда, я не понял…
– Я тоже, – вздохнула Марта, расстегивая сумку. – Вкусно пахнет!.. Эдгар – такой же молчун, как ты. Мог бы нам хоть слово о ней сказать.
– Он все еще за границей?
– Да, я уже тревожусь. Две открытки – и все. Как в воду канул.
– Это же заграница, – успокоил он. – Не так все просто… Слушай, а может, мне тебя отдадут? Пойти попросить?.. Может, дома тебе лучше будет?
– Вдруг с Эдгаром что-то случилось? – Марта испуганно прижалась к его плечу. – Господи, и за что только жизнь меня хлещет и хлещет?! Я ведь так немного у нее прошу! Чтобы только вы были – ты и Эдгар. Пускай все отнимут – одних вас оставят. Даже сейчас, когда ты вот он, рядом со мной, боюсь радоваться. Не смею. А вдруг судьба снова занесла надо мною свою плеть?
Он взял ее руки – они были ледяные – в свои. Подышал на них, прижал к щекам. Она смотрела на него так пристально, будто хотела запомнить навсегда.
– Знаешь, – горячо прошептала она, – если тебя опять заберут, я одна не останусь. Пойду за тобой – в лагерь, в Сибирь…
– Как декабристка? – он вымученно улыбнулся.
– А что? Этот путь мне хорошо знаком… Не для того я тебя столько лет ждала, не для того мы друг друга всю жизнь искали, чтобы…
– Марта Екабовна! Марта Екабовна! – из боковой аллеи к ним бежала молоденькая сестра. – По всей больнице вас ищу.
В руке сестра держала что-то громко бормотавшую «Спидолу». С недоумением и страхом Марта смотрела на девушку – разучилась ожидать хорошие новости.
– Что случилось?
– Да только что по «Маяку» про вашего сына говорили, – сестра отчаянно крутила ручку настройки.
– Про Эдгара?!
– Ну да, про Эдгара Бангу. Он же у вас во Франции? Оказывается, они там какие-то пожары тушили, стихийное бедствие ликвидировали…
– Эдгар?!
– Точно, Эдгар Банга! Он на своем вертолете…
– Что с ним? – выкрикнула Марта. – Он жив?
– Да жив, жив, все хорошо! Им французское правительство благодарность выражает…
Глава 25
Марлен Викторович внимательно вслушивался в телефонный разговор посла. Уши, как всегда профессионально настороженные, в подобных случаях напрягались до боли, чтобы выудить хоть какую-нибудь информацию. Скрывая досаду, особист делал вид, будто с большим интересом просматривает иллюстрированный журнал. Ничего примечательного в разговоре пока не было.
– Ну слава богу, пошел на поправку, – посол положил трубку и повернулся к особисту. – Говорят, что через пару деньков мы сможем навестить нашего сокола.
– А когда его домой можно будет транспортировать, они не говорят? – довольно мрачно поинтересовался особист. – Я, наверное, только тогда спокойно вздохну, когда он границу пересечет.
– Хм, работенка у вас, ничего не скажешь, нервная, – откликнулся посол. Он закурил и предложил «Филип Морис» особисту. Не торопясь, подбирался к щекотливой теме. – Да-а, – протянул посол, задумчиво пыхая дымом. – Вам не кажется, что мы выглядим не лучшим образом по отношению к этому летчику?
Воцарилось тяжелое, напряженное молчание. Особист глубоко затянулся, пустил колечко и неожиданно спокойно ответил:
– Не будем спешить с выводами, поглядим.
– Да бог с вами, Марлен Викторович! Что глядеть-то? Они себя всему миру показали. Парня собираются к ордену представлять, чуть ли не Почетного Легиона! А мы… Вместо орденов, собак на него начнем вешать? Опозоримся перед Западом…