Круминьш снова торопливо вскинул двустволку, прищурил светлые беспощадные глаза.
— А-а, мазила, не дергайся!
Кто-то грубо пихнул его под руку, выбил ружье. Круминьш бросился поднять, но потный, раскрасневшийся мужик, сам похожий на кабана, грузный, злобно сопящий, наступил на ствол тяжелым охотничьим сапогом, вдавливая в грязь.
— Не трожь… Уйдет! — просипел он натужным шепотом. Вскинул свою винтовку. Жирная багровая щека расплющилась на полированном с серебряной инкрустацией прикладе. Седые космы, выбившиеся из-под вытертой джинсовой кепочки, прилипли к бугристому лбу со вздувшейся жилой.
Матерый секач выскочил прямо на них. Под его копытами подрагивала земля. Круминьш понял — вот она, смерть… Как сквозь сон донесся до него оглушительный грохот. Но разве мог он остановить эту налитую звериной яростью тушу?..
Кабан рухнул, не дотянув до охотников нескольких шагов. С тяжким вздохом повалился в траву. Целмс, это был он, торжествующе причмокнул. В глазах его горел лихорадочный охотничий азарт.
— Так-то, бледнолицый друг! Портки, надеюсь, сухие?
Круминьш промолчал. Стараясь не глядеть на Целмса, поднял из грязи свою винтовку, без колебаний вытер ствол о рукав новенькой щеголеватой куртки.
Брякая сапожищами, к ним подбежали еще двое.
— Блестящий выстрел, Улдис Донатович, — завистливо проговорил рослый красавец, похожий на стареющего киногероя. Портило его лишь буровато-сизое пятно, то ли родимое, то ли след от ожога, расплывшееся по левому виску и сползшее на щеку.
— Да уж, Улдис по добыче не промажет, — поддержал второй, тот самый генерал милиции, что получил взбучку в кабинете Калныня. Сейчас в полувоенном «хаки», перехваченном широким грубым ремнем, он выглядел гораздо моложе и крепче телом. Бронзовый загар эффектно оттенял его седину.
В этот момент казавшийся безжизненным кабан завозился и захрипел. Раненый зверь поднял здоровенную башку с загнутыми желтыми клыками и неуклюже засучил передними ногами.
Все четверо инстинктивно попятились. Генерал мгновенным движением вскинул ружье. Однако Улдису Целмсу это не понравилось. Он сдернул с головы свою кепочку и ловко напялил стрелку прямо на глаза:
— Не пойдет, Гунар! Я люблю честную игру.
Этот мужиковатый грузный латгалец в модном джинсовом костюме держался здесь полновластным хозяином. Никто не смел ему возражать. А зверь тем временем уже уперся передними ногами в землю и тяжело раскачивался, готовый вот-вот вскочить и броситься на людей. Словно прощаясь с жизнью, он издал такой рев, что у людей забегали по спинам мурашки.
Одному Целмсу, казалось, все нипочем.
— Ну, господа! Кто ощущает в себе могучий зов крови великих викингов? — Он спрашивал, ни разу не взглянув на Круминьша, самого молодого в матерой компании. И тем вернее «заводил» именно его.
«Старички» лишь посмеивались — кому в самом деле охота подставлять свою шкуру под эти клыки?
— Эх, измельчал народ! — подзуживал Целмс. — Раз уж среди моих лучших друзей нет ни одного стоящего латыша… Ни одного мужчины, действительно достойного носить штаны, тогда… — И он начал перезаряжать винтовку, всем видом показывая, что собирается добить кабана.
— Постойте! — Круминьш выхватил из ножен широкий финский нож.
— Не дури, Раймонд, я пошутил, — ленивым жестом остановил его Целмс. — Он проткнет тебя, как картошку.
Но Круминьш, уязвленный во второй раз, грубо и зло оттолкнул хозяйскую руку. Его беспощадные стеклянные глаза не видели ничего, кроме зверя. Медленно, шаг за шагом, он стал приближаться к кабану. Свирепый секач напружинился, почуяв смертельную опасность. Глухо заворчал, а может, захрюкал и вдруг отчаянным неуклюжим рывком поднялся на все четыре ноги. Одержимый ненавистью к человеку, сделал несколько неуверенных шагов навстречу. Казалось, еще секунда — и зверь кинется вперед, растерзает стоявшего перед ним Круминьша. Нож в кулаке выглядел жалкой игрушкой против желтого кабаньего клыка.
Один из наблюдавших за странной и жестокой игрой не выдержал, передернул затвор.
— Не ломай кино, — сквозь зубы процедил Целмс.
Но зверь вдруг издал протяжный вздох. В его наполненных бешенством глазах сразу что-то потухло, в горле заклокотало. В нем будто лопнула невидимая пружина, и он стал медленно оседать на землю. Круминьш подскочил к завалившемуся кабану одним прыжком и проткнул ему, уже заглянувшему в светлое осеннее небо, могучую шею. Густой звериный дух ударил в нос охотнику. Из распоротой артерии хлынула на руки горячая липкая кровь…
Весело потрескивал костерок. Два молодых расторопных егеря ловко свежевали кабанью тушу. Охотники терпеливо покуривали у огня, ожидая парную печенку, традиционное лакомство зверобоев под водку.
Скучая, Целмс нажал на клавишу валявшегося у него прямо под ногой японского магнитофона.
— Эх, Крогиса не хватает в нашей компании… — он с видимым удовольствием прислушивался к хрипловатому баритону, рассказывавшему о своей безответной любви. — Он бы сейчас парочку анекдотов стравил, изобразил кое-кого.
Меченный бурой блямбой красавец язвительно хмыкнул:
— Не знаешь, что ли, этого барина? Разве он променяет теннисный сезон в Сочах на наши мужицкие забавы?
— Однако, силен! — Милицейский генерал сунул кулаки за широкий охотничий ремень. — Вроде бы еще месяц назад в реанимации с инфарктом валялся.
— Какой, к дьяволу, инфаркт, — слегка понизил голос Меченый. — После пропесочки в Москве в чувство приходил. Заодно и бурю пережидал…
— Хитер, как лис! — вставил генерал. — А только, по-моему, он свое отыграл. Как думаешь, Улдис?
Целмс не спеша стряхнул пепел с рукава джинсовой рубахи и едва заметно кивнул в сторону Круминьша, который усердно делал вид, что старательно возится с костром. Мол, мы тут не одни, не распускай язык. Вслух же элегически прочел из Райниса:
Ряды друзей моих заметно поредели,
И что ни год — длиннее счет потерь.
То слышишь — умерли, то видишь — охладели…
Так что ж теперь?..
— А закончил чистейшей прозой: — А теперь, Раймонд, доставай-ка под печенку!
Круминьш и виду не подал, что заметил хитрый вольт Целмса, послушно вытащил из его рюкзака завернутую в белоснежную тонкую бумагу бутылку виски. Целмс мельком взглянул на нее и слегка поморщился.
— Отдай эту ерунду ребятам. Достань нашенскую, слезу божью…
Как раз в этот момент один из егерей в окровавленных по локоть руках поднес сидевшим у костра дымящуюся кабанью печень, а другой почтительно принял пожалованную бутылку.
— О-охх! — смачно принялся потирать руки генерал.
Целмс собственноручно пластанул ножом дрожащую, глянцевито-коричневую плоть и протянул отрезанный кусок Круминьшу.
— На, держи. Герою первый срез.
Меченый чуть скривил капризные губы и на длинном ноже протянул свой ломоть к огню, чтобы слепка обжарить. Целмс снисходительно усмехнулся, уже жуя свой кусок и одобрительно причмокивая.
Круминьш держал нож с нацепленной на него скользкой и нежной аж до противности, почти живой мякотью. Он никак не мог заставить себя прикоснуться к людоедскому лакомству. Но последовать примеру Меченого и получить презрительный взгляд Целмса ему тоже не хотелось. А тот, улыбаясь ему, облизал губы окровавленным языком. Запрокинул голову и хлебнул прямо из горлышка — стаканы здесь считались дурным тоном. Круминьш принял из его рук протянутую бутылку, покосился на генерала.
— Кушай — остынет! — подначил тот, показывая в широкой улыбке порозовевшие от крови зубы.
Ноздри Круминьша вздрагивали, судорожно хватая воздух, в глазах помутилось. Над кустами поплыли окровавленные улыбки…
— Слушай, герой, — глухо, словно издалека, донесся до него голос Целмса, — а что у тебя за волынка с объединением колхозов?
Дурноту как ветром сдуло. Скрывая тревогу, Круминьш лихо запрокинул бутылку и сделал хороший глоток.
— Почему волынка? — с напускным спокойствием отозвался он. — Все нормально… — Подавив отвращение, Круминьш куснул от своего истекающего кровью ломтя. — В «Звейниексе» председатель уперся рогом, — обронил как бы между прочим.
— Странная картина — курица петухом запела, — Целмс с недоуменным видом обернулся к остальным участникам пиршества. — Кого мы хозяином района ставили? Раймонда Круминьша или этого, как его…
— Бангу, — торопливо подсказал Круминьш.
— Знаю я этого орла. Путнынь с ним все носился, в депутаты проталкивал.
— Тоже был хороший фрукт этот Путнынь, — мрачно заметил Меченый.
— Был, да сплыл, — уточнил Целмс и назидательно напомнил Круминьшу: — Тоже упирался рогом, даже двумя! Энергичнее надо работать, Раймонд. Пора заявлять себя как руководителя.
От этого спокойного, даже чуть ленивого внушения потянуло нешуточной угрозой, и Круминьш начал торопливо оправдываться:
— Так ведь я только им и занимаюсь, этим Бангой! По-человечески, по-партийному с ним, Улдис Донатович, невозможно, это же — вот! — и он постучал кулаком по стволу сосны. — Пришлось подключить ребят из республиканской прокуратуры. Думали слегка, без лишней бюрократии, поприжать его. Но кто-то успел Калныню стукнуть, и он такой звон поднял!
— Калнынь… — угрюмо пробурчал Целмс, отрезая себе изрядный кусок коричневой пористой мякоти. — Рыбачок-землячок, народный заступник, все дешевой популярности ищет…
— Но Крогису фитиль хороший! — засмеялся милицейский генерал. — Пока он там, в Сочах, с ракеткой прыгает, в его конторе под него кто-то копает. Это же точный расчет — звонок Калныню!
— Допрыгается, — пожал плечами Целмс и спросил Круминьша. — А на кой черт прокуратура? Пусть Валдис со своими хлопцами крутанет этого Бангу. Там же вроде какие-то дела с иностранцами?
— Ну, нет, — твердо заявил Меченый. — Ты на меня это дело не вешай. С чем я у них его возьму? С двумя паршивыми анонимками? Жидковато для депутата. Калнынь опять же…
— Да что вы все заладили — Калнынь, Калнынь! — заорал вдруг, потеряв разом сановную вальяжность, Целмс. — Дутая фигура! Забыли, как его срезали на конференции? Сунулся со своими откровениями! Да и ты, Гунар, хорош! — ощерился он на генерала. — Решил, понимаешь, подыграть ему, состряпал докладец с душком. Получил по носу? Ничего, тебе на пользу пойдет. Запомнишь, каково между двумя кобелями вертеться.